Твоя (не) родная семья
Шрифт:
— Хорошо, — выдыхаю я, и начинаю собирать вещи, стараясь не смотреть в сторону детской.
Взгляд растерянно скользит вокруг. Столько нажито за годы брака, что сразу не унесешь. И не поймешь даже, что брать. Что важно, что нет. Я хотела развестись, но слова Игоря все-таки стали шоком для меня.
Запихиваю шмотки в сумку, с которой ходила в спортзал и ездила в походы. Швыряю ее в прихожую. Натягиваю кеды — первое, что нашлось, потому что я чувствую, что вот-вот заплачу. Игорь, конечно, это на свой счет примет, так что не хочу видеть его победную
— Сеньку в шесть нужно забрать, — буркаю я, за ребенка болит сердце, разрывается на части. — Не забирай последним, чтобы не переживал… Ужин в холодильнике. Про меня скажи…
— Найду, что сказать. Не волнуйся за него.
Я смотрю на него долго и… не зло, но без розовых очков. Представляю, как в соседней комнате лежала больная Татьяна с маленьким ребенком, умирая от воспаления легких, и не могла дозваться на помощь. Он даже ни разу не обмолвился, что она умерла здесь.
— Зная, с кем оставляю, я не могу не волноваться.
Поднимаю сумку и хлопаю дверью, чтобы не слышать других пустых, громких слов.
Начинаю плакать только перед маминой дверью. Пытаюсь успокоиться, стучу.
— Камилла! — она удивленно всплескивает руками, когда открывает.
Лицо тревожное: она никого не ждала. Из-за двери идут уютный свет, пахнет яблочной шарлоткой. Смотрит на мою сумку. Слова в общем-то не нужны, но я признаюсь:
— Игорь меня выгнал.
— Камилла, — вздыхает мама и заключает меня в объятия.
Раньше я думала, что стоит начать эту войну — и испытаю прилив сил, как в самом начале. Но стоило перейти в фазу острого конфликта с Игорем, и я полностью убита. Пока мама тороплив заваривает чай, бросаю сумку в своей комнате. Кто бы подумал, что я сюда вернусь… Чувствую себя такой обессиленной, что ложусь лицом к стене.
Мысли только о Сеньке.
Как он удивится, когда из садика его заберет отец. А когда представляю, что Сенька не обнаружит меня вечером дома и будет ночью плакать и звать меня, то хочется бежать обратно.
Это просто раздавило меня. Лишило сил к борьбе.
— Камилла, — мама садится на кровать рядом. — Пойдем чай пить. Заварила на травах, как ты любишь.
Я молча давлюсь слезами.
— Все наладится, поверь. Я жизнь прожила, знаю, как бывает. Развод — не конец жизни.
— Сенька, — шепчу я.
Родных детей у меня нет, но чувствую я себя так, словно у меня на самом деле отобрали кровиночку. И Игорь имеет на это полное право.
— Камилла, мне жаль, но ты ничего не можешь сделать, — мама кладет руку на плечо. — Ну же, посмотри на меня.
— Не хочу…
У меня лицо заплаканное.
И апатия такая, что хочется реветь белугой. Разлука с Сенькой рвет сердце на части так сильно, что я даже не ожидала, что такое возможно. Я не могу его оставить. Он слишком маленький и ни в чем не виноват. Стал заложником собственного отца — и ради чего? — чтобы тот имел возможность и дальше ничего не делать. Но даже эта мысль не вызывает злость. Мне слишком больно за ребенка.
И как ехать в Москву, как работать? Я даже встать не
— Мама, — реву я в подушку. — Я, наверное, вернусь к нему… А когда Сенька подрастет, попробую снова. Видишь, ничего не получилось. Ты, наверное, была права.
— Так, стоп! — вдруг командует мама и переворачивает меня сама. — Да, тогда я так сказала. Но это было до того, как Игорь тебя выгнал! Теперь ты просто обязана ехать в Москву!
— Почему? — шепчу я, слизывая с губ соль от слез.
— Потому что какой-то трутень не имеет права указывать тебе, что делать! Вот почему! Раз ему поддашься и все, Мила, пиши пропало! Ни ребенка не вернешь, ни работу, ни самоуважение. За Сенькой я присмотрю, не переживай.
— Как это — присмотришь?
— Буду в гости приходить. Так что смело езжай в Москву и я тебе гарантирую — через полгода они сами привезут тебе ребенка.
У меня сердце екает.
— Ты считаешь?
— Да все мужики одинаковые! Сейчас деньги с тебя требует, потом полгода сам с ребенком покрутится, ему же еще работать придется начать, если ты уедешь или на что жить? Потом еще доплатит тебе, лишь бы ты ребенка забрала!
Мама говорит уверенно и веско. Мне бы ее уверенность…
— Почему ты так думаешь?
— Потому что жизнь прожила. Он сейчас наглый, потому что не работает и ребенком не занимается. Думает, это легко. Вот когда все на него свалится, тогда он все поймет. Мужики не такие, они не могут совмещать — детей нянчить, работать, потом по дому вторую смену. Ну а хочет, пусть попробует. Ни разу не видела, чтобы мужик после развода детей обратно жене не вернул. Богатый разве что, кто может за нянек платить.
Я задумываюсь, а ведь она права…
Игорь еще жизни не нюхал. Сначала ребенком занималась его мать, затем я. Сеньку и его хлопоты — хотя бы просто уход! — он никогда не тянул. Даже помогал и то неохотно. Устраивал сцены, если просила забрать, сварить кашу, позаниматься.
Сложно представить, что он будет все это делать один на протяжении хотя бы пары месяцев. Игорь думает, что все «само делается» и рассчитывает на мать. Но тогда ему придется идти работать. Время работает на меня.
— Так что, Камилла, хочет быть отцом — пусть попробует им побыть. Идем чай пить!
Мы не успеваем даже нарезать шарлотку, когда звонит телефон.
— Если Игорь — гони к черту! — советует мама, разливая по чашкам чай.
— Это дедушка Сеньки! — кричу я из прихожей, и отвечаю. — Алло?
— Камилла? Я поговорил с Лидией Степановной.
Перестаю дышать от волнения:
— Что она сказала?
— Хочет воспитывать внука сама, — в голосе дедушки звучит странная жесткость, словно свекровь не просто отказала, но еще и нахамила порядком. — Я напомнил ей, что у нас с ней одинаковые права на Арсения. Пожалуй, я помогу вам, Камилла. Хочу участвовать в судебном процессе.
Глава 12
— Я свяжу вас с адвокатом, — говорю я, и искренне благодарю. — Спасибо!