Творения и Гимны
Шрифт:
И слово мое — не к мирянам, которые живут в мире и имеют жен, — ибо Апостол явно говорит: неоженивыйся печется о Господних, како угодити Господеви, а оженивыйся печется о мирских, како угодити жене (и миру) (1 Кор. 7:32, 33), но к тем, которые удалились из мира и от мирских дел самоохотно, и вступив на поприще покаяния, подвизаются в монашеском житии, т. е. к новоначальным монахам и к пребывающим долгое уже время в монашестве, которые думают, что Господу работают и надеются оправдаться делами своими. Ибо некоторые из них не внимают свету Божественных Писаний, но всегда ходя вне онаго и находясь во тьме своих лукавых помышлений, не знают, что есть многое и великое различие между теми, кои каются, и теми, кои подвизаются в добродетели, и теми, кои работают Господу. Те, которые каются в злых делах своих, ищут получить прощение в грехах своих, каковы — мытарь, блудница, Ап. Петр, который, от страха трижды отрекшись Христа, потом горько плакал, и другой кто–либо, как блудный сын, зле иждивший отцовское наследие с блудницами и мытарями. Такие и подобные им не называются работающими Господу; но они, быв врагами Богу, виновными пред Ним, только еще примиряются теперь с Ним, посредством покаяния и исповеди. Опять те, которые упражняются в делании добродетелей, всеусердно подвизаются в том чтоб, после покаяния, победить страсти, — т. е., показав с великим тщанием и ревностию покаяние в прежних своих грехах, подвизаются еще стяжать утверждение в себе добродетелей вместо страстей, какия имели прежде. Тот, кто кается, тому свойственны следующия делания: он сокрушается, плачет, постится, лишает себя сна, спит на голой земле, охотно всем служит и переносит всякия неприятности и скорби, помышляя всегда о грехах своих, — и как почитает себя достойным великаго наказания, без смущения претерпевает все, случающееся с ним, чтоб получить прощение грехов таким терпением своим.
2. Тот опять, который подвизается не о том (только еще), чтобы получить прощение грехов своих, но уже о том, чтоб победить страсти, также делает все сказанное и гораздо еще большее того, и с радостию приемлет всякую находящую скорбь, и если не приходит ничто скорбное, сам себя оскорбляет, но при этом еще
В житейских делах не всегда бывает так, чтобы кто не собирает, а сидит бездейственно, уже и расточал; но в делах духовных всегда так бывает. Ибо Писание Божественное того, кто не делает добра, почитает грешником и объявляет, что он осужден будет, когда говорит: ведущему добро творити и ее творящему, грех ему есть, и опять: проклят человек, творяй дело Божие с небрежением, — чего одного достаточно к тому, чтобы подвергнуть осуждению меня, нерадиваго и лениваго. Если же тот, кто заповеди Господни творит с небрежением, проклят есть, не тем ли паче тот, кто совсем никакой не творит, или из тех, какия может творить, творит только некоторыя? Стань разсматривать сие и найдешь, что то же самое бывает и в мирских делах и по гражданским законам. Ибо раб, который видя, как воры пролезли в дом господина его и окрадывают его, не препятствовал им и не кричал, а допустил им забрать все и убежать, осуждается господином своим, как наветник и вор, наравне с теми, покравшими его добро, хотя он и не содействовал им. Да и вы сами не осудите ли такого лукаваго раба? То же самое всеконечно будет и со мною, — удерживаюсь сказать: и со всеми вами, — если мы удерживаемся только от худых дел, а не подвизаемся всеусильно стяжать и добродетели вместо худых навыков, и стяжать в такой полноте, чтобы явиться мужами совершенными достигшими в меру возраста исполнения Христова, как заповедует нам св. Павел. И совершенно справедливо. Ибо если мы не сделаемся такими, то как можем именоваться и быть рабами Господа, воинами Христовыми? Как можем стать облеченными во всеоружие духовное, достойными зачисления в воинство Бога живаго и способными явиться страшными врагам? Нет, нет; не можем мы сподобиться этого.
3. Почему, когда кто постится, или бдение совершает, или томит себя алчбою и жаждою, или спит на голой земле, или слезы проливает, или переносит поношение и другия искушения находящия, пусть не думает, что он (потому самому) уже служит Богу, или пользует такими подвигами другаго кого, но только себя самого, если терпеливо проходит их и особенно, если при том блюдет смирение и действует с духовным разумом; ибо если не таким образом он проходит их, то и себе самому не приобретет чрез то никакой пользы. То дело, которое делается не со смиренномудрием и духовным разумом, каково бы оно ни было, никакой не приносит пользы тому, кто его делает. — Как же это так, — спросит кто? — Кому угодно, тот может найти объяснение сему в Божественных Писаниях. Я же имею в намерении показать только то, что ни те, которые проходят еще покаяние, ни те, которые долгое уже время подвизались в добродетелях, не Господу еще служат, а только самих себя пользуют. И, если находите то благословным, подтвердим слово наше примерами. Кто настоящие слуги царя земнаго? Те ли, которые сидят в домах своих, или те, которые всюду следуют за царем? Те ли, которые занимаются своими делами, или те, которые составляют его воинство? Те ли, которые покойно в свое удовольствие проводят время в домах своих, или те, которые геройствуют на войне, и то наносят раны, то сами получают их, убивают многих из врагов, освобождают из плена братий своих и посрамляют врагов? Золотари ли, медники и каменщики, каждодневно трудящиеся и с трудом добывающие потребное для себя и товарищей своих, — или военачальники, и тысяченачальники с прочими чинами и с многочисленным воинством, состоящим у них под командою? Явно, что последние служат царю, а не первые. Золотарь, медник и каменщик, что бы ни сработали для царя, берут за то у царских приставников условленную плату и, как чужие и незнакомые там, опять возвращаются в дома свои, даже не видавши царя, а не только не спознавшись и не подружившись с ним. Но военачальники и прочие чины суть слуги царя знаемые, а некоторые даже и друзья ему, чрез которых делается знаемым и любимым царю и все множество воинов, состоящих под ними. Подобное бывает и между Царем небесным и теми, которые служат Ему. Все люди, — верные, и неверные, рабы и свободные, богатые и бедные, иереи и архиереи, цари и начальники, — все мы рабы Богу, как творение Его. Но из всех нас те, которые соблюдают заповеди Его с доброю целию и всеусильно, и при соблюдении заповедей Его веру к Нему являют твердую, суть благие и верные рабы Его: те же, которые не отказываются служить Ему и исполнять заповеди Его, но делают это с нерадением и леностию, называются рабами лукавыми и ленивыми; а те, которые делают или говорят противное повелениям Божиим, суть враги Его, хотя ничтожны суть и никакой не имеют пред Богом силы.
Итак, мы, которые, послушав Господа, рекшаго: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и по Мне грядет (Мр. 8:34), — и Апостола, сказавшего: не любите мира ни яже в мире (1 Ин. 2:15); ибо любы мира сего вражда Богу есть; и: иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак. 4:4), — оставили, повидимому, все и последовали за Спасителем нашим Богом, или прямее сказать, оставили мир, так как он препятствует добродетели, и вступили в монашество, — оставили некоторым образом место врагов Божиих, в коем, проживали доселе и рабствовали им добровольно, — и перешли в область Господа нашего и Царя Христа. Но да ведаем, что мы только надели одежду воинов Христовых, воинствующих под Ним, а еще не сделались настоящими воинами; мы слуги Его еще только по одежде, а не настоящие. Как надевающие одежду воинов не делаются чрез то воинами царя; так и мы, говоря теперь, что сделались подданными царства Христова, потому что облеклись в монашеское одеяние, не говорим однакож, что чрез то мы сделались уже и настоящими воинами Его. Ибо оружия воинства нашего не плотская (2 Кор. 10:4), но духовныя, яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12). Итак, когда облечемся во оружия света, в броню, говорю, в шлем, и в прочее, о чем говорит св. Павел, и возьмем в руки свои изощренный меч Духа, тогда можем говорить, что сделались настоящими воинами, добре снарядившимися к брани.
Но разсудим, что делаем мы, облекшиеся уже в монашеское одеяние и вступившие в поприще покаяния и подвижничества, — Плачем? но для чего? Для того, чтобы получить отпущение грехов наших и очиститься от скверн, причиненных нам грехами. Постимся? — для того, чтобы укротить буйство и стремление плоти нашей и сердце свое сделать более мягким и удобосокрушительным. Совершаем бдение и поем псалмы? — для того, чтоб не распложались злые помыслы, и ум наш не блуждал туда и сюда. Молимся? — для того, чтоб не уводил нас враг в мысленный плен, и мы могли со временем помышлять об одном добром и полезном и молиться всегда и непрерывно в сердце своем. В сердце сокрушаемся? — для того, чтоб приять радость и утешение, которыя пораждает сей плач сердечный. Одеваемся в смиренныя, власяныя одежды? Спим на голой земле, и большая часть из нас носит вериги? Для чего? Для того конечно, чтоб обуздать и укротить это тело буйное, чтоб оно, не быв удерживаемо уздою, не бросилось подобно необузданному мулу в стремнины, и не низвергло и себя и седока своего, ум, в ров пагубы и огня вечнаго. Делая же все сказанное, какое благо доставляем мы тем, которые нас видят? Конечно никакого. Но если мы никакого не делаем блага для тех, кои нас видят, то тем паче ничего не делаем мы для Бога, давшаго нам и мудрость, и силу к самосохранению. Но, скажешь, мы с благодарностию переносим поношение, осуждение, скорби находящия, не позволяя оставаться в сердце и следу страсти, тем возбуждаемой? — Но и этим опять мы себе самим делаем добро, а не другому кому. Слушай, что говорит Господь: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф. 6:15). Удостоверься же, что если, когда нас поносят и насмехаются над нами, или когда бьют по ланитам и оплевывают, или другое что оскорбительное причиняют нам, мы переносим то с благодарностию, от всей души сожалея о тех, которые подвергают нас таким искушениям; то мы чрез то самим только себе благодетельствуем, удостоиваясь за то получить отпущение наших пред Богом согрешений. Если же удержим при сем в сердце страсть неприязни к ним и будем разные употреблять способы к отмщению им, то и самим себе не стяжем добра, а напротив повредим, став сами для себя причиной того, что грехи наши останутся непрощенными нам. — Безмолвствуем в келлии? Убегаем в горы? Поселяемся в пещерах? Восходим на столпы? — Для чего все это? конечно для того, чтобы удобнее убегать от того, кто как лев ходит, страшно рыкая против нас и ища кого поглотити. Но если Бог поможет (ибо куда бы мы ни убегали,
Находясь убо в таком бедном состоянии, можем ли мы дерзнуть когда либо сказать, что сколько нибудь работаем Тому, Кто нас так милует, так к нам благоутробствует, так врачует души наши, так научает нас спасению и подает исцеление ран наших и уврачевание болезней наших? Нет, — конечно не можем мы так сказать. Как о том, кто, израненный по всему телу разбойниками, лежал при пути полумертвым, не говорится, что он послужил тому, кто поднял его на свой скот, привез в странноприимницу и ходил за ним, возливая елей на раны его, но паче говорится, что ему оказана милость, что он вылечен тем благодетелем и приведен в прежнее здравое состояние, так и мы, параличные, прокаженные, ранами покрытые и притом нерадящие о том, что пригодно к уврачеванию нашему, и не подвизающиеся нисколько исполнять то, о чем я сказал, — как мы такие — можем дерзнуть сказать, или хоть подумать, что работаем Господу? Нет, не работаем мы Господу, но (если возчувствуем: в какую глубину зол ниспали) просим, как я сказал, и молимся, да уврачует нас Врач душ и телес от всех немощей наших. Потом, когда получим уврачевание и сбросим с себя мало–по–малу всякую немощь, как какую либо ветхую одежду, изодранную и испачканную, и облечемся в здравие, как в некое царское одеяние, светлое по всему телу, от головы до ног; тогда и мы, если послужим другим и поврачуем их, возлагая елей на раны их и другия употребляя врачевства и пластыри, — тогда, говорю, и мы можем быть причисляемы к тем, кои работают Господу рекшему: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40). Если же не будем мы прежде уврачеваны, но, будучи еще немощны и страстны, покусимся врачевать других немощных, то Господь скажет нам: врачу, исцелися сам (Лк. 4:23).
А ты, слыша слова мои, что здравие душевное есть царское некое одеяние светлое, смотри не истолкуй криво сего речения по непониманию дела, и не подумай, будто я говорю о здравии телесном. Нет, не о телесном говорю здравии, а об ином некоем, безтелесном, духовном, божественном, которое обыкновенно не врачебными травами доставляется и не собственными нашими трудами достигается, чтоб кто не вздумал хвастаться им. Как подбирающий и прикрепляющий мертвыя кости к костям и сустав к суставу (костями и суставами я называю добрыя дела и добродетели) не делает никакой пользы, если не сможет облечь их мясом (мускулами) и нервами; но если и это сделает, если свяжет суставы жилами и мертвыя те кости покроет мясом и кожею и из всего сделает целое тело, то и при сем опять всуе он трудится, без всякой пользы, если тело это останется без души, которая оживляла бы его и двигала; так это же самое представляй себе бывающим и с душею, которая была умерщвлена грехами. Пусть в ней все уже члены возставлены, т. е. имеются все добродетельныя деяния, как–то: пост, бдение, долулегание, нестяжательность, непощадение тела и подобное, — которыя набираются, как мертвыя кости, последуя одно за другим, подлаживаются между собою и связуясь составляют некоторым образом цельное тело души. Но что пользы от них, если это тело души лежит бездушно и бездыханно, по той причине, что еще не вселился в нее Дух Святый? Ибо только когда Он войдет и вселится в нас, — сочетавает и связует нервами духовной силы добродетельныя деяния, которыя сами по себе остаются мертвыми, отделенными одно от другаго, как бездушные члены, — связует любовию к Богу и таким образом соделывает нас новыми и живыми из ветхих и мертвых, каковы мы сами по себе. Другим способом невозможно ожить и жить душе. Как тело наше, здорово ли оно, или болезнует, не может без души не только движение иметь, но и совсем жить, так и душа наша, грешит ли она или не грешит, без Духа Святаго мертва есть и совсем не может жить жизнию вечною. Если грех есть жало смерти, то, когда кто грешит, всеконечно ужален бывает им и умирает. Как нет никого безгрешнаго, — потому что, как говорит Апостол, вси согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим. 3:23); то явно, что все мы, яко грешные, умерли и мертвы есмы.
Помышляя таким образом, что ты мертв душею, скажи, как можешь ты стать воистину живым, если не соединишься с истинною жизнию, т. е. с Духом Святым, Коим возрождается всякий христианин и возоживляется во Христе, рекшем: Аз есмь истина и воскресение и живот (Иоан, 14:16), и еще: приемляй Мене, приемлет Пославшаго Мя (Иоан. 13:20). Итак, поелику мы мертвы и только Он есть вечная жизнь, то прежде чем соединимся с Ним и жить станем им, да не глаголем, что работаем Господу. Ибо как возможно, чтоб мертвые когда либо работали кому? Пока знательно не облечемся во Христа, как в царское одеяние, да не думаем, что освободились совершенно от душевных наших болезней, или от страстей, тяготящих нас. Ибо как не отходит тьма, если не приходит свет, так не изгоняется болезнь души, если не придет Тот, Кто болезни наши носит, и не соединится с нами. Когда же придет Он, то прогоняет всякую немощь и всякую болезнь душевную, и дарует здравие душе нашей, почему называется здравием. Также, поелику Он просвещает нас, называется светом, будучи выше всякаго света, — поелику животворит нас, называется жизнию, будучи выше всякой жизни, — поелику облиставает нас всех, объемлет и покрывает божественною своею славою, называется одеянием, и мы говорим посему, что облекаемся в Него, неприкосновеннаго и неуловимаго, — поелику соединяется несмесно с душею нашею и всю ее делает, как свет, говорится, что Он обитает в нас, и как–бы описуется неописанный. О. чудо! Бог, сущий выше всего, бывает в нас все, — хлеб, покров, вода, от которой если кто испиет, как сказал Господь Самарянке, не возжаждет уже никогда; так что если ты жаждешь еще, то знай, что ты еще не пил доселе от воды той: ибо неложен Тот, Кто сказал это. И я слышал от одного, который говорил: с тех пор как человеколюбивый Владыка дал мне досыта напиться от воды оной, если случалось мне забыть, что я пил от нея, и опять искать да дано будет мне пить от нея, как бы я совсем не пил ея, тотчас сама вода сия, которой я напился прежде, воскипала внутри сердца моего и начинала бить ключом, как некий поток световый; — и я видел это ясно. Она же самым сим воскипением внутри меня говорила как бы мне: не видишь, что я здесь с тобою? Откуда же ищешь, чтоб я дана была тебе, или пришла к тебе? Не знаешь разве, что я всегда нахожусь с теми и в тех, которым дам напиться от меня и бываю для них источником безсмертным?
Итак, брате мой, если и с тобою было то, о чем я теперь говорю, то счастлив ты и блажен. Если же не видел еще ты Христа, и Он не дал еще тебе напиться от пития того, — припади и умоляй, плачь и рыдай, бей себя в грудь и лицо, как Адам, когда изгнан был из рая, не ложись уже на кровать или постель, но земля да будет для тебя кроватию, где придется, не давай сна очам своим и веждам своим дремания, не обращай очей своих посмотреть что либо земное или небесное, — потому что, если имеешь пред очами своими Творца всяческих, Бога, то какая тебе нужда смотреть на что либо другое? — Не наполняй никогда чрева своего яствами, не услаждай гортани своей сладким ястием и питием вдоволь, не любопытствуй о том, что делается вокруг, и не смотри на тех, кои живут безразлично и с небрежением, чтоб не возгордиться над ними и не осудить их, но и не садись с ними, чтоб не дойти до безполезных речей, — не ходи туда и сюда, ища именитых и славных монахов, и не любопытствуй о жизни их; но если, по милости Божией, нашел ты добраго духовнаго отца, то ему одному открывай деяния свои и помыслы свои; если же еще не нашел, то видя Христа, к Нему единому взирай, Его единаго имей зрителем своим, да видит Он печаль и сокрушение души твоей. Покажи Ему, или лучше сказать, пусть сам Он увидит нищету твою и нестяжательность, и несребролюбивый нрав твой, так что хоть бы, как река, текло к тебе откуда либо богатство всего мира, или попалось тебе брошенным безмерное множество золота (ибо и это бывает по козням диавола и клевретов его), ты не восхотел бы даже одним глазом взглянуть на то, при всем том, что взять не представлялось бы грехом, под благовидным предлогом раздать бедным. Он пусть видит, как бьют тебя, а ты не противишься, поносят тебя, а ты не поносишь поносителей своих, осуждают тебя, а ты хвалишь осуждателей своих, — пусть Он видит что ты не ищешь славы, или чести, или покоя; и вообще скажу, пусть Он видит, что, делая все сие, ты положил не отступать и не возвращаться вспять, пока Он не умилосердится к тебе и не даст тебе испить от онаго страшнаго, неизреченнаго и неопределимаго пития. Когда удостоишься испить его, тогда уразумеешь, что говорю тебе. Ибо мы, как говорит божеств. Павел, премудрость глаголем не века сего, престающую, но глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную (1 Кор. 2:6, 7). Если же ты не сподобился видеть самого Христа, то что тебе кажется, уж жив ли ты? И как можно тебе думать, что ты работаешь Господу, когда еще не видал Его? Если не сподобишься увидеть Его и услышать глас Его, то от кого узнаешь волю Его, святую, угодную и совершенную? Если скажешь, что ты научаешься познанию ея из Божественных Писаний, то я замечу тебе, что читаемое в Писании настоящим образом познается, когда делом исполняется. Тебе же, который весь мертв еси и лежишь во тме, как возможно даже услышать (от Писания) волю Божию, а не только сотворить ее, и живу быть? Никак невозможно.