Творения
Шрифт:
Но мы, возлюбленные, которые по любви к добродетели, как думаем, отрешились от мирской жизни, отреклись от мирских похотей и обещались идти вслед за Христом, для чего снова вдаемся в житейскую рассеянность и назло себе созидаем то, что прежде так прекрасно разорили? Для чего принимаем участие в худом умышлении проходящих дело свое, не как было им должно, своим старанием о суетном воспламеняя пожелания немощных, для простодушных соделываемся путем к любостяжанию?
Глава 11. От Господа повелено нам врачевать, а не раздражать поползновенных и прежде нравящегося нам — иметь в виду полезное ближнему, чтобы, следуя безрассудным своим пожеланиям, не довести до преткновения многих из людей простых, став для них поводом к соревнованию о земном. Для чего вещество, которое
Поэтому никто да не оскорбится сказанным, но или да исправит, что погрешительно по равнодушию многих делается к стыду имени, или да откажется и от имени. Ибо если предлежит нам любомудрствовать, то обладать имуществом излишнее дело для любомудрия, которое дает обет для душевной чистоты быть чуждым самого тела. А если для кого вожделенно приобретать имение и наслаждаться житейскими приятностями, то для чего чествуют они любомудрие словом, чуждаясь оного на деле, и, украшая себя досточестными именованиями, совершают дела, противные тому, что обещают.
Глава 12. Потом не будем почитать для себя постыдным, что те, которых признаем низшими и называем мирянами, укоряют нас в нарушении Законов Спасителя и те, которые должны у нас учиться, учат нас пренебреженным нами заповедям Господним. Ибо, когда ссоримся и скажут они нам: «Рабу же Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем» (2 Тим. 2, 24) и еще когда спросим о деньгах и имуществе и заметят они нам: «Хотящему ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (Мф. 5, 40), тогда иное ли что сделают, как, издеваясь над нами, осмеют и пристыдят нас за противоречие дел данному обету? Ибо нет необходимости ссориться с оспаривающим у нас имение и делать все то, к чему принуждает заботливость о нем.
Один перенес межу виноградника и часть присоединил к своему, иной на поле твое пустил скот, другой отвел воду, текущую в сад: ужели должно за это бесноваться, стать хуже неистового, всем таковым готовить мщение, к судилищам пригвоздить ум, который обязан заниматься созерцанием Сущего, и созерцательную силу обратить на делопроизводственную хитрость, чтобы с успехом изобиловать тем, что для нас нимало не полезно? Для чего оспариваем чужое как свое, уготовляя себе тяжкие оковы вещества, и не слушаем того, кто называет таковых злосчастными? Пророк говорит: «Горе умножающему себе не сущая его, и отягчающему узу свою тяжце», (Авв. 2, 6). Ибо если преследующие нас легки, по слову сказавшего: «Скорейшии быша гонящии ны паче орлов небесных» (Плач. 4, 19), а мы обременяем себя мирскими делами, то явно, что, медленнее двигаясь в течении своем, легко будем уловлены врагами, от которых спасаться бегством научил Павел, говоря: ««Бегайте блудодеяния» (1 Кор. 6, 18) и лихоимства». Иногда и со всею готовностью текущие к почести, если несутся не с напряженным усилием, остаются далеко позади, не получив желаемого потому, может быть, что более ускорены шаги преследующих врагов.
Глава 13. Поспешающим к добродетели великим служит препятствием пристрастие к делам мирским, часто причиняющее гибель и душе и телу. Ибо что погубило израильтянина Навуфея? Не завидный ли виноградник соделался причиною его смерти, возбудив к нему зависть в соседе Ахаве? Что два с половиною колена заставило остаться вне земли обетования? Не множество ли скота?
Посему если имения завистливых возбуждают к убийству владеющих ими, самих владельцев отклоняют от занятия важнейшим, расторгают узы родства, друзей доводят до вражды, не имеют ничего общего с жизнью будущею да и телу не приносят никакой великой пользы, то для чего же, оставляя служение Богу, всецело предаемся суете? Ибо не мы сами промышляем о том, что нужно для нашей жизни. Все домостроительствует Бог: человеческое старание, если нет Божией помощи, по необходимости не достигает конца, Божие же Домостроительство и без человеческого старания доставляет совершенные блага. Какую пользу принес собственный труд тем, которым Бог сказал: ««Сеясте много, и взясте мало: отдунух я» (Агг. 1, 6, 9) от домов ваших»?
Живущим же добродетельно разве недоставало чего необходимого? Не совершенно ли не заботились они об этом? Разве израильтяне, сорок лет не пользуясь ничем от земледелия, не питались, не имея недостатка в пище? Но и море творит вновь необычайную пищу, подав от себя перепелов, и непричастный влажности камень, распавшись, доставляет в обилии воду, и небо низводит манну, этот необычайный и небывалый дождь, и одежды и обувь, не ветшая, служат все время. Какую землю возделывая на потоке, питался Илия? Не вороны ли приносили ему пищу? А когда пришел в Сарепту, вдова, нуждающаяся в необходимом, не доставляла ли ему хлеб, похищая его из уст детей своих, чтобы соделалось явным, что добродетель предпочтительнее естества.
Глава 14. Хотя сие и необычайно, однако же справедливо, потому что можно прожить и без пищи, когда угодно то Богу. Ибо как Илия совершил сорокадневный путь «в крепости» единой «яди» (3 Цар. 19, 8)? Как Моисей, восемьдесят дней беседуя на горе с Богом, пребыл не вкусившим человеческой пищи? Ибо, сошедши по прошествии сорока дней, когда, раздраженный слиянием тельца, разбил скрижали, немедленно снова взошел на гору и, еще столько же дней проведя на горе и потом прияв вторые скрижали, снисшел к народу. Какое же человеческое рассуждение возможет представить достаточное объяснение такого чуда? Как достало текучего естества человеческого, истощаемого столько времени, между тем как ничто не восполняло ежедневно утрачиваемой силы? Но недоумение сие решает Божие слово, когда говорит: «Не о хлебе единем жив будет человек, но о всяком словеси исходящем из уст Божиих» (Втор. 8, 3).
И посему для чего Небесное жительство совлекаем на землю, обременяя вещественными бедствованиями? Для чего «питаемии» некогда «на багряницах», одеваемся «в гной», как в Плаче сказал о некоторых Иеремия (см.: Плач. 4, 5)? Ибо, когда упокоеваемся на помышлениях светлых и пламенеющих, тогда питаемся «на багряницах», а когда, вышедши из такового состояния, вмешиваемся в дела земные, тогда одеваемся в гной. Почему же, оставив надежду на Бога, мышцу свою делаем опорою плоти, Промышление Владыки приписывая рукам своим? И что, как испытал Иов, вменено ему в великий грех, то есть, положив на уста руку, лобызать ее (см.: Иов. 31, 27), то не боимся мы делать ныне. Ибо у многих в обычае целовать руки и говорить, что от рук у них изобилие.
Их–то давая разуметь под образами, говорит Закон: «Кто ходит на руках, тот не чист, у кого много ног, также не чист и, кто ходит всегда на четырех, не чист» (см.: Лев. 11, 27, 42). Ходит же на руках, кто на них опирается и на них возлагает всю надежду; ходит на четырех, кто, предавшись делам чувственным, ими занимает непрестанно владычественный ум, а многоножен, кто отовсюду окружен телесным. Поэтому премудрый Приточник хочет, чтобы совершенный имел даже не две ноги, но одну и та редко двигалась для дел телесных. «Не учащай», — говорит он, — «вносити ногу твою ко другу твоему, да не когда насыщься тебе, возненавидит тя» (Притч. 25, 17). Если кто редко приступает ко Христу с прошением о потребности телесной, то возлюблен Им будет, ибо сие служит целию таковых друзей, как говорит Спаситель ученикам Своим: «Вы друзи Мои есте» (Ин. 15, 14). Если же будет делать это часто, то соделается ненавистным Ему.