Твой сын, Одесса
Шрифт:
— Вы кто таков? — повернулся капитан к Бадаеву.
Бадаев не спеша доставал документы из внутреннего кармана. Самое главное — спокойствие. Надо отвечать не громко, с достоинством. Хорошо, что не приказал вчера Бойко собрать командиров боевых групп…
— Это мой гость, господин офицер, — захлебываясь от страха, пролепетал Бойко. — У жены именины, день рождения.
Бадаев подал капитану паспорт.
— Носов, Сергей Иванович? — спросил офицер, заглянув в документ.
— Так точно, господин офицер, — подтвердил Бадаев.
Аргир полистал паспорт.
—
— Из рязанских, господин офицер.
— Где работали?
— В артели гужевого транспорта, господин офицер.
Капитан что-то буркнул и вернул Бадаеву паспорт.
У Яши сухим блеском сверкнули глаза: у-у, жабы! Можете со мной теперь что угодно делать, главное — Бадаев спасен! Спасен Бадаев! Вы еще узнаете на своей шкуре, что это значит!.. Ли тоже обо мне узнает. Уж Фимка-то потом все ей расскажет, как было!.. И Тамара не пожалеет, что рекомендовала меня в отряд!..
— Кто такие остальные? — спросил у Бойко капитан.
Петр Иванович, кажется, тоже начал приходить в себя — гроза миновала! Показал на Алексея:
— Это брат Якова Гордиенко. Живет у меня.
— Ясно, — капитан даже не стал смотреть Лешкины документы. Сашины и Тамарины тоже.
— В той комнате — моя жена, — доложил Бойко.
— Хорошо, — сказал капитан. — Попрошу всех одеться. Надо пройти в полицию, оформить протокол об аресте Якова Гордиенко. Это ненадолго, господа. Потом можете отмечать свои именины.
Автоматчики вывели Яшу в коридор. Офицеры просто так, для порядка, ощупали карманы задержанных мужчин: все в порядке, оружия нет. Только локотенент, обшаривший карманы Яшиного пиджака, что-то крикнул по-румынски и протянул Аргиру сверкающий никелем пистолет.
— Чей пиджак? — спросил Аргир.
— Якова Гордиенко, господин офицер.
— Ну вот. Я так и знал. Вещественное доказательство.
«Как быть?» — напряженно думал, одеваясь, Бадаев. Он понял поведение Яши: настоящий парень, решил принять все на себя, чтобы не провалить конспиративную квартиру и его, Бадаева. Бадаев и сам готов был пожертвовать ради Яши своей жизнью… Но жизнь Бадаева принадлежит отряду, Родине, делу, которому он служит. Сейчас, когда налаживалась связь с подпольным обкомом партии, с партизанским отрядом Лазарева, с портом и железной дорогой, когда, наконец-то, удалось связаться с подпольем Ивана Кудри в Киеве и в его, Бадаева, руках сосредотачиваются нити одесского подполья, он не имеет права распоряжаться своей жизнью даже ради Яши… А если?.. Нет, не может быть! Ведь не прошло и полчаса, как он зашел в квартиру, откуда же сигуранца могла узнать, когда могла подготовить засаду?.. Вероятно, Яша действовал неосмотрительно с Садовым, кто-то заметил, донес… Или просто очередная облава? Теперь они устраивают их в любое время суток. Но не больно ли много офицеров для одного патруля?.. А черт, у страха глаза велики — они теперь думают, что жители всего города, всей Транснистрии — подпольщики… Ничего, улик против него нет. Подержат и выпустят, а там: держись, Яшко! В беде тебя не оставим!..
21. Испытание на стойкость
— Что вы наделали! — напустился Курерару на капитана Аргира, тыча ему в лицо паспорта задержанных. — Испортили обедню! Я же вас предупреждал: брать Бойко и Гордиенко только тогда, когда на явке будут катакомбисты. А вы такой фортель изволили выкинуть! Арестовали каких-то пьянчужек, собравшихся на именины мадам Бойко! Гром рака покалечил!
Аргир хотел возразить начальнику следственной части, что арест произведен с его ведома после
Аргир и сам понимал, что промахнулся. На его запрос из полиции сообщили, что действительно в одесской артели гужевого транспорта был такой Сергей Иванович Носов, судимый, из рязанских, в первый же день войны мобилизованный на оборонительные работы и дезертировавший из ополчения. Теперь оставалось только выгнать ко всем чертям всех задержанных, кроме, конечно, Бойко и братьев Гордиенко. Выгнать, само собой разумеется, ночью, после комендантского часа, чтобы патрули перестреляли их на улице, как куропаток… На какие-то ценные признания Бойко и Гордиенко рассчитывать тоже не приходится — Аргир успел убедиться в фанатичной стойкости большевистских подпольщиков. Да и вряд ли хозяин явочной квартиры и связной знают то, что интересует сигуранцу… Ну, а проваленная явочная квартира потеряла всякую ценность, больше туда никто не явится, обрывается последняя ниточка… И все это по его, Аргира, вине: не поторопись он вчера назвать имя Якова Гордиенко, все прошло бы незаметно, рано или поздно они накрыли бы на явочной квартире крупную птицу…
— Вы совсем потеряли голову, капитан! — услышал Аргир раздраженный голос Курерару. — Я в третий раз предлагаю вам приступить к допросу Бойко, а вы стоите, как истукан, и что-то там шепчете себе под нос. Или потеряли способность к работе?
Аргир вздрогнул. Ему очень хорошо было известно, что ожидает сотрудника контрразведки, в ценности которого сомневался Курерару. Такой работник исчезал бесследно.
…В тесной и грязной камере — пять шагов в длину, три — в ширину — оказалось четверо: братья Гордиенко, Саша Чиков и Петр Бойко.
— Откуда этот гад оловянноглазый узнал мою фамилию? Почему они меня искали? — спрашивал сам себя вслух Яша.
— Завидное знакомство, — насмешливо процедил Чиков. — С такими связями ты далеко пройдешь, Яшко.
— Не зубоскаль, Сашко. Не время, — заметил Алексей.
— Почему нет с нами… — Яша недоверчиво покосился на дверь камеры. — Где Носов? Петр Иванович, вы шли с ним последним, почему нет с нами Носова?
Но Бойко совсем расклеился: почернел лицом, как земля, забился в угол, стонал и дрожал.
— Да чего вам-то бояться, Петр Иванович, — подбадривал его Яша. — Скажете, что не знал, мол, что у Гордиенка есть оружие, думал, порядочный человек, кто он — на лбу не написано. Валите на меня, молодой, выдержу… Самое главное: молчите про Садового — сном-духом, мол, не ведаю.
Бойко молчал, грыз пальцы, как волк прихваченную капканом лапу.
Вскоре его увели.
— Достанутся Старику как хозяину самые сливки, — сочувственно вздохнул Чиков. — Жалко…
— Не горюй, всем хватит, — хмуро пошутил Алексей.
Но не вернулся еще Бойко, позвали на допрос Сашу Чикова.
Яша подошел к нему вплотную, внимательно посмотрел парню в глаза.
— Сашко! Ты ничего не знаешь. Чинил примусы — и все! Понял?
Чиков молча кивнул головой.
— Письмо Зигмунда Дуниковского помнишь?
— Помню, Яша.
— Его били резиной, ногами, крутили руки, поднимали за волосы, бросали на пол… Помнишь эти строчки, Сашко?