Творящие любовь
Шрифт:
— Естественно, я не жду, что ты мне ответишь прямо сейчас. Можешь сначала все обдумать. Даю тебе времени сколько хочешь.
— Вы настойчивы, не так ли? — произнесла Дороти-Энн с невольным восхищением. Она улыбнулась, ее холодность словно растаяла.
— Настойчив. И, как я уже тебе сказал, у нас есть время. Много времени. Потому что прежде чем жениться, я собираюсь закончить этот проект. Причем без посторонней помощи.
— А почему так? — неожиданно для себя спросила Дороти-Энн. — На это может уйти год или даже два.
— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя появились не те мысли, — улыбнувшись, Фредди выпустил
— Что вы имеете в виду?
— Мне бы не хотелось, чтобы ты думала, что я гоняюсь за твоими деньгами. Я тебе уже говорил. Я независимый человек. Ну а теперь, когда мы все выяснили, могу ли я пригласить леди на чашечку кофе? — поинтересовался он.
И, словно маленькая дурочка, Дороти-Энн густо покраснела и услышала собственный ответ:
— Да, благодарю вас… То есть я хочу сказать… если вы действительно хотите…
— Хочу, — вежливо подтвердил Кентвелл, беря ее под руку и ведя к поддону.
Его слова эхом отдавались у нее в ушах. Дороти-Энн не могла поверить в то, что этот человек только что пообещал ей.
«Согласен ли ты, Фредерик Кентвелл, взять эту женщину в законные жены, любить и почитать ее, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас?»
«Да».
Да. Короткое простое слово. И слова великой ответственности. Но они прозвучали почти год спустя. А до этого дня Дороти-Энн и Фредди проводили вместе выходные. В рабочие же дни этих долгих-долгих недель Фредди трудился в Чикаго, а она путешествовала по всему миру, выполняя свою работу. Пока здание, над которым работал Кентвелл, не было закончено без всякой помощи с ее стороны, он отказывался связать себя с ней брачными узами.
В день их первой встречи Дороти-Энн отправилась обратно в Нью-Йорк. Самолет парил в небесах, а девушка летела на крыльях чувств, которые не могла забыть. События этого дня несли ее душу, словно огромная волна, а из головы не выходил взгляд Фредди Кентвелла. Только когда Дороти-Энн приземлилась в Нью-Йорке и встретилась с Элизабет-Энн в аэропорту, она вспомнила, что это был за день. И то прабабушке пришлось ей напомнить об этом.
Ночь в Нью-Йорке выдалась ясная, небо усеяли звезды. Машин на Лонг-Айлендском скоростном шоссе было немного. Они быстро проносились мимо. Элизабет-Энн открыла свою большую сумку и, порывшись в ней, достала толстый веленевый конверт.
— Вот, возьми, дорогая! — протянула она его Дороти-Энн.
— Что это?
— Пожалуйста, прими это, будь добра.
Дороти-Энн взяла конверт и зажгла боковую лампочку со своей стороны «роллс-ройса». Она посмотрела вниз на пакет, в замешательстве отводя от глаз непослушную прядь волос. В левом углу красовалась синяя печать с обратным адресом: Шацкин, Моррис, Бернштейн и Бидгуд, 666, Пятая авеню, Нью-Йорк, Н. й., 10019.
Дороти-Энн медленно открыла конверт, вынула пачку юридических документов, поднесла к свету и повернулась к Элизабет-Энн.
— Но… но ведь это же документы, — удивленно пробормотала девушка.
— А ты думала, я об этом не знаю, — ответила Элизабет-Энн с сердитой насмешливостью.
— Но…
Прабабушка подняла руку, затянутую в перчатку, словно обороняясь.
— Никаких «но», дорогая. Мы долго ждали этого дня.
— Что ты хочешь сказать?
— Только не говори мне, что ты забыла! —
— Ох, прабабушка, я и забыла. Но… я думала, что, может быть…
— Может быть что?
— Ну…
— Если я дарю что-нибудь кому-нибудь, значит, дарю. — Элизабет-Энн слабо улыбнулась.
Дороти-Энн обняла прабабушку. В эту минуту серебряная луна спряталась, и им удалось увидеть в отдалении поблескивающую огнями гряду Манхэттена, показавшуюся из-за индустриальных зданий и фабрик Лонг-Айленда.
Вспышка молнии осветила маленькую комнату неживым белесым светом, превратив все происходящее в словно застывшую от мороза картину. Прошлое плавно перетекло в настоящее, и Дороти-Энн вернулась в мотель неподалеку от города Квебек, штат Техас. Она взглянула на Фредди. Ее лицо побледнело, а в глазах появилось какое-то торжественное выражение.
— Снова боли? — спросил муж.
Женщина отрицательно покачала головой и глубоко вздохнула.
— Фредди! Я не хочу, чтобы ты выходил на улицу в такую грозу.
— Все будет в порядке, любимая.
— Ты будешь осторожен?
Фредди усмехнулся и поднял вверх руку, словно давая клятву:
— Слово чести скаута.
— Ты никогда не был скаутом, — слабо запротестовала Дороти-Энн. Муж улыбался, но ее не покидало волнение. — Фредди!
— Гм?
— Я боюсь.
— Не надо, — Кентвелл улыбнулся ей. — Все, что я собираюсь сделать, это пойти и привести доктора. Вспомни, что ты рассказывала мне. Когда ты была ребенком, стоило тебе услышать вой сирены, ты пугалась, и что тогда тебе говорила твоя прабабушка?
— Что это не значит, что произошло что-то плохое, — прошептала она. — Это значит, что кто-то идет на помощь.
— Правильно. Вот и вспоминай об этом. — Фредди помолчал, потом улыбнулся жене самой загадочной из своих улыбок. — Кто любит тебя, детка?
Это была их старая игра. Дороти-Энн чуть улыбнулась.
— Кадьяк [30] , — шепнула она.
Муж поцеловал ее в лоб.
— Умница.
И ушел.
Дороти-Энн снова погрузилась в беспокойный сон, но стоило миссис Рамирес вернуться в комнату, как она тут же проснулась. Молодая женщина попыталась сесть.
30
Самый крупный из бурых медведей, обитает на побережье и островах Аляски.
— Сколько времени прошло после ухода Фредди? — озабоченно спросила она.
Фелиция Рамирес посмотрела на часы.
— Не так уж много, — легко соврала она. Мексиканка отвернулась от своей подопечной и занялась почти догоревшей свечой, вынула огарок, вставила в подсвечник новую свечу, зажгла ее и поставила подсвечник обратно на тумбочку у кровати.
Дороти-Энн разглядывала потолок и прислушивалась к шуму дождя. Казалось, ливень стал еще сильнее.
— Буря все не прекращается, — дрожащим голосом произнесла она.