Творцы миров
Шрифт:
Лунные ночи
Они любят разговаривать тихими лунными ночами. Один из них стар, сер и неподвижен, другой – бодр, энергичен. У одного нет имени и отбит нос, другого зовут Полкан, и у него нет хвоста. Они – друзья и, хотя непохожи, очень нужны друг другу. Безносый донельзя скептичен и ничему не удивляется. Полкан, порой, слишком восторжен и, как кажется Безносому, легкомыслен, особенно, когда влюблен в единственную в здешней округ даму – миниатюрную рыженькую кокетку Белку. Что такое любовь Безносый не знает, вернее, не хочет знать.
По профессии Полкан сторож, хотя это не его
густыми, чуть волнистыми волосами. У Полкана коротко обрезан хвост, торчащий во все стороны смешной пушистой кисточкой. Почему это произошло, никто не знает, кроме самого Полкана. А тот, если ему напомнить про хвост, становится неожиданно молчаливым и суровым. Вспоминать о потере Полкану неприятно.
К своим коллегам он равнодушен, кроме красотки Белки. Ни с кем не грызется, ни с кем не дружит. Хозяев уважает, но без подобострастия. Полкан независим. Единственным его другом на протяжении всей жизни был Безносый.
Безносый тих и ненавязчив. Его можно не заметить, можно забыть о нем. Ни с кем, кроме Полкана он не разговаривает. За свое долгое существование он многое изведал и проникся к людям глубоким презрением. Безносый люби тишину и одиночество. В давние времена тело Безносого было снежно-белым. К нему проходили, лили слезы, приносили цветы. А он стоял, сложив руки, кротко опустив глаза. Гордость переполняла его. Тайно от всех, даже от самого себя, Безносый любил внимание и славу. В те далекие времена нос у него еще был цел.
Мелькали годы. Все реже приходили те, с цветами. Все больше появлялось новых соседей, но он не хотел замечать их. Безносый был горд – он охранял покой отпрыска древнего рода, безвременно покинувшего подлунный мир. Он гордился своим происхождением, благородным мрамором тела.
Увы, время неумолимо. Все больше появлялось трещин, какие-то изверги отбили нос. Пришлось затаиться, скрыть свою гордость, пришлось стать еще более замкнутым и неразговорчивым. Со временем он привык и стал даже откликаться на довольно презрительную кличку «Безносый», которой наградил его неуч Полкан. Жизнь диктовала свои законы, и им приходилось подчиняться.
Полкан казался Безносому слишком неотесанным и шумным, а Полкана раздражало высокомерие Безносого. Но это не мешало их дружбе.
Промелькнул день, полный обычных забот. Разбежались по домам толпы посетителей, до темноты бродивших по аллеям старого кладбища. Уже давно заперли ворота и зажгли фонари, и даже самые дотошные экскурсанты оставили покойников в покое. И уже мелькала среди надгробий легкая тень Цезаря сильного доброго дога, главного из коллег Полкана. Сам же Полкан ленивой рысцой трусил по узенькой тропинке, намереваясь поделится с Безносым дневными впечатлениями. Весь день он был голоден и потому особенно склонен к рассуждениям.
Луна ярким, почти дневным светом заливала Безносого. Исчезли трещины, темной паутиной покрывавшие
блаженствовал. Восторженное оцепенение нарушил Полкан. И трудно поверить: среди этого безмолвного великолепия он равнодушно чесал за ухом задней лапой! Безносого передернуло.
— Полкан, вам не кажется, что ваше занятие несколько неуместно в подобной обстановке?
— А чем обстановка так уж замечательна, что мне нельзя даже почесать ухо?
Если бы Безносый мог, он весь бы покраснел от досады. Но он только пробурчал:
— Если очевидное не понимают с самого начала, то какие-либо объяснения вряд ли помогут…
Полкан не хотел ссориться и перевел разговор на другое:
— Знаешь, Безносый, сегодня какой-то удивительный день, не пойму даже от чего. Я проснулся утром – было так хорошо, спокойно и празднично. Солнце, трава, деревья – все какое-то необыкновенное. Цветы прямо огнем горят и на них капли воды маленькими солнышками. Ну так хорошо, так хорошо… Жаль, ты этого видеть не можешь. Все в тени да в глуши. Эх, кабы ты мог сходить туда… В общем, редкостное сегодня было утро. А тут еще из церкви жареной картошкой запахло. Запах… Да ты, бедняга, не знаешь, что такое жареная картошка, — от умиления Полкан закатил глаза.
Безносый невозмутимо молчал.
— Пока я так наслаждался, откуда ни возьмись, люди со своими мертвецами появились. И все такие несчастные, просто жуть. А солнышко почему-то также светит, и цветы горят, и все, как было. Тут экскурсия подкатила, тоже веселые. Я думал, как увидят они тех, с покойниками, угомонятся немного, им посочувствуют. А они хоть бы хны. Вот такое дикое утро получилось. Свети солнце, одни плачут, другие смеются и картошкой жареной пахнет. Теперь вот выть хочется…
Полкан тоскливо покосился на луну. Безносый молчал минут пять. То ли размышлял о рассказе Полкана, толи бездумно млел в лунных лучах.
— Все, все проходит. Те, что смеются, будут плакать, что плачут – смеяться. Суть не в этом. Суть: всех их примет земля. Я много видел и знаю, не стоит думать о жизни. Это легкомысленно. Смерть – единственное незыблемое и стабильное на Земле. Любое здравомыслящее существо должно думать только о ней. Когда, вы, Полкан, вздумали чесать здесь за ухом, я как раз размышлял о ней. Не размышлял даже, ее рассудком не охватишь, а ощущал и испытывал истинное блаженство.
— Как, Безносый, ты все время думаешь о ней?!
— Стараюсь по мере сил. Иногда бывает трудно. Отвлекают эти ротозеи. Ходят повсюду и проявляют чрезмерное любопытство. Пора бы понять: здесь не место для
прогулок. Своими голосами они нарушают Великое Молчание Смерти. И сами этого не понимают. Очень, очень неприятно.
— Ты говоришь непонятно. Наверное, потому что стоишь на одном месте и ничего не видишь. Тебе просто не о чем думать.
— Простите за грубость, но я считал вас умнее, Полкан. Вы слишком легкомысленны.
— Безносый, Безносый, ты просто никогда не спал на мягкой сухой земле, когда одному боку тепло от нее, а другой припекает солнышко.