Творцы миров
Шрифт:
— Барышева, ты по ночам ужастики смотришь?
— А что?
— Идеи у тебя какие-то паранормальные.
— Сам ты, Серега, паранормальный. Петька тоже видел, как корни мозги высасывают. У меня даже целая теория на этот счет возникла. Сначада представьте – лежат под землей десятки, нет — сотни трупов… Представили? Кости, покрытые ошметками почерневшей кожи, черви, ползающие в провалах глазниц, истлевшая одежда…
— Тьфу! Я же ем! — Ивойлов передал кулечек Толкачеву.
— Не перебивай ее. Это вместо вечернего киносеанса – лицам
Барышева с воодушевлением продолжала:
— Они разлагаются, гниют, а сверху к ним медленно-медленно спускаются корни деревьев. Прорастают сквозь глазницы и ребра, насыщаются плотью непрощенных грешников, души которых горят в адском пламени… Короче, корни уходят прямо туда, впитывают соки преисподней. Потому так зелены деревья, так много у них сил. Но это полбеды. Хуже, что злобных мертвецов, превратившихся в деревья, можно разбудить. С незапамятных времен стоят посреди могил качели-виселица, поджидая невольных своих сообщников. Ждут, когда усядутся на них невинные дурочки и начнут раскачиваться, раскачиваться, раскачиваться… Помните, когда мы играли в «погоню» и Сережка догнал Петю,
все ощутили внезапный страх, смешанный с тоской и каждого коснулось дыхание разрытой могилы. Помните?
Мальчишки молча кивнули. От рассказа Барышевой по телу ползали мурашки, а перед глазами невольно возникала опутанная живыми корнями оскалившаяся в страшной гримасе голова.
— Совпадение амплитуд обоих качелей и есть ключ, отворяющий врата ада. Мертвецы пробудились и, пожелав свежей плоти, той же ночью разорвали несчастного бродягу.
Барышева умолкла. Желая рассеять гнетущую атмосферу, Ивойлов возразил рассказчице:
— Виктория, концы не сходятся. После убийства мы еще пару раз в «погоню» играли – где же жертвы? Либо дверь отворяется только раз, либо непосредственно после каждого совпадения амплитуд – в любом случае жертв должно было быть больше.
— Я сама над этим размышляла. И уверена – объяснение есть, только вот пока не знаю какое.
— Ребята, а мне идея с «биоценозом» как-то сразу разонравилась. Едва представлю, что надо ползать по этой проклятой земле, так тошно становится.
— Петька прав. Втравила ты нас в историю, Барышева. Кости, черепа, биоценоз кладбища… Вот тебе и черепа, хорошего в них мало, — Ивойлов замолчал, стряхнул с колен шелуху и вдруг засмеялся. — Дураки мы! Натуральные лапти
колхозные! Сколько времени впустую просадили, каждую травинку под лупой рассматривали. Нет, чтобы содрать из учебника сведенья о растеньях средней полосы, и дело с концом! Будто не известно, что Наталья Александровна заданий не проверяет – ей главное рамочка на каждой страничке и испуг в глазах. Она с нами обходится, как удав с кроликами.
— Точно — гипноз. И зря мы с Панкраторвой связались – отличница есть отличница. Ей главное – по правилам поступать. Дадут домашнее задание стену головой прошибить, она пробьет, да еще других заставит. Клинический случай.
—
Ивойлов театрально всплеснул руками:
— Опять ты, Барышева, за старое! Мало тебе «тройки» в четверти, хочешь, чтоб из школы исключили?!
— Серега, она меня достала.
— Вот и разбирайся с ней сама, а других не впутывай!
Косые лучи солнца отражались в окнах домов, создавая иллюзию пожара. Ивойлов посмотрел на часы:
— Нам пора.
Недовольная Вика сухо попрощалась с приятелями и скрылась в темной пещере подъезда. За ужином она была молчалива, рассеяно ковыряла вилкой успевшую остыть вермишель и думала о чем-то своем. Экран небольшого, установленного на кухне телевизора засиял всполохами холодного голубого света – начиналась очередная версия «Франкенштейна». Отодвинув тарелку, Барышева с неожиданным интересом начала следить за судьбой монстра и его создателя.
— Вика, пора спать, — голос матери вытянул ее из омута зыбких загадок и внезапных озарений.
Спорить было бессмысленно. Бросив долгий взгляд на экран, девочка ушла к себе в комнату и начала собираться ко сну. Уже лежа в постели, она набрала знакомый телефонный номер.
— Толкачев, ты не спишь? — шепотом поинтересовалась она.
— Не совсем… — ответил сонный голос.
— Петя, я поняла, в чем дело! Молния, электричество дает жизнь.
— Ты о чем?
— В ту ночь была гроза, она и завершила начатый нами процесс оживления мертвецов.
— Спокойной ночи, Барышева. Спи спокойно.
— Эх, Петька… Знаешь, Толкачев, у тебя еще появится возможность оценить мое открытие.
Пунктир коротких гудков напоминал смех – на другом конце линии оборвали разговор. Барышева плотно приложила трубку к рычагу, отодвинула сползший на край тумбочки телефон. Чувствовалось, она что-то задумала. Несколько раз обежав комнату, взгляд девочки задержался на изящном керамическом кашпо со свисавшими плетями дикого винограда. Барышева удовлетворенно хмыкнула и погасила свет.
Все лето погода преподносила сюрпризы. Неожиданные похолодания, пара ураганов, переломавших множество деревьев, сорокоградусная жара – казалось, удивлять было уже нечем. Но последняя декада августа стала весьма эффектной концовкой сумасшедшего лета. Жара, царившая первую половину дня, с завидным упорством оборачивалась вечерним звонким ливнем, превращавшим улицы в озера и запруды, а горячий воздух испарений навевал фантазии о сезоне тропических дождей. Но строгие рамки календаря отвергали причудливую непоследовательность погодных явлений, и грядущее событие неумолимо приближалось. Разъехавшиеся по деревням и домам отдыха школьники потихоньку подтягивались к дому.