Творения
Шрифт:
17. 1. Я, насколько мог кратко, сказал о философии вообще. Теперь обратимся собственно к философам, не для того чтобы спорить с ними, ибо они не устоят, но чтобы преследовать их, поверженных и бегущих с нашего поля. 2. Учение Эпикура всегда было популярнее других не потому, что несло в себе что-то истинное, а потому, что многих привлекало популярное понятие наслаждения. В самом деле, никто не склонен к страданиям. 3. Кроме того, чтобы привлечь на свою сторону многих людей, Эпикур всем и каждому говорит близкое его нравам. Он запрещает ленивому изучать литературу, освобождает жадного от народных раздач, пассивному не позволяет обращаться к государственной деятельности, вялому — усердствовать, боязливому — сражаться. 4. Нерелигиозный слышит, что боги ни о чем не заботятся, лишенный человечности и заботящийся только о своей выгоде получает предписание ничего никому не давать, ибо мудрый все делает ради себя. 5. Для избегающего суеты он прославляет уединение. Того, кто весьма экономен, учит, что для жизни достаточно воды и крупы. Тому, кто ненавидит жену, перечисляет блага безбрачия; имеющему дурных детей прославляет бездетность, нечестиво отвернувшимся от родителей говорит, что нет никаких природных уз. Изнеженному и не способному терпеть боль говорит, что боль является величайшим из зол, а крепко — Му-что мудрый счастлив в мучениях. 6. Если кто стремится к славе и власти, тому он предписывает быть ближе к царям; если кто-то не терпит беспокойств, тому советует избегать царского двора. 7. И так лукавый человек [т. е. Эпикур] из различных и противоположных свойств создал круг и, пока старался всем понравиться, боролся сам с собой с гораздо большим усердием, нежели все борются между собой.
Нужно показать, откуда же происходит учение Эпикура и каковы его основания. 8. Эпикур видел, что постоянно возникает противное благу: бедность, тяготы, изгнания, утраты близких. Видел, что плохие люди, в противоположность хорошим, получают власть и почести. Видел, что невинность менее защищена и безнаказанно совершаются преступления. Он ввдел, что смерть неистовствует без разбора нравов, без различения и порядка лет. Одни доживают до старости, другие умирают еще младенцами, третьи уходят в расцвете сил, иные в раннем цветении юности встречают преждевременные похороны, в войнах же побеждают и убивают, как правило, лучших. 9. Особенно же он поражался тому, что весьма религиозные люди подвергаются особо тяжелым бедам, а те, кто либо вовсе отрицают богов, либо почитают их неискренне, переживают меньше
…кто мог бы молнии метать, и свои же
Храмы порой разносить, и, в пустынях сокрывшись, оттуда
Стрелы свирепо пускать, и, минуя нередко виновных,
Часто людей поражать, недостойных того и невинных? [337]
11. Если бы он мог получить хоть малую крупицу истины, он никогда бы не сказал, что Бог свои же храмы разносит, в то время как Он потому и разносит их, что они не Его. 12. Капитолий, который является вершиной города и религии Рима, не единожды, но часто горел, пораженный молнией. 13. Что же по этому поводу считали остроумные люди, открывается из слов Цицерона, который говорит, что пожар тот занялся по воле богов, но не для того, чтобы уничтожить то земное обиталище Юпитера, а чтобы потребовать постройки более возвышенного и более величественного храма. [338] 14. Об этом он в книгах о своем консулате [339] сказал так же, как и Лукреций:
337
Лукреций. О природе вещей. И.1101–1104.
338
Цицерон. Против Гая Верреса. IV.31.69.
339
Лактанций ссылается на книги Цицерона, содержавшие изложение в стихах событий его консулата (63 г. до н. э.). До нас дошли лишь фрагменты из этих книг. Самый большой из них — в трактате самого же Цицерона Одивинациях.
Ведь бессмертный Отец Громовержец
Храмы свои и холмы, на Олимп опирался звездный,
Сам же тогда поразил, в Капитолий, ему посвященный,
Молнию кинув. [340]
15. Стало быть, из-за непреклонной глупости они не только не познали силу и могущество истинного Бога, но и увеличили нечестивость своего заблуждения, ибо ведь вопреки всему они уверяли, что храм, часто осужденный небесный судом, должен быть отстроен вновь. 16. И вот когда об этом размышлял Эпикур, словно движимый сложностью этих событий, — ибо ему, не видящему ни причины, ни смысла, казалось именно так, — решил, что нет никакого Провидения. Когда он убедил себя в этом, то принялся это защищать и вверг себя тем в безвыходные заблуждения. 17. Ведь если нет никакого Провидения, то каким образом мир организован столь упорядоченной столь соразмерно? «Нет, — говорит он, — никакого порядка в мире, ибо многое таково, каким не должно было бы быть». [341] Вот он и пришел, пророчествуя, к тому, что отвергал. 18. Если бы была возможность разобрать все в отдельности, я без труда бы показал, что он не был ни мудрым, ни рассудительным. Если же нет никакого Провидения, то каким образом столь предусмотрительно созданы тела животных, так что каждый член удивительным образом выполняет определенные ему функции? 19. «Не было, — говорит он, — никакого Провидения в появлении животных. Ведь ни глаза не созданы для созерцания, ни уши для слушания, ни язык для общения, ни ноги для ходьбы, ибо все эти органы появились прежде, чем мы начали видеть, слышать, говорить и ходить. Поэтому не органы появились для использования их, но их применение родилось из них». [342] 20. Если нет никакого Провидения, то ради чего идут дожди, родятся плоды, деревья покрываются листвой? «Не ради живущих, — говорит он, — все это случается, ибо в этом нет никакой пользы для Провидения. Все происходит само по себе». [343] 21. Откуда же рождается или каким образом возникает все то, что рождается? «Здесь, — отвечает он, — не нужно Провидение. Ибо в пустоте летают семена, и вот когда они случайно друг с другом сталкиваются, все и рождается, и возникает». [344] 22. Почему же мы их не чувствуем и не различаем? «Потому, — говорит он, — что они не имеют ни цвета, ни теплоты, ни запаха. Они также лишены вкуса и влажности и столь малы, что не могут быть ни разделены, ни расчленены». [345] 23. Поскольку он принял ложные основания, то неизбежность следствий привела его к такой бессмыслице. Ибо где и откуда взялись эти частицы [corpuscula]? Почему они никому, кроме одного лишь Левкиппа, [346] не привиделись, наученный которым Демокрит передал наследство глупости Эпикуру? 24. Если эти частицы существуют и к тому же если они, как те говорят, плотные, то они должны быть видимы глазу. Если у всех у них одна природа, то каким образом возникли разные вещи? «Они, — говорит Эпикур, — соединяются в разном порядке и в разной последовательности, как буквы. Хотя букв немного, все же, выстроенные в определенный порядок, они составляют множество слов». [347] 25. Но буквы имеют разную форму. «Так и эти самые начала, — говорит он, — ибо есть [среди них] частицы шероховатые, есть с крючками, есть гладкие». [348] Стало быть, они могут делиться и расчленяться, если в них есть что-то, что выступает. Если же они гладкие и не имеют крючков, то они не могут соединяться. Следовательно, они должны быть с крючками, чтобы могли соединяться друг с другом. 26. Если же, как они говорят, частицы столь малы, что никаким острым железом их нельзя рассечь, то каким образом они имеют крючки или углы? Если они торчат, то необходимо, чтобы можно было их отсечь. 27. Наконец, по какому договору, по какому плану они соединяются между собой, чтобы из них что-то возникло? Если они лишены чувств, то не могут столь упорядоченно соединяться, так как только разум может создавать что-то разумное. 28. Сколь многими доводами может быть изобличено это пустословие! Но продолжим. Эпикур таков:
340
Цицерон. Одивинациях. 1.12.19; Н.20.45.
341
Ср.: Лукреций. О природе вещей. II. 180–181; V. 198–199.
342
Ср.: Там же. IV.822–857.
343
Ср.: Там же. V. 156–194.
344
Ср.: Там же. И. 1048–1066.
345
Ср.: Там же. 11.737; 842–864.
346
Левкипп — греческий философ V века до н. э., ученик Зенона Элей — ского, учитель Демокрита, основоположник атомистики.
347
Ср.: Лукреций. О природе вещей. II.688–699.
348
Ср.: Там же. 11.381–477.
Он, превзошедший людей дарованьем своим и затмивший
Всех, как и звезды, всходя, затмевает эфирное солнце [349]
Эти строки, право же, я не могу читать без смеха. 29. Ведь Лукреций эту хвалу произнес не в адрес Сократа или Платона, которые считаются как бы царями философии, но о человеке, который, хотя был здоров и крепок, нес взор больший, чем любой больной. Так ничтожнейший поэт [своими] похвалами, достойными льва, не превознес мышь, а раздавил и расплющил. 30. Но Эпикур также освободил нас от страха смерти, о которой он высказался в таких словах: «Пока мы живы, смерти нет, когда наступает смерть, нас уже нет. Стало быть, смерть для нас ничего не значит» [350] 31. Сколь остроумно он ввел нас в заблуждение! Будто бы нас пугает наступившая смерть, когда уже нет чувства, а не ее наступление, когда чувство уходит. Ведь есть некоторый момент, когда и мы уже не существуем, а смерть еще не наступила, и именно это кажется страшным, когда смерть наступает, а мы прекращаем жить. 32. Не зря же сказано: «Страшна не сама смерть, а приближение смерти». То есть страшно страдать от болезни, переносить удар, получать телесную рану мечом, гореть в огне, разрываться зубами. 33. Это то, чего боятся, и боятся не потому, что все это приносит смерть, но потому, что доставляет огромную боль. Почему же ты не доказываешь, что боль не является злом? «Боль, — говорит он, — самое большое из всех зол». Как же я могу не бояться ее, если то, что предшествует смерти или приносит смерть, является злом? А как же насчет того, что все это положение ложное, поскольку души не умирают? 34. «Нисколько, — говорит он, — ибо то, что рождается с телом, необходимо с телом и умирает». [351] Выше я уже говорил, [352] что потом разъясню это место и отложу до конца сочинения, чтобы это убеждение Эпикура, пошло ли оно от Демокрита, или Дикеарха, [353] опровергнуть на основе аргументов и божественных свидетельств. 35. Но, возможно, он стремился оставить без наказания свои пороки. Ведь он был защитником отвратительнейшего наслаждения, ради достижения которого, как он считал, человек и рожден. 36. Кто, услышав подобное утверждение [о тленности души], воздержится от пороков и преступлений? Ведь если наши души умрут, то мы должны жаждать богатств, чтобы успеть получить все удовольствия. Если нам не хватит денег, мы должны похищать их тайком, с помощью обмана или силы у тех, у кого они есть. Тем более, если никакой Бог не следит за человеческими делами, то мы всегда будем уповать на безнаказанность, будем грабить и убивать. 37. Ибо разумно вершить зло, если это полезно и безопасно, поскольку даже если на небе есть какой-нибудь Бог, он ни на кого не гневается. Равно глупо вершить добро, если нет ни наказания за зло, ни награды за добро. 38. Итак, мы будем служить наслаждениям, насколько только сможем, ибо некоторое время спустя мы превратимся в ничто. Стало быть, мы не должны допускать, чтобы хоть один день, хоть одно мгновение были лишены наслаждения, дабы то время, пока мы живы (ведь мы когда-нибудь умрем), не прошло без пользы. 39. Хотя он не выражает этого в слове, все же на самом деле учит этому. Ведь когда он рассуждает, что мудрый человекделает все ради себя, он все, что утверждает, обращает на свою пользу.
349
Лукреций. О природе вещей. III. 1043–1044.
350
См.: Диоген Лаэртский. Х.125.
351
См.: Лукреций.
352
См.: III. 13.3.
353
Дикеарх — греческий философ IV в. до н. э., ученик Аристотеля.
40. Тот, кто услышит эти гнусности, не станет больше считать, что надо кому-то делать добро, ибо добро он будет совершать на пользу другому, и не станет больше считать, что нужно воздерживаться от преступления, ибо преступление приносит прибыль. 41. Если бы какой-нибудь предводитель пиратов или разбойников стал бы ободрять своих сообщников к нападению, какие бы другие слова он мог использовать, если не те, которые говорит Эпикур? 42. Он бы сказал, что боги не следят за людьми, что они не разгневаются и не наградят. Что не нужно бояться смерти, ибо души исчезают по ее наступлении, и после смерти мы — ничто. Что наслаждение является высшим благом. Что нет никакой человеческой общности, и каждый заботится о себе. Что нет никого, кто бы уважал другого иначе, как не ради себя самого. Что стойкий муж не должен бояться ни смерти, ни боли; такой муж, даже если он подвергается мучениям, если его истязают, не должен о себе заботиться. 43. Вдруг и найдется кто-нибудь, кто посчитает, что эти слова, которые скорее подходят разбойникам, принадлежат мудрецу.
18. 1. Другие же философы, напротив, считали, что души сохраняются после смерти. Это в основном пифагорейцы и стоики, которых хотя и следует простить, поскольку думали они правильно, но все же я не могу их не осудить, ибо не по знанию, а по случаю они пришли к истине. Так вот, они допускали некоторые ошибки как раз в том, о чем думали правильно. 2. Ведь когда они испугались того самого довода, из которого следовало, что души необходимо умирают вместе с телами, поскольку вместе с телами рождаются, тогда они стали утверждать, что души не рождаются, а, скорее, вселяются в тела и переходят из одного в другое. 3. Они думали, что души могут сохраняться после смерти тела только в том случае, если они существовали до тела. Сходная и почти одна и та же ошибка у обеих школ. Но эта [пифагорейская] школа ошибалась относительно прошлого, а та [эпикурейская] относительно будущего. 4. Ведь ни та, ни другая не видели, что является самым верным, а именно, что души рождаются и не умирают, ибо они не знали, зачем появился человек и какова его суть. 5. И вот многие из тех, кто догадывались, что души вечны, что они якобы переселяются на небо, сами чинили над собой насилие, как Клеанф, Хрисипп, Зенон, Эмпе — докл, который низверг себя в кратер горящей Этны глубокой ночью, чтобы считалось, будто он удалился к богам, если вдруг не появится. [354]
354
О смерти этих философов сообщает Диоген Лаэртский в Жизнеописаниях и изречениях знаменитых философов (VII.31,176,184; VIII.67–72).
А из римлян — Катон, [355] который был на протяжении всей своей жизни подражателем стоического заблуждения. 6. Демокрит, хотя и придерживался другого мнения, все же
Сам добровольно понес свою голову смерти навстречу, [356]
преступнее чего быть ничего не может. Ведь если убийца нечестив, поскольку является губителем человека, то таким же преступником является и тот, кто уничтожает себя, ибо уничтожает человека. 7. Мало того, злодеяние это следует считать самым худшим. Карать за него — во власти одного только Бога. Ибо мы как в эту жизнь вступаем не по собственной воле, так и обратно из этой обители — тела, о котором нам надлежит заботиться, должны уходить лишь по решению Того, Кто нас в это тело ввел, чтобы мы пребывали в нем до тех пор, пока Он не прикажет освободиться от него. И если причиняется какое-либо насилие, его следует невозмутимо переносить, поскольку невинная душа не может не быть отомщена, и мы обретем великого Судию, единственно Которому дано право вершить месть. 8. Итак, все те [убившие себя] философы являются убийцами, как и тот глава римской учености Катон, который, как говорят, перед смертью прочитал книгу Платона, который учил о вечности души, и авторитетом философа был побужден к высшему нечестию. И все же Катон имел некую причину своего самоубийства, а именно нежелание попасть в неволю. 9. Что же, тот знаменитый амбракиец, который, когда прочитал ту же книгу, не по той же ли причине бросился в пучину, что поверил Платону? [357] Достойно проклятия и изгнания учение, которое отвращает людей от жизни. 10. Ведь если бы Платон знал и учил, Кем, каким образом, кому, ради чего и в какое время дано бессмертие, он ни Клеомброта, ни Като — на не подтолкнул бы на добровольную смерть, но скорее бы наставил их к жизни и справедливости. 11. В самом деле, мне кажется, что Ка — тон искал смерти не столько ради того, чтобы спастись от Цезаря, сколько ради того, чтобы последовать предписаниям стоиков, к которым он принадлежал, и чтобы каким-нибудь великим поступком прославить свое имя. Я не нахожу, что плохого могло бы с ним случиться, если бы он остался жив. 12. Ведь Гай Цезарь, как человек снисходительный, ничего другого не хотел совершать даже в разгар гражданской войны, кроме того, чтобы, сохранив жизни двух лучших граждан, Цицерона и Катона, показать, что он несет благо государству. Но вернемся к тем, кто славит смерть как благо. 13. Ты сетуешь на жизнь, словно ты уже умер или когда-то тебе открылось, ради чего ты рожден. Не тебя ли знаменитыми словами Теренция порицал истинный и всеобщий Отец:
355
Марк Порций Катон Утический — римский политик и философ (95–46 гг. до н. э.); в 46 г. до н. э. в ходе гражданской войны покончил с собой, бросившись на меч.
356
Лукреций. О природе вещей. III. 1041.
357
Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы. 1.34.84: «У Каллимаха есть эпиграмма на Клеомброта Амбракийского, который будто бы без всякой бедственной причины бросился в море со стены только оттого, что прочитал Диалог Платона».
…Сначала жить научись;
Противна станет жизнь — прибегни к этому [358]
14. Ты сетуешь, что терпишь несчастья, будто бы ты заслужил что-то хорошее, когда не ведаешь Отца, Господа и Царя своего; пусть ты и созерцаешь очами ярчайший свет, однако сердце твое слепо и пребывает в безмерной тьме неведения. Это неведение привело к тому, что никому не было стыдно говорить, что для того мы рождены, чтобы нести наказания за [совершенные ранее] преступления. Я не представляю, что можно было бы сказать безумнее этого. 15. Ведь где и какие мы могли совершить преступления, пока еще не были рождены? Если только мы не станем верить тому безумному старику, который выдумывал, что в прежней жизни был Эвфорбом. [359] Он, как я полагаю, поскольку происходил из незнатной семьи, выбрал себе род из песен Гомера. 16. О, восхитительная и исключительная память Пифагора! О, ужасная забывчивость наша, тех, кто не помнит, кем был прежде! Но, возможно, по какой-то ошибке или по какой-то милости он единственный не коснулся течения Леты и не отведал воды забвения? Очевидно, что лживый старик сложил басню, как обыкновенно делают это досужие старухи для доверчивых детей. 17. Если бы он хорошо судил о тех, кому это говорил, если бы считал их [разумными] людьми, то никогда бы не позволил себе столь дерзко лгать. Впрочем, лживость ничтожнейшего человека достойна осмеяния. 18. Но что мы будем делать с Цицероном, который, сказав в начале своего Утешения, что люди рождены для искупления [совершенных ранее] преступлений, повторил потом то же самое, как бы порицая того, кто считает, что жизнь не является наказанием? [360] Правильно он сказал прежде, что пребывает в заблуждении и в несчастном неведении истины. [361]
358
Терещий. Самоистязатель. V.2.971–972.
359
Имеется в виду Пифагор, который утверждал, что троянец Эвфорб был одним из его прошлых воплощений.
360
' Cic. Consol. Fr. 10.
361
См.: III. 14.20.
19.1. Те, кто рассуждают о благе смерти, поскольку не знают ничего истинного, обосновывают свое суждение так: «Если нет ничего после смерти, то смерть не является злом, поскольку устраняет ощущение зла. Если же после смерти остаются души, то она является благом потому, что ведет к бессмертию». 2. Эту мысль Цицерон так выразил в книге О законах: «И порадуемся за себя, так как смерть принесет нам состояние либо лучшее, чем то, в каком мы находимся при жизни, либо, во всяком случае, не худшее. Ведь когда, при отсутствии тела, дух сохраняет свою силу, то это жизнь божественная, а при отсутствии ощущений, конечно, ничего дурного больше быть не может». [362] 3. Это тебе кажется остроумным, словно бы ничего другого и быть не может. Однако же и то и другое ложно. Божественные же Писания учат, что души не умирают, но получают либо за справедливость вечную награду, либо за преступления вечное наказание. 4. Ибо нельзя, чтобы преступник, который в этой жизни был счастлив, избегал заслуженного наказания, или чтобы человек, который, следуя справедливости, был в этой жизни несчастен, не получил за это воздаяние. 5. Это настолько справедливо, что тот же самый Туллий предвестил в Утешении, что справедливые и нечестивые люди обретают не одну и ту же обитель. 6. «Ибо не всем, — говорит он, — как считают те мудрецы, дан один и тот же путь на небо. Конечно, учат они, души, запятнанные преступлениями и злодеяниями, погружаются во тьму и лежат в грязи, невинные же души, чистые, непорочные, облагороженные благодеяниями, усердием и искусствами, легко и безмятежно спешат к богам, т. е. к сходной себе природе». [363] 7. Эта мысль противоречит вышесказанному доводу. Ведь согласно тому доводу всякий рожденный человек наделен бессмертием. 8. Ибо какова была бы разница между добродетелью и преступлением, если бы ничем не отличались Аристид и Фаларис, [364] Катон и Каталина? [365] Но эту разницу в поступках и в оценках почувствует только тот, кто держится истины.
362
Цицерон. О законах. Фрагм. 3.
363
Cic. Consol. Fr. 15.
364
Аристид — афинский стратег, участник Марафонской битвы, Сала — минского сражения и битвы при Платеях. Фаларис — знаменитый сицилийский тиран.
365
Катилина — римский патриций (108–62 гг. до н. э.), организатор заговора с целью ликвидации республиканских устоев. Катон — скорее всего, речь идет о Катоне Младшем (95–46 гг. до н. э.), который был ярым защитником республиканских порядков и вместе с Цицероном осудил Каталину; в гражданской войне выступал против Цезаря.