Твой демон зла. Ошибка
Шрифт:
Ткнув недокуренной сигаретой в пепельницу, я замялся:
– А что случилось? Могу я хотя бы эту информацию… получить?
Урусов помолчал, потом сказал:
– Когда была засечена работа сканера, ребята из опергруппы бросились ловить «читателей». Пришлось прочесывать весь дом, и в подвале они столкнулись и были вынуждены вступить в перестрелку с тремя неизвестными, которые извлекали из тайника оружие и взрывчатку. Возможно, мы переоценили опасность, но… Береженого Бог бережет, а небереженого… ну, сами знаете. В общем, я предложил, а директор НИИ согласился, что лучше будет эвакуировать
Я кивнул.
– Ну, тогда, до свидания, идите, автобус ждет.
В тот день я пришел домой достаточно поздно – оказалось, что с Расщупкиным мы живем на соседних станциях метро, и Николай согласился попить пивка после трудного дня в небольшом полуподвальном барчике с озорным названием «Глубокая глотка».
Мы взяли по четыре кружки пива, вареных креветок, и уселись в углу, в стороне от стойки, за небольшим, стилизованным под пивную бочку, столиком. Я сразу же, залпом выпил всю кружки, разделал креветку, пожевал, поймал на себе внимательный взгляд «оо-шника».
– Что, Серега, перенервничал? – спросил тот, закуривая.
– Есть маленько. – кивнул я, берясь за вторую кружки – пиво, светлое и ароматное, пьянило слабо, и это было даже хорошо, чувствовалось – начни я сейчас пить по серьезному, напился бы быстро, и что называется, «до соплей».
– Зря они это все затеяли, с эвакуацией. – продолжал между тем Расщупкин: – Если у тех гадов даже «гэбэшные» лазерные сканеры есть, а это аппаратура, уровень доступа к которой очень высокий, я например, не имел права на получение сканера для оперативной работы, так вот, я думаю, что они найдут эвакуированных ученых в два счета. Ты понимаешь мою мысль?
Понимал ли я? Конечно, понимал… Я молча кивнул, тоже закурил, посмотрел на тусклую лампочку висящей над столом бра, и осторожно спросил:
– Коля, а у вас, ну, в вашем отделе, я хочу сказать, вообще-то хоть какие-то версии есть на счет того, кто это, и зачем они все это делают? Вы-то должны что-нибудь понимать – все же Урусов в основном набрал в отдел только «своих».
Расщупкин усмехнулся:
– Понимаешь, Серега… Версий масса, да только это все – «пустышки». Я могу точно сказать только, что это, во-первых, не иностранные разведки, во-вторых, не криминал, и в третьих, не инопланетяне и прочая чертовщина.
– Что же остается? – ошалело спросил я: – Я не инопланетян имею в виду, а эти, разведки и криминал. Если не они, тогда кто?
– Дед Пихто! Что ты меня спрашиваешь. Я же сказал – хрен его знает… – Николай выглядел раздраженным, и я подумал, что они все там, в «ОО», уже, наверное, «голову сломали», пытаясь разгадать эту загадку.
Однако я решил вытянуть из приятеля все сведения, и поэтому задал следующий вопрос:
– Ну, а сам-то ты склоняешься к какой-нибудь мысли?
– Склоняюсь! – быстро сказал Расщупкин, взял свою пустую кружку, подхватил мою, тоже пустую, и ушел за пивом. Вернулся он минут через пять, сел, сделал длинный глоток и продолжил, словно бы и не уходил:
– Я склоняюсь вот к чему: кому-то очень нужно для достижения своих, непонятных мне пока целей заполучить реализованный в металле и программном обеспечении проект,
– А почему обязательно – «непонятных»? – удивился я.
– А ты что, хорошо понимаешь, для чего можно использовать нейродешифраторы? – в свою очередь удивился Расщупкин, потом вдруг спохватился: – А, так ты же ничего не знаешь…
Я оживился, ухватил Николая за рукав:
– Колька, расскажи! А то я, как слепой кутенок…
Расщупкин отпил из кружки, посмотрел на меня, покачал головой, потом сказал:
– В шестидесятые годы в Северном Казахстане проводились опыты по дистанционному воздействию на человеческий мозг… Тогда ничего не получилось, физики действовали практически на ощупь, и кроме нескольких десятков несчастных, случайно пострадавших от этих опытов, и оставшихся инвалидами на всю жизнь – они стали постоянными пациентами психиатрических клиник с диагнозом «органическое повреждение центральной нервной системы», никакого результата получено не было. В семидесятые для борьбы с диссидентами КГБ использовало кое-какую аппаратуру, с помощью которой можно было организовать так называемый «Гулаг на дому»… Это все были, так сказать, попытки внедриться в мозг, понять, какие процессы в нем происходят, а в идеале – воздействовать на него, заставить человека подчиниться своей воле. Над этой задачей бьются научники во всем мире…
Расщупкин вдруг словно очнулся, решительно отставил недопитую кружку, хлопнул ладонью по столу:
– Извини, Серега, больше я не могу тебе сказать. Я и так чуть было не нарушил подписку о неразглашении, хотя и знаю совсем немного… В общем, извини, не могу.
Внимательно посмотрев в глаза Расщупкина, я понял – действительно не может. И не скажет.
Мы посидели еще немного, поговорили о всякой ерунде. Какая-то отчужденность, возникшая было, исчезла, но неприятный осадок у меня остался.
Допив третьи кружки, поболтав о всякой ерунде, мы распрощались и отправились по домам. Катя, не совсем остывшая от вчерашней размолвки, встретила меня холодно, а когда заметила, что ее дражайший супруг еще и «принявши», вообще поджала губы и ушла из кухни в комнату.
Не стал я ей ничего говорить… Женщины – существа загадочные и хрупкие, как каленое стекло. Чуть нажмешь сильнее, чем надо – и бздынь! Вяло пожевал макароны с тертым сыром, приготовленные женой, я попил чаю, помыл посуду, выключил на кухне свет, а в комнате, уже раздевшись, сухо сказал:
– На моего клиента сегодня ночью было совершено покушение, к счастью, неудачное. Я безумно устал за день, и мне очень неприятно, что ты сердишься на меня.
Катя промолчала, отвернувшись к стене, только вздохнула. Я тоже больше ничего не стал говорить, лег, и почти мгновенно уснул. Завтра я был свободен, и решил повидаться с Борисом, поговорить, отвести после всех этих секретов и непонятных событий душу…
Глава восьмая
Борис знал обо мне все. Знал даже то, чего я не рассказывал ни Кате, ни своему начальству из «Залпа», ни кому другому. И вообще, в своей жизни более порядочного и честного человека, чем Борька, я не встречал…