Творения и Гимны
Шрифт:
57. Не сделавшийся безстрастным не знает даже, что есть безстрастие, и не верит, чтоб был кто либо такой на земле. Ибо тому, кто сам не отвергся прежде себя и крови своей усердно не истощил за эту, воистину блаженную, жизнь, — как подумать, что другой кто сделал это, чтоб стяжать безстрастие? Таким же образом и тот, кто мнится имети Духа Святаго, ничего не имея, когда слышит, что действия Духа Святаго явно познаваемы бывают в тех, кои имеют Его, никак тому не верит, равно как и тому, что есть кто либо и в настоящем роде равный Апостолам Христовым и всем от века святым, подобно им движимый и воздействуемый Божественным Духом, или в видении Его бывающий, с сознанием того и чувством. Ибо всякий по собственному своему состоянию судит и о том, что касается
58. Иное есть безстрастие души и иное безстрастие тела. То (душевное) и тело освящает своим собственным сиянием и светоизлиянием Духа; а это одно само по себе ни на что не полезно для того, кто стяжал его.
59. Как тот, кто из последней бедности обогащен царем и возведен в светлый сан, облечен им в блестящее одеяние, и определен стоять пред лицем его, — и самого царя с вожделением видит и как благодетеля чрезмерно любит, и на одеяние, в кое облечен, весело смотрит, и сан свой сознает, и данное ему богатство знает: так и монах, который, истинно, оставив мир и все мирское, приступил ко Христу, и влеком будучи добрыми чувствами, восшел на высоту духовнаго созерцания чрез исполнение заповедей, — и самаго Бога непрелестно созерцает, и совершившееся нем изменение ясно видит. Ибо всегда видит осиявающую его благодать Св. Духа, именуемую и одеянием, и царскою багряницею, — чем наипаче для верующих есть сам Христос Господь, так как верующие в Него, облекаются в Него.
60. Многие сами читают Божественныя Писания, другие слушают читающих оныя; но немногие бывают в силах правильно уразуметь значение и смысл читаемого. Иные полагают, что читаемое в Писаниях Божественных — невозможно; иные, почитая прямой смысл пишемаго неудобоприемлемым, берутся истолковывать то по своему, и истолковывают зле. Что сказано о настоящем времени, о том судят, что оно будет иметь место в будущем; а что сказано о будущем, то понимают, как сбывшееся уже, или сбывающееся каждый день. Таким образом, у них нет правильнаго суждения и истиннаго распознания отличий в вещах божеских и человеческих.
61. На всех верных должны мы смотреть, как на одного, и думать, что в каждом из них пребывает Христос, и такое любовное иметь к нему расположение, чтоб быть готовыми положить за него души свои. Отнюдь не должно нам говорить или думать, что кто–либо зол, но всех видеть добрыми, как сказано. Хотя увидишь кого боримым страстьми, не брата, а страсти ненавидь, борющия его. А когда увидишь такого, над которым тиранствуют похоти и недобрыя привычки, имей к нему еще большее сострадание, чтоб иначе и самому не быть искушену подобно ему, — как изменчивому и состоящему под влиянием изменчиваго вещества.
62. Если кто фальшив от лицемерия, или по делам виновен, или немного уязвлен какою либо страстию, или несколько неисправен в каком либо отношении по нерадению: то такой не приемлется в число исправных во всем, но как непотребный и неискусстный на доброе, отметается, чтобы он не произвел разрыва в союзе, которому должно пребывать неразрывным, и разделения между теми, которые должны пребывать нераздельными, тех и других ввергнув в печаль, — так как те, кои впереди (преуспевают), станут болезненно печалиться о тех, кои позади их, а сии — о разлучении с теми, кои упредили их.
Примечание. Перевод делается по тексту греческаго Добротолюбия. Место темно. Новогреческий перевод делает ему такой перифраз, со — чтобы: «чтоб не сделал он того, что связь цепи расторгнется, когда ее натянут, т. е., чтоб не причинил он расторжения единения братий в то время, когда они вдадутся в большие подвиги добродетелей, не произвел разделения между братиями, которые должны пребывать нераздельными, и не стал причиною печали для обеих частей, так как те, которые идут впереди, т. е., преуспевают в добродетели, станут печалиться о тех, кои оказались позади, а оставшиеся назади станут печалиться о разлучении с первыми».
63. Как тот, кто на пламень разженной печи
64. Кто с радостию и с совершенным чувством отрекся от всего внешняго, от вещей, разумею и людей, и забыл все сие, преходя, как стену, всякое пристрастие к тому (оставляя позади себя): тот чужд мира и всего, что в мире, и, в собранности держа ум свой, в одном поучается всегда — в памяти и помышлении о смерти. Почему и печется всегда о том, что касается суда и воздаяния, весь пленен бывает сим и, как узами, окован, внедряя неизреченный страх в сердце свое такими помыслами и углублением в них.
65. Кто вселит во глубине сердца своего страх суда, тот является на зрелище мира, как некий осужденник, закованный в цепи. Почему пребывает объят страхом, как бы был схвачен палачом немилостивым и влеком на место казни, не думая ни о чем другом, кроме страданий и терзаний, какия имеет претерпеть от мук в вечном огне. Это чувство мук хранится неизгладимо в сердце его страхом, породившим его, и (вместе с ним) не дает ему заботиться о чем либо человеческом; так как он всегда находится в таком состоянии, как бы был повешен на крест и чувствовал во всей силе болезни и страдания крестной смерти, — что и не попускает ему ни внимать лицу чьему либо, ни думать о чести, или безчестии человеческих. От всей души почитая себя достойным всякаго презрения и безчестия, и внимания не обращает он на поношения и унижения, какия ему делают.
66. Всяким яством и питием и украшением гнушается чреватый страхом смерти; и в удовольствие ни хлеба не ест, ни воды не пьет, доставляя телу только потребное, сколько нужно для поддержания жизни; всякой воли своей отвергается и бывает разсудительным рабом, исполняя все, что ни приказывают ему.
67. Предавший себя в рабы своим по Богу отцам не станет, ради страха мук, избирать из повелеваемаго то, что облегчало бы болезнь сердца его и разрешало узы страха, и тех не послушает, которые дружески, или льстительно, или повелительно поощряли бы его к тому. Но паче предпочтет то, что взращало бы сию болезнь, возжелает того, что крепче стягивало бы сии узы, и возлюбит то, что делало бы более сальным палача. В таких расположениях пребудет он навсегда, не питая надежды когда либо совсем освободиться от заслуженных крайностей; ибо надежда избавления делает болезнь сердца легчайшею, что не полезно теперь кающемуся.
68. Всякому, начавшему жить по Богу, полезен страх мук и поражаемая им болезнь сердца. Кто же без такого болезнования и без таких уз страха думает положить начало (доброй жизни), тот не на песке только полагает основание своих деяний, но мечтает построить дом на воздухе без основания, что конечно невозможно. Между тем болезнование то скоро пораждает всякую радость, узы сии разрывают узы всех грехов и страстей, и палач сей не смерти, а вечной жизни бывает виновником.
69. Кто не станет уклоняться и бегать сердечнаго болезнования, пораждаемаго страхом вечнаго мучения, но будет последовать ему произволением сердца (следовать с ним по доброму пути, или последовать решениями произволения с сочувствием сердца тому, что внушает оно со страхом) и по мере успеха все более и более стягивать себя узами его, — тот поспешнее будет шествовать. Оно представит его и пред лице Царя царствующих. И когда сие будет, тогда, — лишь только воззрит он, еще не так ясно, на славу Его, тотчас разрешатся узы его, страх–палач далеко отбежит от него и сердечное болезнование его преложится в радость, которая сделается в нем живым ключем или бьющим источником, источающим всегда чувственно реки слез, а духовно — тишину, кротость и неизреченное услаждение, но при этом — и мужество с готовностию свободно и невозбранно тещи ко всякому исполнению заповедей Божиих, что для новоначальных еще невозможно, а свойственно восшедшему к средине преуспеяния; для тех же, кои подходят к совершенству, источник сей бывает светом при внезапном изменении и преложении сердца.