Твой последний шазам
Шрифт:
Глава 6
Вита
Мама с папой ссорились редко. Их ссоры напоминали интеллектуальную дуэль, в которой побеждал тот, кто выдавал наиболее сложную фразу, означающую степень заблуждения оппонента. А через час или два они мирились. Обычно папа подходил к маме с заявлением: «Всё равно ты не права», после чего тут же, пока она не успела опомниться, озадачивал чем-нибудь совершенно бытовым: «Ты не видела мои очки?» или «Скоро
Однако помню период, когда они ссорились так, что не разговаривали по три дня. Мне тогда было восемь, и я очень переживала. Думала, а вдруг, они больше никогда не заговорят друг с другом и не помирятся? Я же знала, что такое бывает. Сначала люди не разговаривают, а потом становятся чужими и разводятся.
— Ты больше не любишь папу? — пришла я как-то к маме с прямым вопросом.
— Люблю, конечно.
— Но вы же поссорились.
— Ссорятся, Виточка, и когда любят. Когда человек для тебя важен, важно его мнение и поступки. А с теми, кого не любят, не ссорятся. Только ругаются.
— Но если ты любишь папу, а он тебя, то зачем вам тогда ссориться?
— Это же не специально получается. Просто так бывает, что для одного хорошо, для другого плохо и наоборот. Примерно, как с рисовой кашей, которую ты не хочешь есть.
— Но я же не перестаю с тобой разговаривать.
— Мы не разговариваем из-за того, что пока ссорились успели наговорить друг другу много неприятных вещей.
— Но если ты знаешь, что говорила неприятное и папа про себя это знает, то почему вам просто не извиниться друг перед другом и всё?
— Потому что каждый из нас считает, что он прав.
— Но помириться же важнее, чем быть правым.
— Когда как. Иногда человек так сильно заблуждается, что ты перестаешь понимать его, а потом и любить.
Утром я проснулась внезапно. Будто почувствовала. Окно было приоткрыто и в комнату проникали оживленные звуки летней улицы: воркование голубей, шуршание подошв об асфальт, хлопанье дверей, тихий гул заведенной возле подъезда машины, негромкие голоса. Услышав которые, я резко вскочила и бросилась к окну.
Макс закидывал в багажник рюкзаки. Артём сидел за рулём.
На часах было девять. Я вспомнила, что Макс договаривался с ребятами отправиться на какую-то стройку. Но Артём никуда не собирался. Он планировал остаться здесь. Со мной.
Торопливо натянула джинсы и, оставшись в спальной майке, кинулась на улицу.
Макс уже запрыгнул в машину, а Артём, увидев меня, нарочно дал подойти ближе, и затем тронулся.
Я крикнула «Подожди», но он ускорился. Макс опустил стекло, высунулся по плечи и развел руками, мол, ничего не может поделать. Я пробежала ещё несколько шагов и остановилась, недоуменно глядя им вслед.
Вчерашняя ссора была глупая и какая-то ненастоящая, потому что
Вернувшись домой, я принялась названивать ему. Раз семь набрала. Наконец, ответил.
— Ты хотела, чтобы я занялся делом? Я занялся. Обычно я так не поступаю. Обычно сразу посылаю. Так что ты, Витя, первая девушка, которую я послушал. Радуйся.
— Но Артём, я же говорила не о том. Останься, пожалуйста. Я тут умру одна.
— От этого ещё никто не умирал.
— Хочешь, я расскажу, с кем разговаривала?
— Расскажешь, когда вернусь.
— А когда ты вернешься?
— Недели через три, а может через месяц. Всё. Пока.
Стоило перезвонить, но я вряд ли смогла бы произнести хоть слово. Вместо этого написала эсэмэс:
«Пожалуйста, прости. Я всё поняла и больше никогда не заговорю ни о чем подобном».
Ответ пришел совершенно в стиле Артёма. Простой и до отчаяния лаконичный.
«Не грусти».
Три недели — это двадцать один день. Ровно столько нужно человеку, чтобы он приобрел ту или иную привычку или же отказался от неё.
Через три недели наступит август, и ночи станут длинными и холодными.
А что если за двадцать один день мы отвыкнем и разлюбим друг от друга?
— Здравствуйте, это Вита. Артём уехал. Я всё испортила. Он очень разозлился из-за того, что я не захотела рассказывать ему о нашей с вами встрече. Что же мне теперь делать? — вывалила я на одном дыхании, потому что больше не могла сдерживаться.
— Так, ну-ка успокойся, — строгим голосом сказала Полина. — Что за трагедия? Тёма вечно психует не по делу. Через час я приеду к вам за собакой. Поблизости есть какое-нибудь приличное кафе?
То, что они оставили Лану Полине стало ещё одной неприятной неожиданностью. Я любила Лану, а она меня. И я бы с лёгкостью ходила с ней гулять, кормила, играла тоже. Вместе нам обеим было бы не так грустно ждать.
Однако приглашение Полины само по себе стало утешением. Мне пришлось взять себя в руки, одеться и выползти из дома.
«Приличное» кафе Полина выбрала сама в мобильном приложении. Пафосное и очень дорогое. Наподобие тех, куда ходил Артём, но мне такие места не нравились. В них я чувствовала себя лохушкой.
— Насчет денег не волнуйся, — сразу предупредила она. — Я заплачу.
И это тоже прозвучало не очень приятно. Полина была для меня совсем чужим человеком, и я никак не могла позволить ей платить за себя, поэтому заказала только чашку зеленого чая.
Всё то время пока я рассказывала о том, что случилось, она сидела с таким выражением лица, с каким наша историчка слушала ответы на уроках. Выражением лёгкого недоумения, недоверия и насмешки.