Творения
Шрифт:
Он имеет в виду вот что: если кто-то одержим злом, так что учить его своевременно, внушай ему через учение, чтобы он бежал от зла и избрал благо. Если же кто-то не держим злом, так что учить его, кажется несвоевременно, то внушай ему знание, укрепляя его для грядущей борьбы с искушениями.
705
(«поднимание», «подъятие», «возвышение») («смерти»). Этимологию «Риммона», связывающую это слово с «подъятием», хотя и без упоминания о смерти, а в связи с возвышенным умом, где совершается свидетельство о Боге, находим у Дидима Слепца в толковании на Зах. 14, 10: ««'», . » (Di- dym. in Zacchar.: 5. 100. 9–12, ed. Doutreleau). Такая этимология слова «Риммон» может восходить к евр. r"amam («вздыматься», «холмиться»). Ничем грамматически не обусловленное прибавление прп. Максимом к толкованию этого слова «смерти» дает хорошее представление о том, как работает его метод этимологизирования; даже если он и отправляется в нем от каких-то правдоподобных языковых оснований, смысл в этимологию он, как правило, вкладывает свой. В данном случае речь, очевидно, идет о том, что вера во Христа или твердый навык являются оплотом, спасающим от смерти, как скала Риммон спасла некогда остаток сынов Вениамина.
706
То есть: «настаивай».
707
В Синодальном переводе иначе. — Прим. перев.
У человека пять умных [709] чувств, постигающих умственное, и пять телесных, постигающих чувственное, так
708
См. Мф. 25, 1–12.
709
. Понятие об умных чувствах широко распространено в патристике. В частности, оно разработано у Оригена (см., напр.: «Кто-нибудь спросит нас: почему же сказано: «блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят?»» (Мф. 25, 1–12). Но это изречение, как я думаю, еще больше подтверждает нашу мысль: ибо что значит видеть Бога сердцем, как не понимать и познавать Его умом, как это изложили мы выше? Вообще, названия чувственных членов часто относятся к душе; отсюда видеть очами сердца — это значит познавать что-нибудь умственное силою мысли. Точно также — слышать ушами означает чувство глубочайшего понимания. Мы говорим также, что душа может пользоваться зубами, когда вкушает и ест хлеб жизни, сходящий с неба. Говорится точно также, что душа пользуется отправлениями и других членов, которые применяются к ее силам» (Orig. de princ. . . 9, рус. пер. цит. по изд.: Ориген 1993, с. 47); Ср. в «Духовных беседах», приписывавшихся прп. Ма- карию Египетскому: «Есть очи, внутреннее сих очей, и есть слух, внутреннее сего слуха. И как скоро эти очи чувственно видят и распознают лице друга или любимого, так очи… просвещенные Божественным светом, духовно видят и распознают Господа» (Ps. — Macar. horn.: 28, 5, ed. Berthold, рус. пер. цит. по изд.: Макарий Египетский 1904, с. 223). Особенность мысли прп. Максима состоит в его акценте на необходимости сочетания телесных и умных чувств (см. ниже), а не на противопоставлении их или констатации простой аналогии между телесными чувствами и умными.
710
О недостаточности сведения христианской жизни к борьбе со страстями, относящимися к раздражительной и пожелательной силам души (на что по преимуществу и направлено телесное делание), прп. Максим пишет и в Главах о любви: «Метод делания недостаточен для совершенного освобождения ума от страстей и для возможности сосредоточенной молитвы, если различные духовные созерцания не преемствуют ему. Ибо этот метод освобождает ум только от невоздержания и ненависти, а духовные созерцания освобождают его [еще и] от забвения и неведения: таким образом, он получает возможность молиться как должно» (carit. 2.5, рус. пер. А. И. Сидорова с изм. цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. I, с. 107). Существенно, что, как замечает в комментарии к этому месту А. И. Сидоров, прп. Максим здесь практически буквально следует Евагрию: «Делание есть духовный метод, очищающий страстную часть души. Деятельные осуществления заповедей недостаточны для совершенного исцеления сил души, если соответствующие им умные созерцания не преемствуют им» (Evagr. pract. 78–79» рус. пер. цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. I, прим. 66, с. 275 с изм.). Таким образом, в Вопросах и недоумениях, Главах о любви, а более явно в Трудностях к Иоанну (см. amb. 10: PG 91, 1145D-B) прп. Максим подчеркивает, что нельзя в христианской жизни ограничиваться борьбой с плотскими страстями, пренебрегая созерцанием, просвещающим разумную часть души; при этом он, очевидно, пользуется идеями одного из «отцов оригенизма» — Евагрия. Здесь же можно отметить, что более известным в церковной традиции является толкование притчи о десяти девах св. Иоанна Златоуста (см. Joan. Chrys. in Matth. 78: PG 58, 711 f.), которое нашло свое отражение и в Синаксаре, читаемом в Великий вторник на Страстной седмице, где елей мудрых дев трактуется как милостыня, а вся притча понимается в смысле противопоставления дев, не имеющих добрых дел, особенно же дел милосердия, девам, их имеющим. В русской церковной традиции самое известное толкование этой притчи прп. Серафима Саровского в его беседе с Мотовиловым, где подчеркивается, что елей следует понимать не как добрые дела, как считают многие, но как благодать Святого Духа (см. Угодник Божий Серафим 1993, т. I, с. 128). При этом понимание притчи прп. Серафимом является своего рода полемикой с трактовкой Синаксаря. Толкование прп. Максима в этом контексте оказывается ближе к той тенденции, что мы находим у прп. Серафима, — не сводить смысл притчи к призыву к практическому деланию, но подчеркивать необходимость опытного богопозна- ния. Как отмечает Д. Прассас (см. Prassas 2003, р. 309)» уже у Оригена встречается толкование лампад дев как света знания, а елея в этих лампадах как ревности к познанию [Бога] . Прассас, однако, не обратила внимания, что в действительности у Оригена елей толкуется не просто как «ревность к познанию Бога», но и как «делание заповедей» ( , ) (Orig. scholia in Matth.: PG 17, 304. 54–55). Таким образом, вероятнее всего, толкование прп. Максима в этом пункте прямо или косвенно восходит к Оригену.
711
Интересно, что здесь прп. Максим среди страстей, которыми могут быть побеждены 10родивые девы, упоминает и сребролюбие, о котором в связи с этой притчей говорит и Златоуст (см. предыдущее примечание), но у св. Иоанна альтернативой сребролюбию выступает милостыня, а у прп. Максима все страсти, включая сребролюбие, искореняются на путях сочетания делания и познания.
Я считаю, что рай означает сердце человека [713] , насажденное на востоке познания Бога [714] . Посреди этого [сердца] Бог насадил дерево жизни и дерево познания добра и зла (Быт. 2, 9). Древо жизни понимается как логос умопостигаемого, а древо познания добра и зла — как логос чувственного [715] . Ведь в [нем] и есть познание добра и зла: для тех, кто, [созерцая] красоту творений, помышляет о Творце и от творений восходит к их Причине, — это познание добра, а для тех, кто останавливается на чувстве, обольщается наружностью чувственного и все вожделение души обращает к материи, — это познание зла.
712
См. Быт. 2, 8.
713
Духовное понимание рая применительно к сердцу, или слову Божию, хранимому в сердце, было распространено в монашеской литературе и до прп. Максима, в частности, оно встречается в Макариевом корпусе (см.: «Писание повелевает всяцем хранением блюсти сердце свое (Притч. 4, 23), дабы тот, кто хранит, как рай, Его [Господа] слово, отведал благодати, не слушая пресмыкающегося внутри змея… В сей рай был введен Ной, хранивший и исполнявший заповедь, и по любви избавлен был от гнева (см. Быт. 6–8)…. Подобным образом Давид, храня сей [рай], возделывал, и потому возобладал над врагами. Но и Саул, пока хранил сердце, имел успех; когда же наконец преступил [заповедь], тогда был окончательно остановлен. Ибо в каждом [человеке] действует слово Божие по мере [его произволения], сообразно [с его деланием]» (Ps. — Macar. hom. 36, 2, 1–2, ed. Berthold (Слово приписывается прп. Марку Подвижнику), рус. пер. по изд.: Макарий Египетский 2002у с. 681–682).
714
Ср. толкование «востока» в qu. dub. 2.
715
К трактовке древа познания и древа жизни, как и грехопадения Адама прп. Максим обращался несколько раз в течение своей жизни. Из наиболее важных трактовок можно отметить отрывок из Трудностей к Иоанну: amb. 10: PG 91, 1156А-1157А), который является умозрением способов, какими совершилось преступление Адама. Кроме этого, к толкованию древа познания он обращается в Прологе к Вопросоответам к Фалассию и более подробно в Thal. 43, где, в частности, пишет: «Поскольку человек был приведен в бытие состоящим из умной души и чувственного тела, постольку пусть будет древо жизни, по одному созерцанию, умом души, в котором и находится мудрость. Соответственно древо познания добра и зла [тогда будет] чувством тела, в котором, как это очевидно, и происходит движение неразумия» (рус. пер. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. II, с. 113). Впрочем, далее в Thal. 43 прп. Максим дает более глубокое толкование, где в центре уже различение не умного и чувственного, но вечного и преходящего.
Если же кто-нибудь в недоумении возразит: «Как [рай] может означать [сердце] одного человека, если знание об одном и том же иногда становится благом, а иногда злом?» — ему следует ответить [так]: уже было сказано, что мир умственный и мир чувственный — это два дерева, а человек причастен к обоим, ибо состоит из души и тела. Поэтому, когда высшая сила души склоняется к чувственному познанию и к телу, то здесь-то душа вкушает с дерева и получает опыт познания добра и зла: добра — когда тело испытывает природное удовольствие от вкушения чувственного, а зла — когда душа управляема худшим [началом], истощающим естественные силы.
Рыба означает человеческую природу, плавающую в смешении страстей. Господь по неизреченному человеколюбию снизошел в море жизни, извлек человеческую природу, изжарил на огне Святого Духа, иссушил липкость [717] страстей и обратил в пищу для Себя и апостолов. Ведь Слово вместе с теми, кто Ему следует, всегда алчет нашего спасения — поэтому в подражание Ему они и избрали смерть ради нашего спасения.
716
См. Ин. 21, 9.
717
. Ср. в qu. dub. 18: «Владыка и Исправитель естества — посредством слова делания, поймал в море жизни липкую греховную страсть»; или в qu. dub. 37: «рыбы липки , неповоротливы, барахтаются на дне и полны слизи».
Мытарь Закхей — это собирающий подать с творения Божия ради собственного наслаждения. Он слушает речь Проходящего и взлезает на смоковницу, когда в нем рождается слово покаяния — оно убеждает Его стать выше мудрования плоти [719] . Вот что означает смоковница. Ведь оттуда он без труда сможет созерцать Слово, а потом услышит, как Он скажет
718
См. Лк. 19,1–ю.
719
Или: «плотские помышления» (см. Рим. 8, 6).
720
Или: «голых фантазий», или: «голых мечтаний» . Обсуждение этого термина в аскетической литературе, в частности, у прп. Марка Подвижника, см. в: Зарин 1996, с. 250–251, прим. 165. Зарин переводит как представление. О «предвкушениях» в понимании прп. Максима см. прим. 189 к qu. dub. 39.
721
Из этого места видно, что богословие у прп. Максима ни в коем случае не абсолютизируется. Более того, иногда он говорит о богословии далеко не в высшем смысле этого слова, специально отличая его от того, что считает еще более высоким. Так, высшую форму богопознания (называемую им апофатической) прп. Максим иногда эксплицитно отличает от «богословия». Например, описывая восхождение Моисея с сопровождавшими его на гору Синай в qu. dub. 73, он пишет, что на предпоследней фазе восхождения Моисей «взял с собою одного Аарона», то есть «слово (или: разум), простое для познания, будто молниями озаряемое Божественными озарениями», но «затем и его оставил снаружи и вошел во мрак божественного неведения, где все нерационально и непостижимо». Далее он называет «тех, кто с Аароном», «познавшими богословие», а «подобных Моисею» — теми, кто «апофатически и в неведении соединился с Богом». Здесь апофиза явным образом соотносится с опытом единения с Богом в Его непостижимости. Такое «единение», очевидно, соответствует обожению, которое в иной перспективе — в рамках трехчленной схемы: делание, созерцание, богословие — является тело- сом (целью) богословия и всей подвижнической жизни. Именно так прп. Максим трактует духовный путь того же Моисея в одном из умозрений о Моисее в amb. 10: PG 91,1149А-1152А; впрочем, здесь в рамках трехчленной схемы он говорит как о последнем этапе не просто о богословии, но о «мистическом богословии, в несказанном восторге вверяемом через молитву одному лишь чистому уму». Именно в таком молитвенном экстазе Моисей «неведением как бы во мраке невыразимо приобщился к Богу» (ibid.). Таким образом, единению с Богом и обожению соответствует не богословие как таковое, а высшая его форма, которую прп. Максим иногда выделяет, специально подчеркивая ее отличие от богословия в том смысле, в каком оно понималось выше применительно к Аарону (в отличие от Моисея). Так, и в qu. dub. 46 прп. Максим специально отличает богословие от молитвы: «Молитвенное [любомудрие] — выше богословского: второе богословствует о Божественном исходя из сотворенных [вещей], а первое непознаваемо и неизреченно сочетает душу с Самим Богом». Из этих цитат видно, что прп. Максим устанавливает соответствие характера богословия (с одной стороны, оно может быть деятельностью разума, с другой — молитвенным, мистическим) с тем, совершается ли познание Бога из сотворенных вещей или же в сочетании души в Самим Богом.
Виноградная лоза Содомская — это неразумие. Ведь «Содом» толкуется как «онемение» или «ослепление», а «Гоморра» — как «горечь» [724] , ибо от неразумия — горечь греха и безумное опьянение хмелем порока. Потому Слово и наставляет, чтобы назорей от такого вина воздерживался, а «назорей» толкуется как «огражденный» [725] . Ведь тому, кто оборонил себя законом Божиим, следует воздерживаться от такого вина неразумия, а также и от винограда, то есть от гнева, и от сушеного винограда злопамятности ([злопамятность — ] это застарелый гнев); [следует воздерживаться] и от уксуса, то есть горечи неутоленного желания, и от сикера, то есть радости отмщения ближнему, ибо сикер всегда сладок, и от виноградных выжимок, то есть от преднамеренного и умышленного зла [726] . Такой [человек] и не остригает волосы, то есть различные помыслы, которые упорядочивают ум и сообщают ему стройность. Из-за этого Самсон — толкуется же он, когда лишен волос [727] , — «изображающий подобие» [728] , когда же густо обросший [волосами] — «солнце их» [729] в то время когда он у бедра Далилы помутился [рассудком], то есть в том, что касается страстной части души, покинул меру удовольствия, лишился волос, очевидно — разумных мыслей, то есть силы ему данной против страстей, и стал игралищем бесов. Он был ослеплен на оба глаза [730] я говорю о деятельном и созерцательном знании.
722
См. Числ. 6,3–4.
723
Толкование Содома как ослепления встречается у Филона (Philo de ebriet.: 222. 6, ed. Wendland; Philo de somn.: 2.192. 4, ed. Wendland). Там же Филон дает и толкование: «бесплодие» , которое прп. Максим не использует. Толкование «онемение» , кроме этого места у прп. Максима, найти не удалось, однако Sadom похоже на арамейский (очень часто употребляемый в Талмуде) глагол s"atam (stam) «закрывать» (в том числе уста и глаза), так что определенное «оправдание» этимологизации прп. Максима есть.
724
Или: «раздражение» . Подобное толкование нам найти не удалось, однако '"amor"a (Гоморра), имеет звуковое сходство с tamrur («горечь»), дериват от глагола marar. В Талмуде есть слово merer («горечь»). А в современном иврите слово тага с тем же значением. Так что мы опять имеем дело со случаем хотя и косвенной, но небезосновательной ассоциации в этимологизировании прп. Максима.
725
Или: «отделенный» .
726
Подробный анализ видов страстей, связанных со страстной частью души, у прп. Максима проведен в Трудностях к Иоанну (см. amb. 10: PG 91, 1196C-1197D, где, в частности, в толковании видов гнева прп. Максим следует Немесию Эмесскому (Nemes. de natura hom. 19).
727
To есть бритый.
728
Происхождение этого толкования найти не удалось, вероятно, оно принадлежит самому прп. Максиму, однако, см. следующее примечание.
729
От SamJon — сходно с SemeS «солнце». Ср. qu. dub. 67.2. Если Самсон, обросший волосами, толкуется как «солнце», то обритый, очевидно, «изображающий подобие» солнца, но не являющийся им. Возможно, именно так следует объяснять толкование имени «Самсон» у прп. Максима.
730
См. Суд. 16, 21. Ср. толкование Содома как «ослепления».
Слова препоясав чресла ваши истиною верно истолковал Григорий, именуемый Богословом, говоря: Не о том ли этОу что пожелательное начало обуздывается созерцательным? [732] Слова же облекшись в броню справедливости означают [следующее]: поскольку справедливость есть расположение, уделяющее поровну, необходимо же, чтобы в нас три силы души имели равную силу, и чтобы с их помощью с равной силой составлялась четверица родовых добродетелей [733] (в этом ведь и [состоит] справедливость); и [поскольку] логическая способность, движимая рассудительностью к исследованию сущих, наподобие брони [пластинчатых доспехов] связывает логос с логосом, постольку необходимо, чтобы человек, воедино связывая различные логосы — целомудрия и других [добродетелей], — укреплял себя, чтобы не быть раненным стрелами, испускаемыми врагом.
731
См. Еф. 6,14–17·
732
См. Greg. Naz. or 45.18: PG 36, 649A.
733
Ср. в qu. dub. 41.
Щит веры (Еф. 6,14) следует воспринимать как носимую в теле мертвость Иисуса (2 Кор. 4, 10), ибо щит, изготовленный из дерева и кожи, наводит нас на мысль о таинстве Креста и о мертвости в теле — ведь все это, если кто-либо им обладает, становится для него щитом веры.
Слова обув ноги в готовность благовествовать мир (Еф. 6, 15) следует понимать так: мы предположили, что благовествование мира есть благодать бесстрастия, а значит, тому, кто еще не обрел эту благодать, Апостол велит приготовиться принять ее, обув ступни души в мертвость тела, — ведь так и терние страстей ее не уязвит, и змеи и скорпионы, то есть дурные помыслы, не ужалят.
Шлем спасения — это надежда: поскольку вещественный шлем — это доспех, изготовленный из меди, медь же прочна, сияет и не подвержена изменениям, а голова означает веру, то следует полагать, что [доспех], обороняющий веру, — это надежда, ибо надежда, неколебимая и неизменная, пренебрегать верой не позволяет. Ведь [надежда] всего надеется ( Кор. 13, 7) и не выходит из доверия Богу. Но если и кажется многим, как это было в истории про Иова, что как бы уничтожилась [надежда] подобно ржавчине, однако внутри остается сияющим и блистающим тот, кто [всегда] веселится надеждой [734] .
734
Таким образом, прп. Максим не соглашается с мнением, что Иов в какой-то момент своей жизни отчаялся. К фигуре Иова он снова обращается в Трудностях к Иоанну (amb. li: PG 91,1205D-1108A), где объясняет восполнение Иову сторицей земных благ как устроенное ради «малых сих», чтобы они не соблазнились от этой истории; самого же Иова прп. Максим считает в этом восполнении не нуждавшимся, поскольку тот стяжал вечные блага.