Творения

Лактанций

6. Та же небесная дорога задумана трудной и крутой, покрытой торчащими отовсюду терниями, заваленной каменьями, так чтобы каждый шел по ней с великими трудностями, стирая ноги и боясь упасть. 7. На ней Бог поместил справедливость, умеренность, терпеливость, верность, целомудрие, воздержанность, согласие, знание, истину, мудрость и прочие добродетели, но вместе с ними и бедность, бесславие, труды, боль и все [подобные им] горести. 8. Ибо всякий, кто надежду свою возложит на будущее и предпочтет большее, [чем он имеет сегодня], должен лишить себя этих земных благ, чтобы решительно и с легкостью преодолеть трудности пути. Ибо тот, кто окружил себя царской обстановкой и обременил богатствами, не может вступить в те стесненные обстоятельства и перенести их. 9. Отсюда можно понять, что злым и несправедливым легче достичь того, чего они желают, поскольку дорога их легка и полога, добрым же труднее преуспеть в том, что они избрали, поскольку шествуют они тяжелой и крутой дорогой. 10. Стало быть, поскольку праведный человек вступает на тяжелый и крутой путь, он неизбежно подвергается ненависти, презрению и осмеянию. Ибо все, кого безудержно влекут за собой жадность и наслаждения, ненавидят того, кто хочет быть добродетельным, и с завистью сетуют на то, что тот имеет нечто, чего лишены они. 11. Итак, бедный, низкий и простой будет подвержен несправедливости, и все же, если, претерпевая все, что тяжело, он будет до самой вершины дороги и до конца [пути] проявлять терпение, Богом будет дан ему венец добродетели и даровано за труды его, совершенные в этой жизни ради справедливости, бессмертие [в Царствии Небесном].

12. Это те дороги, которые Бог назначил человеческой жизни. На них каждому Он предложил как зло, так

и добро, но в обратном и противоположном порядке. Ибо Он поместил на Своей временной дороге скорее зло с вечными благами, каковой порядок лучший, на другой временной дороге поместил скорее блага с вечными муками, каковой порядок худший, чтобы всякий, кто выберет сущие несчастья со справедливостью, обрел еще большие и более истинные блага, нежели те, которые он отверг, а тот, кто сущие блага поставит выше справедливости, был ввергнут в еще большие и более продолжительные мучения, чем те, от которых он бежал. 13. Ведь поскольку эта телесная жизнь является краткой, то и беды ее и блага необходимо краткие, поскольку же та духовная жизнь, которая противоположна этой земной, является вечной, то и блага и муки ее вечные. 14. Так и выходит, что за временными благами следуют вечные муки, а за временными несчастьями — вечные же блага. И вот, поскольку человеку одновременно предложены добро и зло, следует, чтобы каждый понял для себя, насколько предпочтительнее получить за краткие несчастья вечные блага, чем за краткие и тленные блага переносить вечные муки. 15. В самом деле, если в этой жизни предстоит битва с врагом, следует переносить тяготы, чтобы потом ты пребывал в покое, следует терпеть голод и жажду, переносить холод и зной, спать на земле, бодрствовать, рисковать, чтобы ты мог наслаждаться и заложниками, и миром, и [приумноженным] семейным добром, и всеми благами мира и победы. 16. Если же сущий покой ты предпочтешь тяготам, ты неизбежно принесешь себе огромные несчастья, ибо враг одолеет несопротивляющегося, поля будут опустошены, дом разграблен, попадут в плен жена и дети, а сам ты будешь убит или схвачен. Чтобы всего этого не случилось, следует отказаться от сущей выгоды, чтобы стяжать большее и лучшее. 17. Так и во всей этой жизни, поскольку Бог сохранил нам врага, чтобы мы могли проявлять доблесть, нам следует пренебрегать существующими наслаждениями, чтобы не одолел враг, следует бодрствовать, быть на страже, следует выводить войска на битву, проливать кровь до [победного] конца, наконец, следует терпеливо сносить все тяготы и трудности. Нам это тем легче, что наш император — Бог учредил нам вечную награду за тяготы. 18. И когда в этом земном служении люди; преодолевают всевозможные тяготы, чтобы добыть себе то, что может так же исчезнуть, как и было обретено, то нами, в самом деле, не должны отвергаться никакие тяготы, если мы можем получить то, что никоим образом не может исчезнуть. 19. Ведь Бог, Который создал человека для этого служения, захотел, чтобы мы подготовленными встали в боевой порядок и, решительно направив души против козней врага, отбивали яростные атаки того, кто нас, как обыкновенно поступают искусные и опытные военачальники, заманивает различными хитростями, выдумывая их в соответствии с природой и нравами каждого. 20. В самом деле, одним он внушает ненасытную жадность, чтобы, опутав их богатствами, увести, словно связанных, от дороги истины, других воспламеняет гневом, чтобы их, отвлеченных больше на причинение вреда, оторвать от созерцания Бога. Прочих он ввергает в неумеренные страсти, чтобы они, порабощенные наслаждениями и [своим собственным] телом, не могли заботиться о добродетели. Иных же заражает ненавистью, чтобы они, мучимые своей же болью, ничего другого не знали, кроме счастья тех, кого ненавидят. 21. Кого-то он поражает честолюбием. Это те, кто всякое деяние и всякий шаг своей жизни направляют на стяжание должностей, чтобы достичь консульства и дать имя году. 22. У некоторых честолюбие требует большего: чтобы они не правили провинциями силой тленного меча, но хотят, чтобы признали, будто они бесконечным и вечным могуществом повелевают всем родом человеческим, [т. е. признали бы их за богов]. 23. Кого же [враг этот] увидит благочестивым, то сбивает того с толку с помощью различных религий, чтобы сделать нечестивым. Тем же, кто ищет мудрость, накидывает на глаза философию, чтобы ослепить призраком света, чтобы никто не открыл и не приобрел истину. 24. Так он преграждает людям все подступы и загромождает дорогу обычными заблуждениями. Чтобы мы могли их рассеять и одолеть самого автора злодеяний, Бог одарил нас зрением и вооружил Истинной и небесной добродетелью. Именно о ней нам следует сейчас поговорить.

5. 1. Однако, прежде чем я начну представлять каждую добродетель, следует определить саму добродетель [как таковую], которую философы понимали неправильно: ни в каких делах она или поступках [проявляется], ни какого требует усердия. И вот оставили они ей одно лишь имя, а силу, смысл и результат ее утратили. 2. Все, что они обычно говорили, определяя добродетель, в нескольких строках собрал и объяснил Луцилий. [584] Я хотел бы привести их, чтобы, изобличая мысли многих философов, я не оказался более многословным, чем это необходимо.

584

Далее в поэтическом переводе стихов Луцилия «добродетель» (virtus), о которой рассуждает Лактанций, выражена термином «доблесть».

3. Доблесть, Альбин, состоит в способности верной оценки,

Нашего быта, всего, что в жизни нас окружает.

Доблесть — все разбирать, где честь, где право, где польза,

Что хорошо и что нет, что гнусно, бесчестно и вредно;

Доблесть — предел полагать и меру нашим желаньям;

Доблесть — способность познать настоящую цену богатства;

Доблесть — то почитать, что действительно чести достойно,

И неприятелем быть людей и нравов зловредных,

А покровителем быть людей и нравов достойных,

Их возвеличивать, их поощрять, их делать друзьями;

Сосредоточивать мысль всегда на пользе отчизны,

После — на пользе родных, а потом уж на собственной пользе [585]

4. Из этих определений, которые кратко привел поэт, Марк Туллий, следуя стоику Панетию, [586] вывел обязанности для жизни и представил их в трех разделах. Что они весьма ложные, мы скоро увидим, так что станет ясно, насколько важно для нас божественное достоинство, которое открыло нам истину. 5. Добродетель, говорит он, есть знание добра и зла, того, что позорно и славно, что полезно и бесполезно. [587] Он мог дать определение короче, если бы сказал только о добре и зле, ибо не может быть ничего полезного и славного, что не было бы добрым, и ничего бесполезного и позорного, что не было бы злым. Это видели и философы, и тот же самый Цицерон обнаружил это в третьей части вышеназванного труда. 6. Однако знание не может быть добродетелью, поскольку оно не находится внутри нас, но пришло к нам извне. Что же может переходить от одного к другому, не является добродетелью, так как добродетель у каждого своя. Итак, знание является заслугой другого, поскольку заключено в слушании, добродетель же — целиком наша заслуга, так как заключена в стремлении совершать добро. 7. И вот как в путешествии нет никакой пользы от знания дороги, если сил идти нет, так же нет никакой пользы от знания, если недостает собственной добродетели. 8. В самом деле, обычно даже те, кто грешат, пусть и не до конца, все же знают, что хорошо и что плохо, и всякий раз, когда поступают дурно, знают, что совершают прегрешение, и потому стараются его утаить. 9. Но поскольку природа добра и зла не скрывает их, они одолеваются дурным стремлением к прегрешению, поскольку им недостает добродетели, т. е. стремления к совершению правильного и достойного. 10. Итак, из этого становится ясным, что одно является знанием добра и зла, другое — добродетелью; ясно, что может быть знание без добродетели, как это было у многих философов. А поскольку правильно, что [именно] ты виноват, что ты не поступаешь так, как, ты знаешь, достойно, то справедливо, что наказываются превратная воля и порочная душа, которую не может спасти [от наказания] никакое незнание. 11. Стало быть, как добродетель не является знанием добра и зла, так добродетель является совершением добра и несовершением зла. И все же знание так связано с добродетелью, что знание идет впереди нее, добродетель же следует за знанием, так как нет никакой пользы от знания, если за ним не будет действия.

585

Луцилий.

Из неизвестных книг. Фрагм. 27.

586

Цицерон в своем трактате Об обязанностях опирается на положения основателя Средней Стой Панетия Родосского (ок. 180–100 гг. до н. э.).

587

См.: Цицерон. Об обязанностях. III.2.7.

12. Гораций чуть лучше сказал:

Шаг к добродетели первый — стараться избегнуть порока, [588]

но нелепо, что добродетель он определил через противоположность, как если бы сказал: «добро есть то, что не является злом». Ведь если бы я не знал, что является добродетелью, то не знал бы и того, что является пороком. Итак, и то и другое нуждается в определении, так как природа мира такова, что неизбежно либо известно и то и другое, либо не известно ни того, ни другого. 13. Но мы сделаем то, что должен был сделать он, [Гораций]. Добродетель состоит в том, чтобы подавлять гнев, унимать жадность, охлаждать сладострастие. Это и значит избегнуть пороков. Ибо почти все, что происходит несправедливого и нечестивого, берет начало из тех страстей. 14. Ведь если будет сдержана сила того порыва, который называется гневом, утихнут все конфликты между людьми, никто не будет строить козни, никто [никому] не будет причинять вреда. 15. Также если будет умерена жадность, никто не будет разбойничать ни на земле, ни на море, никто не поведет войска грабить и опустошать чужое. 16. Также если будет усмирен пыл сладострастия, человек всякого возраста и пола сохранит свою нравственную чистоту, никто не претерпит и не совершит ничего срамного. 17. Стало быть, когда с помощью добродетели будут успокоены те страсти, всякое преступление и всякая гнусность удалятся из жизни и обычаев людей. Смысл этого усмирения порывов и страстей состоит в том, чтобы мы всякий раз поступали правильно. 18. Следовательно, весь долг добродетели заключается в том, чтобы мы не грешили. Этого совершенно не может исполнить тот, кто не знает [Всевышнего] Бога, поскольку незнание Того, от Кого происходит добро, неизбежно ввергает незнающего в пороки.

588

Гораций. Письма. 1.1.40–41.

19. Итак, чтобы короче и нагляднее разграничить обязанности двух вещей, уточню, что знание является познанием Бога, добродетель же — служением Богу. В первом заключена мудрость, во второй — справедливость.

6. 1. Я сказал, во — первых, что знание добра не является добродетелью, во — вторых, что является добродетелью и в чем она состоит. Теперь следует, чтобы я кратко показал, что философы не знали, что является добром и злом, ведь уже достаточно было сказано об этом в третьей книге, когда я рассуждал о высшем благе. [589] 2. Они ведь не знали, что является высшим, и неизбежно блуждали в прочих благах и бедах, которые не являются высшими. Этого не может уяснить тот, кто не знает самого источника, из которого они происходят. 3. Источником же блага является Бог, а источником зол, разумеется, тот вечный враг божественного имени, о котором мы неоднократно говорили. Из этих двух начал проистекают и добро, и зло. 4. То, что происходит от Бога, служит тому, чтобы стяжать бессмертие, которое, в свою очередь, является высшим благом. То, что идет от того врага, служит тому, чтобы человека, оторванного от небесного и погруженного в земное, обречь на вечную муку, что является высшим злом. 5. Итак, неужели есть сомнения в том, что все те, кто не знали ни Бога, ни Его противника, не ведали, что является добром и злом? 6. И вот они связывали предел блага с телом и этой краткой жизнью, которая, разумеется, неизбежно угасает и заканчивается, и они не видели дальше, но все их предписания и все, что включает благо, относятся к земле и лежат, [так сказать], в грязи, так как умирают вместе с телом, которое является землей. 7. Ибо все эти предписания относятся не к устроению жизни человека, но к поиску и приумножению богатств, почестей, славы и могущества. Все это столь же смертно, как и те сами, кто стремится их себе стяжать. Оттого и следующая строка:

589

См.: III.7.

Доблесть — предел полагать и меру нашим желаньям. [590]

8. Ибо философы предписывали, каким образом и какими способами следует приобретать добро, ибо видели, что обычно его наживают дурным образом. Но добродетель такого рода не соответствует разумному человеку, ибо не является добродетелью стяжание богатства, ни обретение которого, ни обладание которым не зависят от нас. Итак, в стяжании и обладании [земными благами] больше злого, чем доброго. 9. Стало быть, не может добродетель заключаться в поиске того, в пренебрежении чем состоят сила и смысл [самой] добродетели. И она не относится к тому, что должно попираться и изгоняться великой и выдающейся душой. Нельзя, чтобы душа, созданная для небесных благ, отвлекалась от своих бессмертных богатств ради стяжания этих тленных благ. Напротив, смысл добродетели состоит прежде всего в приобретении того, что не мог бы у нас отнять ни один человек, ни даже сама смерть. 10. Итак, если бы они считали так, то следующая строка была бы верной:

590

Здесь и далее в этой главе Лактанций последовательно разбирает процитированный в VI.5.3 отрывок из сочинения Луцилия.

Доблесть — способность познать настоящую цену богатства.

Эта строка имеет приблизительно тот же смысл, что и первые две. Однако ни сам Луцилий, ни какой-либо другой философ не могли знать, ни какова эта награда, ни что она собой представляет. Ибо этот поэт и все те, кому он следовал, полагали, что нужно правильно пользоваться богатствами, т. е. быть благоразумными, не устраивать пышных пиров, не раздавать беспечно семейное добро, не тратить его на бесполезные или непристойные вещи. 11. Возможно, кто-нибудь скажет: «Ты что? Неужели ты отрицаешь, что это добродетель?» Я, конечно, не отрицаю, ибо, если бы я отрицал, показалось бы, что я одобряю обратное. Но я отрицаю, что эта добродетель является истинной, ибо она не небесная, а целиком земная, к тому же она не дает ничего, кроме того, что пребывает на земле. Что же означает правильно пользоваться богатствами и какой результат следует ждать от них, я покажу более ясно, когда буду говорить о долге благочестия. [591]

591

См.: VI.11.

12. Впрочем, и остальные добродетели, которые перечислены [Лу — цилием] далее, никоим образом не являются истинными. Ведь быть неприятелем людям зловредным и покровителем достойных может быть связано со злом. 13. Ибо некоторые прокладывают себе путь к могуществу с помощью ложной скромности и совершают многое из того, что обычно делают добрые люди, причем совершают это охотнее, когда стараются ради обмана. О, если бы столь же легко было быть добрым, сколь легко добрым притворяться! 14. Но как только они начнут реализовывать свои планы и желания и достигнут высшей степени могущества, тогда, отбросив притворство, они обнажат свои нравы, начнут всех грабить, бесчестить, мучить, и будут преследовать тех честных людей, благодаря которым получили власть, и уничтожат те ступени власти, по которым поднялись на ее вершину, чтобы никто на их беду не смог уподобиться им. 15. Впрочем, предположим, что только добрый человек может решиться защищать добрых людей. Однако на это легко решиться, но трудно осуществить, поскольку, когда ты завязываешь сражение или битву, во власти Бога, чтобы не на твоей стороне оказалась победа, и в большинстве случаев негодные люди и числом, и слаженностью более сильны, чем добрые, так что для одоления их нужна не столько добродетель, сколько удача. 16. Неужели кто-то не знает, сколько раз лучшая и более справедливая партия оказывалась побежденной? Отсюда граждане постоянно терпели над собой жестокое правление. 17. История полна всевозможных примеров, но мы ограничимся лишь одним. Гней Помпей хотел быть защитником честных граждан, ибо ради республики, ради сената, ради свободы он взялся за оружие. Но все же, побежденный, он погиб вместе со свободой и, убитый египетскими скопцами, был брошен без погребения. 18. Стало быть, добродетель заключается не в том, чтобы быть неприятелем людям зловредным и покровителем достойных, так как добродетель не может быть подвластна шаткой случайности.