Творящие любовь
Шрифт:
— Это оттого, что правила хорошего тона предписывают каждому заниматься своими делами, — смущенно пояснила гувернантка.
— Но ведь папа это мое дело? — Дороти-Энн проявила ту самую невероятную детскую проницательность, которой все так боятся.
От ответа Нэнни спас приехавший лифт. Они вошли в кабину, и Дороти-Энн увидела, как няня нажимает кнопку с цифрой «32». Как только ее палец коснулся кнопки, та загорелась. У Дороти-Энн глаза стали совсем круглыми. Она осторожно потянулась и нажала на другую цифру. И взвизгнула от восхищения, когда кнопка
Нэнни легонько шлепнула ее по руке.
— Ну-ка, прекрати это, — приказала гувернантка. Она с извиняющимся видом посмотрела на других пассажиров, но никто не обратил на девочку внимания.
Обиженная шлепком Нэнни, Дороти-Энн поджала губы. Ей хотелось плакать, но она изо всех сил старалась сдержать слезы. Но тут двери лифта разъехались в разные стороны, и девочка оказалась лицом к лицу с совершенно незнакомым миром.
— Здесь прабабушка работает? — задала она вопрос, как только они вышли из лифта.
Нэнни торжественно кивнула:
— Да.
Дороти-Энн почувствовала неведомую ей ранее гордость за то, что все это принадлежит ее семье. Приемная была обставлена таким образом, что все свидетельствовало о роскоши, комфорте и солидном финансовом положении.
Стены скрывались под панелями красного дерева, а пол устилал нежно-розовый ковер. Уютные диваны и кресла были произведением известного декоратора Эндрю Гроулта и стоили небольшого состояния. Гигантский мраморный камин был всего лишь имитацией, но производил впечатление подлинного. Единственной черточкой, напоминающей посетителю, что он не в вестибюле дорогого отеля, а в штаб-квартире огромной деловой империи, была золотая табличка со скромной гравировкой, красующаяся над головой секретаря, восседающего за столом персидской работы. Надпись гласила «Отели Хейл инкорпорейтед».
Секретарша в приемной оказалась молодой блондинкой. Создавалось впечатление, что ее привело в замешательство появление ребенка, но она быстро взяла себя в руки и приветствовала их холодной улыбкой.
— Чем могу служить? — поинтересовалась она у Нэнни.
— Мы хотели бы встретиться с миссис Хейл.
— Вы договаривались о встрече?
Нэнни фыркнула:
— Да.
— И как о вас доложить?
Нэнни улыбнулась Дороти-Энн и сжала ей руку.
— Мисс Дороти-Энн Хейл, — объявила она.
Произнесенные слова оказались волшебными. Дежурная улыбка секретарши растаяла.
— Пожалуйста, присядьте на минутку, сейчас за вами кто-нибудь придет, — сказала она с неожиданной теплотой. Девушка сняла трубку телефона из слоновой кости, а гувернантка повела девочку к дивану. Но не успели они сесть, как высокие двери, ведущие в длинный коридор, затянутый красным ковром, открылись и перед ними предстала безупречно одетая женщина с волосами цвета воронова крыла.
— Мисс Хейл? — спросила она, склоняясь к Дороти-Энн и улыбаясь ей. — Я миссис Голдстайн, секретарь миссис Хейл.
— Здравствуйте, как поживаете? — торжественно произнесла девочка, и они обменялись рукопожатием. Но внутри у Дороти-Энн пробежала дрожь. Рука миссис Голдстайн оказалась сухой и холодной.
— Благодарю вас, отлично, — с улыбкой ответила секретарша,
Коридор казался невозможно длинным. Они прошли мимо бессчетного количества закрытых дверей, потом повернули за угол и почти уткнулись в стеклянную стену, отделяющую от коридора огромное помещение без окон, заставленное рядами столов.
— Машинописное бюро, — пояснила миссис Голдстайн.
— Вот где бы мне хотелось работать, когда я вырасту, — заявила Дороти-Энн. — Из-за бассейна [31] . — Девочка вытянула шею. — Но где же он?
— Это всего лишь выражение. Просто здесь одновременно работает очень много людей.
— Ну что ж, может быть, мне и не захочется здесь работать. — Задумчивая гримаска исказила личико Дороти-Энн.
— Я думаю, — сказала миссис Голдстайн, — что у твоей прабабушки более интересные планы на твой счет, чем машинописное бюро. Надо только подождать, когда ты вырастешь.
31
Английское слово pool означает и бюро, и бассейн.
Чуть дальше они прошли мимо еще одной комнаты за стеклянной стеной.
— Еще одно бюро? — весело спросила Дороти-Энн.
— Это финансовый отдел, — объяснила миссис Голдстайн. — Люди, которых ты здесь видишь, занимаются теми деньгами, что приносят отели твоей прабабушки, расположенные по всему миру.
Дороти-Энн кивнула.
— Неужели вы никогда не теряетесь здесь? — удивилась она, продолжая идти.
Миссис Голдстайн рассмеялась.
— Я и правда была несколько сконфужена вначале, — доверительно сообщила она, — но ко всему быстро привыкаешь. — Они снова свернули за угол. — Вот мы и пришли.
Первый кабинет принадлежал миссис Голдстайн. Его украшал большой стол в стиле ренессанс, а кресла затягивала искусно вышитая ткань. Смежный с ним офис занимала Элизабет-Энн Хейл. Гости остановились перед высокими французскими дверями с полированными зеркальными стеклами и матовыми голубыми портьерами.
Миссис Голдстайн постучала и широко распахнула одну из створок. Дороти-Энн остановилась на пороге, ладони Нэнни придерживали ее за плечи, и смотрела через комнату на свою прабабушку.
Элизабет-Энн стояла около дивана и говорила по телефону. В тот момент, когда ее взгляд упал на дверь, она произнесла короткую фразу и повесила трубку.
С той самой минуты, как Дороти-Энн помнила себя, она всегда была под огромным впечатлением от Элизабет-Энн. Прабабушка казалась такой сдержанной, она так владела собой, и ни один волосок не выбивался из ее серебристо-седой прически. Она оставалась высокой и стройной и выглядела намного моложе своих семидесяти пяти лет в персиковом шерстяном костюме классического покроя. Единственная нитка бесподобного жемчуга обвивала ее шею.