Твой последний шазам
Шрифт:
— Не нужно, — морщится Артём.
Поднимаемся по лестнице на другую сторону шоссе. Мужик догоняет, дергает меня за рукав и кивает на подсвечивающийся особняк.
— Вон, тот дом. Видите? Дом купца Игумнова. Он был очень богатым человеком, совладельцем Ярославской мануфактуры, имел в Сибири золотые прииски.
— Чего ты хочешь? — неодобрительно косится на него Артём.
— Это его московская резиденция, — продолжает бомж. — Дом в виде сказочного дворца. Голландский кирпич, кафель из фарфора — все дела. Игумнов нанял ярославского
— Ладно, свободен, — пытается отделаться от него Артём.
Но мужик не отстает.
— Короче тот парень выстроил эту красотень, а Игумнов взял и не заплатил ему. И тогда… Тогда бедный зодчий проклял дом, а затем покончил с собой. Спустя время Игумнов поселил здесь свою женщину, у которой бывал наездами. И вот однажды, возвратившись не вовремя, он застукал её с любовником. В общем, не долго думая, любовника выгнал, а её замуровал в стене заживо, — мужик таинственно замирает. — И теперь в этом доме по ночам часто видят красивую грустную женщину в белом.
— Кошмар какой, — шутливо ужасаюсь я.
— А что? — Артём крепко сжимает моё плечо. — И правильно сделал. Я бы тоже замуровал.
— Это жестоко, — мне немного смешно, но он серьёзно смотрит мне в глаза.
— Измена — тоже жестоко. Это предательство. За него люди на девятый круг ада попадают.
— Всё, что делается из любви, всегда за гранью добра и зла[1], — многозначительно сообщает бомж, обрадовавшись, что мы обратили на его историю внимание.
— Откуда вы всё это знаете? — удивляюсь я.
— Тут постоянно туристов водят, — бомж довольно щурится. — Я и на английском, если хотите могу.
— Не надо на английском, — Артём дает ему ещё сто рублей, чтобы отвязался и поворачивается ко мне. — Теперь, если что, буду знать, что с тобой делать.
Всё утро, пока я собиралась на теплоход, мама ходила за мной и твердила: «Не забудь зарядить телефон, не забудь зарядить телефон». Я пыталась объяснить, что семидесяти процентов мне хватит до конца дня, но с мамой это бесполезно.
Пришлось всё-таки вытащить его из сумки и поставить заряжаться, а через пять минут, мама закричала: «Вита, за тобой приехали», я выглянула в окно — и правда: Ярослав как раз вышел из такси.
Чтобы не заставлять Ангелину Васильевну ждать, я схватила вещи и выскочила из квартиры, вспомнив о том, что телефон остался на зарядке, только минут через пятнадцать, после того, как отъехали.
На теплоходе я плавала впервые. Он был большой, белый и прекрасный.
Ярослав тоже весь в белом, как настоящий капитан корабля, помог нам с Ангелиной Васильевной подняться на борт и забрал вещи, чтобы отнести в каюту, а мы остались на палубе — посмотреть, как теплоход, издав прощальный гудок, отчалит от причала.
Медленно поплыли здания, деревья, мосты, волны переливались и качались. Качались и переливались. В едином размеренном, идеальном ритме. В плавном, монотонном, неторопливом ритме. Качались и качались.
От
В машине меня тоже иногда укачивало, но редко, только когда папа долго стоял в пробке и от раздражения начинал быстро разгоняться и резко тормозить, так что о своей морской болезни я понятия не имела.
К счастью, Ярослав быстро сообразил, что происходит и проводил меня в каюту, откуда я потом вышла всего два раза: на следующий день в Ярославле и уже по прибытию, в Москве.
Так плохо мне в жизни не было. Меня тошнило и тошнило, даже когда в желудке совсем ничего не осталось, а от тех таблеток, что дала Ангелина Васильевна я постоянно спала и только это немного облегчало мучения.
Время от времени ко мне приходил Ярослав, извинялся, что уговорил на эту поездку и пытался отвлечь. Приносил еду, рассказывал какие-то истории, показывал фотки и вообще вел себя очень достойно. Но всё это происходило как в тумане, как в продолжающемся осознанном сне, над которым я потеряла контроль.
Ангелина Васильевна тоже заходила, сидела и тоже извинялась. Так что мне приходилось извиняться в ответ за то, что порчу им поездку.
В таком же тумане остался и наш с ней разговор, точнее её монолог с перерывами на мои отлучки в санузел.
Она пришла, пододвинула стул к моей койке и объявила, что знает о нашем с Ярославом сговоре. Что поняла это сразу, как только я появилась у них, потому что отлично запомнила меня в том кафе, и сама показала Ярославу.
И что ей понятно, что между нами нет никаких чувств, ведь, когда влюбленные смотрят друг другу в глаза, их дыхание и сердцебиение синхронизируется, а у нас с ним ничего такого нет.
Поэтому она серьёзно поговорила с Ярославом, и он обещал сделать всё, чтобы «завоевать моё сердце», ведь надежная женщина — главная опора в жизни мужчины.
Всё это шло каким-то далеким фоном, словно радио, вещающее на заднем плане о международных событиях.
Из-за отсутствия окон и постоянного сна, я совершенно терялась во времени, не понимая утро сейчас или вечер и сколько дней мы плывем.
А причалили к берегу, на экскурсию Ярослав и не пошел, и пока остальные гуляли по городу, сидел со мной в тени на скамейке, развлекал разговорами и приносил воду.
Почти всё время мне снилось одно и тоже, прокручиваясь бесконечно повторяющимся кошмаром.
Обычно начиналось всё спокойно. Я находилась в каких-то гостях. То это была квартира Полины, то Зои, то Ярослава, то Анастасии Фёдоровны, то просто что-то совсем незнакомое.
Всякий раз, в квартиру кто-то звонил, и я должна была открыть дверь. Но на ней оказывалось множество замков, цепочек и затворов, и я долго-долго возилась, а, когда они уже все были отперты, смотрела в глазок, и передо мной появлялись уродливые, ещё более ужасные, чем в жизни, лица Хари и Гашиша.