Творения
Шрифт:
Или, конечно, как вымышленной басне, смеешься ты угрозе судом будущим? Но не будешь смеяться, испытав, хотя и посмеваешься теперь, слыша. Тогда встретит тебя наказание и постигнет безотрадное мучение, когда оплакивающий свое безрассудство нимало тем не поможет себе, увидев, что предвозвещенное истинно, и усмотрев, что неоткуда уже ему примыслить себе помощь, как и тем, которые здесь на целой земле рукоплескали себе, что имеют власть беспрепятственно наслаждаться, и говорили: «Да не прейдет цвет весны: увенчаим нас шипковыми цветы: вина дражайшаго и мира исполнимся: везде оставим знамение веселия» (ср.: Прем. 2, 7–9).
Глава 6. Таковы подавившие в себе предощущение будущего: они хотят невозбранно иметь в своей власти все, что им по сердцу, опрометчиво отваживаясь на то, что им представится, потому что нет у них рассудка, удерживающего несправедливые стремления. Но по преставлении отсюда на
Так говорящими представило их Божественное Писание, сим и последователей их вразумляя и научая иметь великое попечение о нищих как о праведных. Ибо надобно убедиться, что подлинно праведны те, которых Господь не не удостоил признать равночестными Ему, может быть, и для того, чтобы, приведя сим в стыд горделивых, преклонить их к состраданию, когда не склонила их к милосердью однородность. «Если, — говорит Господь, — не милуешь его по естеству как сродственного тебе, то услужи Мне по достоинству». Так досточтимостью собственного лица делает досточестным и униженного нищего, побуждает к усердью в благотворительности, оказываемой не кому–нибудь неизвестному и неславному, но благородному, достойному уважения, другу Его Самого. Как жалкий вид просящего не побуждает к скорому подаянью или делает, что оно бывает скудно и соразмерно с состоянием принимающего, так признанное по наружности достойным уважения вызывает на щедрую милость, чтобы несоответственною малостью дара не оскорбилось оказавшееся достойным внимания.
И все Апостолы, Пророки, праведники, а паче всех Господь, заботливо увещевая, повелевают творить милостыню. Одни говорят: «Раздробляй алчущым хлеб твой и нищия безкровныя введи в дом твой: аще видиши нага, одей, и от свойственных племене твоего не презри» (Ис. 58, 7); другие же: «Доброе же творяще, да нестужаем си: во время бо свое пожнем» (Гал. 6, 9); один говорит: «Грехи твоя милостынями искупи» (Дан. 4, 24); а другой: «Милуяй нища взаим дает Богови» (Притч. 19, 17); и Господь сказал: «Сотворите себе други от мамоны неправды» (Лк. 16, 9); и еще: «Блажени милостивии: яко тии помиловани будут» (Мф. 5, 7). Но о милостыне не радят, как будто никто ничего не сказал о ней, и глубокому забвенью предается она: потому, может быть, что многие почитают себя непричастными никаким грехам и, как во всем преуспевшие, не имеющими нужды в милости. Но если бы сие было справедливо, то мечтающие о безгрешности должны были бы уподобляться в человеколюбии Богу и оказывать милосердие всякому в роде человеческом, по какой бы то ни было причине бедствующему, если не в чаянии вознаграждения, то по побужденью доброго навыка, потому что Бог, ни в чем не имеющий нужды, ради нашей пользы прилагает ничем не вознаградимое попечение, по естественному милосердью милуя всякого, имеющего нужду в милости, «солнце свое сияя на злыя и благия и дождя на праведныя и неправедныя» (ср.: Мф. 5, 45), а равным образом научая и тому, что надлежит оказывать милость без различия всем, каковы бы они ни были: злы или добры.
Ибо нуждающегося в благотворении должно удовлетворить во всем потребном, что для него нужно, а не судить о нем, вправе ли или не вправе получить он это. Вместе с праведными и неправедный как пользуется солнцем и дождями, так удостаивается и милости от людей, потому что и в неправедных, при самом устроении их, всеяно нечто Божественное и сим научают они оказывать благость, подобную Создателевой.
Глава 7. Но в жизни нашей никакого нет единообразия. Одни не довольствуются заботами о богатстве, от великой попечительности об имуществе не имеют времени для сна, по слову сказавшего: «Насытившагося богатством» земли «не оставляет оно уснути» (ср.: Еккл. 5, 11): всячески высчитывает он доходы, расчисляет месячный рост, все продолжение ночи употребляет на то, чтобы, опустив что из памяти, не утратить и малой какой выгоды. Другие не имеют в достатке и необходимого, пребывая без пищи, с пренебрежением к этому предаются сну, и великое для них приобретение продлить беспробудность сна, оставаться нечувствительными к своей скудости.
У одних позлащенные огромные дома стоят пустыми, без людей, служа обширным обиталищем воронов и сов, а может быть, и губительных демонов, а у других для укрытия нет и в три локтя помещения. У одних служит даже на бесчестные потребности серебро, перекованное в тяжеловесные сосуды, назначаемые для принятия
Почему как приемлющие сосуды при сем расторгаются и не выносят тяжести пресыщения, то сластолюбие при всем обилии остается неудовлетворенным, мучаясь жадностью при виде оставленного и жалуясь на малый объем чрева, не способного вмещать в такой мере, в какой оно желает, и всего того, что оно в неудержимом стремлении зияет жадно поглотить. А у других пожелание ограничивается одним куском, и отчасти удовлетворить потребности почитают они роскошью, потому что пресыщение заставляет примышлять многие новые одно за другим изобретенные удовольствия, даже и ненадолго не пользуясь удовольствиями привычными, если в том, что услаждает, не будет частых и непрерывных перемен, которые, поражая необычайностию, привлекают к себе ни на чем не останавливающееся пожелание и услаждают вкус то тем, то другим качеством; напротив того, скудость убеждает одно полезное признавать любимым, повелевая наполнять пустоту, а не услаждать вожделение.
Поэтому ужели теперь кто из людей столько немилосердных, что проходили мимо и больных, которые лежали на распутиях, и тех, которые ходили по улицам, принужденные без стыда приступать к чужим дверям, и тех, которые, по непривычке просить, стыдились объявить о постигшей их превратности и решались втайне терпеть голод, но не соглашались показаться знакомым в несоответственном достоинству своему виде, — и тех, которые злострадали в рудокопнях и темницах, обремененные узами, принужденные тесать камни, и тех, которые в гробах на утесистых горах истощились в силах от падучей болезни и одни, предполагая, что болезнь их возбудит отвращение, не осмеливались входить в города и села из страха, что над ними не сжалятся и замечут их камнями, соблюдая себя от сей немощи, а другие, не имея и ног, чтобы ходить, и рук, чтобы ползать, безмолвно оставались все дома, подобясь древесным стволам, не имеющим сучьев, будучи лишены членов, потребных для всякого движения, — ужели кто, видя и их из такого злострадания переселенными в покой, и себя, из такой роскоши перешедшим на мучение, не скажет, что суд Владычный праведен? И может ли прийти ему на мысль с молением своим обратиться к Судии, когда сам он нечувствителен был к мольбам нуждающихся, всегда поступал с ними жестоко и самая совесть еще прежде Судии осуждает его в прежнем бесчеловечии?
Но этот человек, который делает насилия, грабит, самоуправствует, поядает, скрывает, гонит, заточает, преследует клеветою, уводит, уносит, порабощает, повсюду возмущает жизнь всякого, не оставляет не приведенным в действие ни одного вида зла, пока власть и сила дозволяют ему делать это, без сомнения, стремглав низвергнется на самое дно тартара, обличение в стольких грехах признавая для себя тягостнейшим мучительных истязаний. Подлинно, это приличный конец для тех, которые могущество свое употребляли не на благодеяние, но во зло ближнему, стяжания свои оставили другим на препровождение роскошной жизни, а себе приобрели вечное мучение.
Глава 8. Какое неразумие! Какое бессмыслие! Что доставляет любостяжательность, кроме веселия, не скажу, кроме необходимой потребности для желающих к облегченью телесной немощи сделать что–либо в угодность и вожделению? А мы для сего в желании всем обладать обходим целую землю, бываем у бриттов, еспериан, мавров, на востоке же простираемся в Фивы и в страну индов, отовсюду привозим для своего употребления служащее к роскоши, собираем бесчисленные сокровища для заготовления товаров, потому что частью собственными земными произведениями, а частью добываемым с торжища надобно нам уразноображивать трапезу, делать ее многоценною и избыточествующею всем, что могло бы наполнить всегда отверстый, подобный чаше зев чрева; и у многих действительно оный и всегда отверст, и не наполним если не по обширности сосуда, то по ненасытности желания, всегда алчного и никогда не удовлетворяющегося похотения, зияющего схватить все, что показывает зрение.