Твой дядя Миша
Шрифт:
Агафонов. Ага!.. Давай! Крой, Катюша, бога нет! Слышишь, отец, жена обо мне первая заговорила, а ты спрашиваешь, за что меня ругать?
Екатерина. А что? Разве я не правду говорю? Вертишься, как белка в колесе. Думаешь, не вижу? Тебя будто подменили. Ночами не спишь, ворочаешься, словно не на перине, а на колючках лежишь.
Агафонов(шутливо). Что поделать, жена разлюбила: меня от ревности тяжелые сны одолевают. (Подмигивает Гордею.) Вот я и ворочаюсь. Наше дело такое, стариковское.
Степан
Гордей. Что ты, отец! Говори, Катя! Мы этот вопрос обсудим, подведем итоги (смеясь), создадим комиссию по разоружению… Выкладывай все, что у тебя на душе.
Екатерина(не может успокоиться). Я и выложу. Жили мы в нашем старом колхозе хорошо, степенно, как люди жили, и, слава богу, со всем управлялись. А теперь колхоз у нас чуть ли не на весь район, конца-края не видно…
Агафонов(повышает голос). И ты, конечно, недовольна. Ты бы хотела, так сказать, единоличные колхозы. Или, скажем, по пять баб — один колхоз. По тишине соскучилась, моя голубушка Екатерина Григорьевна?
Екатерина. Брось, Василий! Стыдно. Я не меньше твоего наш колхоз люблю, но я другого боюсь: за тебя, за нашу семью, за наше славное имя. Не хочу, чтобы над нами насмехались. Смотри, Василий, с меня началось— и до тебя дойдет.
Агафонов(встает из-за стола). Нет, видать, мне не удастся сегодня позавтракать. (Гордею.) Я скоро за тобой зайду, пойдем осматривать новые скотные дворы. Сегодня нам их сдают строители. Истинное удовольствие получишь: не дворы, а дворцы, Гордей!
Стук. Агафонов открывает дверь.
На пороге стоит Зоя.
(Пожав плечами, оглянулся, говорит ей вполголоса.) Ох, не вовремя ты пришла.
Зоя. Здравствуйте… Извините, я помешала… вы завтракаете…
Агафонов(многозначительно вздохнув). Дело не в завтраке, Зоя.
Гордей. Ничего… Прошу к столу. Враждебные стороны в сборе. Сейчас мы можем приступить к обсуждению конфликта…
Агафонов. Ты здесь, Гордей, похлопочи, так сказать, о мирном исходе дела… А я ушел! (Быстро выходит из комнаты.)
Зоя. Як вам, Гордей Степанович.
Гордей. Что, Зоя?
Зоя. Если у вас найдется время, я хочу, чтобы вы побеседовали с нашими читателями о космических полетах.
Гордей. Когда, Зоя?
Зоя. Хотя бы сегодня вечером.
Гордей. Хорошо! Я приду. Но для этого тебе придется с нами позавтракать.
Зоя. Нет, Гордей Степанович. Я уже завтракала. Гордей. Ничего не выйдет, я тебя просто-напросто не отпущу. (Берет ее за руку.)
Входит
Зоя(неловко улыбаясь, с трудом). Здравствуйте, Екатерина Григорьевна.
Екатерина, не отвечая на приветствие, молча смотрит на Зою.
Занавес
Действие третье
Картина четвертая
Та же комната в доме Агафоновых. Горит настольная лампа. Гордей, лежа на тахте, читает книгу. Вокруг тишина поздней ночи. Слышно только, как где-то далеко, обходя улицы спящей деревни, бьет в колотушку ночной сторож. Гордей, оторвавшись от книги, прислушивается к стуку колотушки. Он задумчиво улыбается. Чувствуется, что эти звуки будят в нем далекие воспоминания.
Тихо открывается дверь. Входит Агафонов. Гордей поворачивается к нему.
Агафонов(тихо). Чего ты не спишь? Уже два часа.
Гордей(так же тихо). Я днем отдыхал, а ты чего не спишь? Где до сих пор пропадал?
Агафонов(снимает фуражку, садится). Дела, брат.
Гордей. Дела. Всегда дела. Какие в колхозе могут быть дела в два часа ночи?
Агафонов. Весна… (Улыбается.) Только дела у меня не любовные.
Приближается однотонный, словно успокаивающий стук колотушки.
Гордей(прислушивается). Как хорошо! (Вздохнув.) Слышишь?
Агафонов. Что хорошего? Не хорошо, а плохо… Плохо Тарас работает… постарел. До двух часов ночи спит, а сейчас выходит со своей колотушкой, минут пятнадцать отколотит и обратно — спать до утра.
Гордей. Я не об этом, Василий. Вот слышу колотушку, и она мне как музыка… Помнишь детские годы…
Агафонов. Ага… Ты, так сказать, насчет поэзии. А для меня, брат, это просто ночной сторож.
Гордей(продолжает). Ночь… На дворе мороз, вьюга разгулялась… в сенях солома свистит, где-то собака воет, должно быть волка чует… Мы с тобой на печке, прижались друг к другу. А рядом спит отец, покрытый овчиной, он кажется большим, как гора… Ветер завывает в трубе… Воет… воет… и мне страшно. Высунешь голову из-под лохмотьев, прислушаешься, и вдруг, перекрывая вой ветра, — колотушка… И сразу уходит куда-то страх. Кажется, нет на свете человека храбрее деревенского сторожа. Он не боится ни ночи, ни вьюги, ни волков, ни бесов… А ветер так трясет нашу избу, будто хочет поднять ее и унести далеко-далеко, за тридевять земель… и опять колотушка… Под ее мерный стук и засыпаешь.