Твоя навеки
Шрифт:
— Я бросил эту привычку много лет назад, — раздался голос.
— Санти! Что ты здесь делаешь? — с облегчением выдохнула она.
— Вообще-то это мой дом, и это я тебя должен спросить, что ты здесь делаешь?
— Я пришла, чтобы увидеть тебя, — громко прошептала она, на цыпочках проходя к нему и присаживаясь на скамейку.
— Ты сумасшедшая, — усмехнулся он. — Но именно за это я тебя и люблю.
— Я не могла уснуть.
— Я тоже.
— Что же нам делать?
— Не знаю.
Он вздохнул и потушил сигарету. Притянув Софию к себе, он прижался к ней небритой щекой.
—
— Я думал о том же. Мне так жаль, что мы с тобой не убежали много лет назад.
— О, если бы только...
— Нам выпал всего один шанс, но мы не сумели им воспользоваться.
— Не говори так, Санти! Мы хозяева своей судьбы, — сердито прошептала она.
— То, что ты пришла сюда, — это верх безумия, — еще крепче прижимая ее к себе, произнес он. — И я очень надеюсь, что в эту ночь больше никого не будет мучить бессонница.
— Ты же знаешь, что мы всегда чувствовали друг друга.
— И в этом-то и была главная проблема. Даже если мы снова окажемся по разные стороны океана, связь между нами сохранится.
— Сколько у нас времени, Санти? — спросила она с нарочитым спокойствием, не желая показывать, что на самом деле в отчаянии.
— Завтра вечером Клаудия увозит детей в Буэнос-Айрес, — сообщил он.
Она не знала, намеренно ли он не ответил прямо на вопрос.
— Значит, мы проведем это время вместе?
— Ей приходится довольно тяжело.
— Что?
— Ей трудно смириться с тем, что ты так внезапно появилась.
— Она знает о нас? — полюбопытствовала София, втайне желая услышать утвердительный ответ.
— Она знает, что мы когда-то были любовниками. Я ей все рассказал, чтобы она не подумала, что это была какая-то грязная история. Рано или поздно она услышала бы обо всем от других, ведь такой скандал, как этот, трудно удержать в стенах дома. Клаудия заслуживала того, чтобы я был с ней откровенен. Она заполнила пустоту в моей душе, Софи, когда тебя не было. Она сделала меня счастливым в то время, когда я думал, что жизнь моя закончена.
— О чем ты? — медленно вымолвила София, понимая, однако, что он хочет этим сказать.
Санти поцеловал ее в висок, и сердце ее учащенно забилось в груди.
— Не знаю, Софи, я просто не хотел бы причинять ей боль.
— Давай не будем сейчас думать об этом, — храбро проговорила она.
Она верила, что, пока не признано поражение, всегда остается надежда на победу.
— Нам нет необходимости принимать судьбоносное решение прямо сейчас. Давай просто наслаждаться тем, что дарит нам настоящее.
— Да, мы не должны принимать судьбоносных решений, — согласился он.
София не сомневалась, что неопределенность так же мучительна для него, как и для нее.
Когда она вернулась к себе в комнату, уже брезжил рассвет, окрашивая все вокруг в розово-голубые тона. Она решила не думать о будущем, ибо слишком боялась неизбежной разлуки.
София проснулась очень поздно, но на этот раз точно знала, что находится в родном доме. Она надела короткий сарафан и бодрым шагом направилась к террасе. Беспощадное аргентинское солнце палило немилосердно. Она вспомнила, как проводила большую часть таких дней у бассейна, наслаждаясь жарой. Как ей
Рафаэль и Жасмин читали, когда София вышла им навстречу. Анна и Пако сидели под зонтиками. Дети лежали на солнышке и занимались рисованием. Она бы тоже так жила, если бы вернулась тогда? Могли бы они с Санти расчитывать на совместное будущее на родине? Ее мысли вернулись к малышу Сантьягито. Она тут же ощутила острое желание обнять и его, и двух своих дочерей. Где сейчас был ее сын? Ему сейчас исполнилось двадцать три года, и он был уже не юношей, а молодым человеком. Он ни за что не узнал бы ее, даже если бы произошло чудо, и она встретила своего сына. Они были чужими, незнакомыми людьми.
Заглушая боль, она поздоровалась с семьей и села за стол. Вскоре Соледад принесла чай, тост и сыр. София заметила, что Жасмин держит малышку у груди, прикрыв ее красивой белой шалью. Ребенок спал, и Жасмин спокойно читала. Если бы София умела, то нарисовала бы Жасмин — прекрасную и полную достоинства, назвав картину «Мать и дитя».
Посидев немного с родителями, с братом и его женой, София ощутила горячее желание увидеть Санти. Она с нетерпением ждала вечера, когда Клаудия отправится в город и оставит их вдвоем. Все молчали, погруженные в свой маленький мир, где каждому была отведена определенная роль. Она вспомнила дни юности, когда и она была частью этого мира. Она следила за тем, как читает ее мама, спрятав лицо под широкополой шляпой. София всегда помнила ее в шляпе — это была визитная карточка матери. Она не могла припомнить, что носила Анна зимой. Казалось, здесь все время было лето. Пако просматривал воскресные газеты. На его крючковатом носу сидели маленькие очки с круглыми стеклами. Почувствовав взгляд дочери, он поднял глаза и улыбнулся ей. Пако искренне любил Софию. Но теперь она странным образом ощущала себя чужой. Они сидели в молчании, потому что настолько хорошо знали друг друга, что им не требовались слова. София не принадлежала этому миру; только в воспоминаниях о тех далеких днях сохранилась неясная, а от этого еще более притягательная картинка прошлого.
Она пила чай, не нарушая тишины. Прибежала Клара, чтобы показать ей свой рисунок. Для ребенка ее возраста он был очень хорошим. Девочка владела цветом, а на картинке изобразила счастливые лица. Она рисовала уверенными штрихами, смело экспериментируя с формой. София искренне изумилась.
— Ну, разве ты не настоящая маленькая художница? — воскликнула она горячо.
Клара вся засияла от гордости.
— Кто научил тебя рисовать?
— Никто. Но я рисую лучше всех в классе.
София с улыбкой всмотрелась в лицо эльфа.
— Ты станешь художницей, когда вырастешь.
— Нет, — уверенно ответила Клара. — Я стану актрисой.
Она широко усмехнулась.
— Думаю, что из тебя получится прекрасная актриса, Клара.
— Ты и вправду так думаешь? — крикнула девочка, подпрыгивая на одной ноге.
— А какой у тебя любимый фильм?
— «Мэри Поппинс».
— И кого бы ты хотела сыграть. Маленькую девочку?
— Нет, только Мэри Поппинс. Я знаю все слова.
И она начла петь. София рассмеялась.