Твой путь

Кононова Татьяна Андреевна

Когда день вступил в свои права и трактир открылся, Ивенн робко поинтересовалась у хозяина, может ли она чем-нибудь помочь. Йоханн поначалу недоверчиво покосился на её тонкие, хрупкие руки, но Уна за спиной у девушки делала ему знаки, чтобы он позволил ей остаться: так, за работой, она отвлечётся от своих тяжёлых мыслей, может быть, позже удастся её разговорить. Переглянувшись с женой, Йоханн разрешил Ивенн остаться и помогать хозяйке носить воду и мыть посуду.

Вопреки ожиданиям, грязная работа не напугала девушку, даже наоборот, Уне показалось, что она немного оживилась, даже начала что-то напевать себе под нос, какую-то незамысловатую мелодию. Однако когда хозяйка посмотрела на неё с любопытством и прислушалась, она смутилась, вспыхнула, замолчала и

до полудня не издала более ни звука.

— Милая, отнеси в большую горницу плошки и кружки, — наконец попросила Уна, не отвлекаясь от горы грязной посуды и кадки с водой. — Чистые возьми на столе.

Ивенн кивнула, осторожно подхватила одной рукой стопку глиняных плошек, другой — три жестяных кружки и медленно, чтобы не споткнуться и ничего не разбить, вышла из задней двери. Едва она появилась в большой горнице, где отдыхали посетители, то тут же почувствовала на себе сразу несколько пристальных взглядов и невольно содрогнулась от того, как на неё смотрели. Дальше всех от дверей и ближе ругих к боковой лестнице сидело трое ратников в чёрных одеждах и тёмно-синих плащах. Они были уже явно под хмельком, от нескольких опустевших кубков и кружек, стоявших перед ними, отчётливо пахло вином и терпким мёдом. Ивенн слегка сморщила нос, проходя мимо, но тут её окликнул один из ратников.

— Эй!

Вздрогнув, она обернулась и едва не уронила плошки.

— Да, да, ты… Поди-ка сюда… Да посуду свою оставь…

Три пары глаз откровенно уставились на неё, она поспешно подошла, поставила перед ними чистые кружки и, развернувшись, хотела было бежать, но неожиданно чьи-то руки схватили её за локти сзади и с силой дёрнули назад.

— Стой, мы тебя не отпускали, — раздался где-то над ухом тот самый голос. Ивенн обдало резким запахом вина и хмеля, она попыталась вырваться, но держали её крепко. — Что это такая хорошенькая девчонка делает в этом захолустье? Здесь, где живут одни только бродяги и изгои?

Второй, тот, кто сидел подле обладателя этого голоса, поднялся, пошатываясь, зашёл спереди, опустил руки на плечи Ивенн и заглянул ей в лицо. Она вся сжалась испуганно, но бежать было некуда.

— И впрямь, не лучше ли ей будет во дворце? Какая красивая! И глазки серые, никогда не видал серых. Ты боишься? Не бойся нас, девочка…

Двое грубо расхохотались. Ивенн зажмурилась, хотела крикнуть, и широкая грязная ладонь закрыла ей рот. Однако почти тут же хватка того, кто держал её, ослабла, руки быстро соскользнули с её плеч, она, часто дыша, бросилась в сторону и успела увидеть, как третий ратник, спутник тех двоих, доселе молчавший и сидевший у стены, наотмашь ударил первого, оттолкнул второго и, не успели они опомниться, стрелой вылетел из дверей трактира. Когда его спутники поднялись и, шатаясь и с трудом держась на ногах, бросились за ним вдогонку, его уже и след простыл. Серая пыль поднялась облаком на дороге, высокая фигура всадника, освещённая спереди заходящим солнцем, быстро удалилась и скрылась за поворотом. Пока обидчики, кляня умчавшегося ратника на чём свет стоит, не вспомнили про неё, Ивенн метнулась в заднюю горницу и, отдышавшись, снова принялась за работу. Уна подозрительно осмотрела её: побледнела, дрожит вся, на щеке грязный отпечаток, слова сказать не может.

— Ивенн! Что с тобой? Кто-то обидел?

Девушка молча помотала головой и снова уткнулась в кадку, где была налита чистая вода. Но хозяйка не отступилась: когда та отложила только что помытый кувшин из-под молока, осторожно взяла её за плечи и, развернув к себе, посмотрела прямо в глаза. Ивенн испуганно моргнула и опустила ресницы.

— Что случилось?

— Они… хотели увезти меня с собой, — наконец выдавила девушка. — Один, что был с ними, не позволил…

Уна поджала губы, покачала головой. Да, здесь нравы такие, что некоторых лучше и не знать. Особенно за перевалом, в Халле, где добра не ищут. Трудно придётся девчонке, она к этому непривычная… Уна открыла деревянный сундучок, в котором хранились всякого рода ягоды и травы, выудила оттуда веточку остролиста и, мягко улыбнувшись, подала

своей помощнице.

— Вот, возьми его. Это остролист. Говорят, он от людей недобрых хранит, от неосторожности чужой да и вовсе от всяких.

Ивенн бережно приняла веточку, поднесла её к глазам, прищурилась, разглядывая, и вдруг подняла голову, посмотрела на женщину. Что-то новое, необычное, доселе невиданное мелькнуло в её глазах — то ли изумление, то ли робкая радость.

— Я помню его! — прошептала Ивенн, коснувшись губами веточки и привязав её к тонкому льняному пояску. — Он был там!

— Где? — встревожилась Уна. Но особенного повода бояться не было: девушка радовалась этой веточке так, словно встретила старого знакомого.

— Он был там, на поляне, которая мне то и дело снится, — повторила она, и впервые за долгое время лёгкая, едва уловимая улыбка тронула её губы. — Я помню, точно помню… Рос вокруг поляны…

Однако тут же робкая улыбка исчезла, и Ивенн нахмурилась, задумчиво потёрла переносицу, словно пытаясь поймать что-то ускользающее, какую-то мысль…

— Что-нибудь ещё помнишь? — Уна взглянула на неё с надеждой, но та качнула головой и, смахнув со лба тёмные прядки, снова принялась за работу.

О случае в трактире Йоханну рассказывать ничего не стали: к чему лишний раз ворошить то, что пугает, напоминать об этом? Уна поначалу испугалась за их гостью, что она снова надолго закроется, замолчит, и тогда о её прошлом точно ничего нельзя будет узнать, но Ивенн держала себя так, словно ничего не произошло, даже улыбалась хозяевам и — Уна обратила внимание — нередко касалась пальцами тонкой веточки остролиста, на которой из-под изрезанных листочков выглядывали три алых ягодки.

Когда вечер опустился на маленький горный городок и последние посетители ушли или уехали, Йоханн закрыл трактир и решил пройтись по к северу по склону. В конце липня-месяца здесь цвело множество трав и деревьев, горный воздух мешался с тонкими ароматами растений, а ветер приносил откуда-то из-за перевала свежий речной запах. К удивлению супругов, Ивенн робко попросилась прогуляться с ним.

Они шли по неширокой горной тропинке, и лёгкий тёплый ветерок играл волосами, путался в длинной холщовой юбке, колыхал высокую траву и цветы. Длинные рваные облака тянулись к закату вслед за последними багряными лучами солнца. В воздухе сладко пахло чабрецом и шалфеем, вдалеке темнели неровные горные хребты. Йоханн молчал, глядя себе под ноги: после долгого дня, проведённого в шуме и разговорах, очень хотелось тишины, и Ивенн, очевидно, чувствовала его настроение, просто тихо шла следом, иногда восторженно оглядываясь на красивые картины, открывающиеся глазу с высота склонов перевала.

— Скажите, пожалуйста, — наконец окликнула она Йоханна несмело, — как называются эти места? В горах так красиво… Но я уверена, что никогда не была здесь ранее.

Йоханн окинул взглядом открывшийся с плато вид. Где-то там, вдалеке, виднелись огни на сторожевых башнях у стен Реславля: из всех городов Кейне он располагался к Флавиде ближе всего, но даже эти огни отсюда казались маленькими золотистыми точками.

— Мы живём в городке, который носит название Флавида, — с готовностью ответил Йоханн. За многие минувшие годы он привык к этим местам и даже успел полюбить их. — А горы — это перевал Ла-Рен. Не советую тебе гулять здесь одной, на дорогах может быть опасно, нередко проезжают ратники из Халлы. Это Западные земли…

Ивенн невольно нахмурилась, вспомнив ратников в чёрных костюмах и синих плащах, которые так обошлись с нею накануне. Правда, один из них за неё заступился, но это не значило, что другие такие же порядочные, как он.

— Там, вдалеке, видишь огни? — продолжал Йоханн. Ивенн кивнула. — Это королевство Кейне. Город Реславль ближе других сюда, но и до него добрых полдня пути конному, а пешему и того больше. Ренхольд — столица Кейне. Есть ещё маленькие городишки, вроде Валеха, но их всех не упомнить… К восходу отсюда — империя Дартшильд, богатые земли, плодородные, — трактирщик с некоторой досадой вздохнул и махнул рукою. — Вот и воюют за эти земли…