Твоя очередь умереть
Шрифт:
— Максим, мы не виноваты, они сами к нам подвалили, чего они!
— Заткнитесь! — ревел Максим. — Занять позиции, никому не высовываться!
Бобышке и Макару совместными усилиями удалось завести двигатели. Разматывать швартовочный трос было некогда, Ильич рубил его топором, кромсая палубу. И только рухнул за фальшборт, как из-за бота, пришвартованного рядом, показались трое полицейских и открыли по судну бешеный огонь. Похоже, эти парни хотели отличиться — они уже поняли, с кем имеют дело. Первый под прикрытием товарищей бросился на причал, чтобы запрыгнуть в уходящий «поезд». Это было полное сумасшествие. Он оступился, чуть не сверзился в воду. Пираты распластались под фальшбортом, скрипели зубами. Ответить сложно, да и как ответить? Мочить ментов, которые вроде как выполняют служебный долг? Пули кромсали борта, разбивали стекла в надстройке,
— Что они делают, двоечники… — рычал Угрюмый, кусая палубу. — Макар, твою дивизию, тебе только телят пасти!
А когда «Пенелопа» подставила полиции корму и понеслась в море, огонь уплотнился — подлетела еще одна машина, высыпали автоматчики, и свинцовый шквал накрыл корму! Орали женщины, заползая в укрытия, в бессилии матерились мужчины. Угрюмый не выдержал — прыжками понесся на квартердек, перехватил управление. Повреждения были не фатальные, но чувствительные. «Пенелопа» теряла товарный вид и теперь нуждалась хотя бы в косметическом ремонте. Самым досадным стало повреждение системы водяного охлаждения и теплоизоляции. И теперь грохот из машинного отделения ничем не сдерживался, яхта лязгала и гремела, как трактор «Беларусь»! Пирс уже отдалился, выстрелы не причиняли вреда, пираты поднимали головы. Максим побрел наверх.
— Ну, повесь нас на рее, командир… — активно посыпал голову пеплом Угрюмый. — Ну, виноваты, хотели как лучше — реально же собирались ржаного хлебушка подкупить, надоели эти трюфеля и икра… Кто же знал, что так получится? Да ты не кипишись, я все починю, греметь не будем…
— А чего они первыми полезли? — гундел, как заевший граммофон, Коляша. — Мы их не трогали, шли себе…
— Да заткнитесь оба! — взорвался Максим. — Потом поговорим!
Погони не было. Слишком быстро все случилось, не оказалось под рукой подходящего транспорта. Но кто бы сомневался: силовые структуры уже получили сигнал, уже несется лавина — из Сочи, из Адлера… В эту минуту Максим и принял волевое решение — уходить. Подальше от русской земли. И никогда сюда не возвращаться! К черту тоску по родине! Он приказал Угрюмому подкорректировать курс — на запад. «Открытое море», международные, нейтральные воды — названий много, а суть одна. В этой луже можно затеряться, зализать раны, придумать что-нибудь дельное…
— Давай уж до кучи, Максим — вторая паршивая новость, — проворчал Ильич. — Пока ты, как последний эгоист, надирался в баре, а эти двое бегали «за хлебушком», пришло известие. На свалке в Фиоленсии найден труп Лазаренко со следами пыток. Не пришлось человеку умереть своей смертью. Его пытали, и, разумеется, он все рассказал — хотя бы ради избавления от боли. Теперь ментам известно про меня. Под ударом все мои знакомые. Мне жаль, Максим, но получать информацию мы пока не сможем. Я не могу подставлять людей.
— Мне тоже жаль, Ильич, — вздохнул Максим. — Ну что ж, самое время объявить каникулы. И конкурс идей — как жить дальше…
Часть третья
«Четыре года рыскал в море наш корсар…» — хрипел в наушниках Владимир Семенович. Максим с пробуксовкой выбирался из «коматозного» состояния. Уснул в наушниках, и всю ночь плеер крутил одну и ту же песню! Какие четыре года! Неделя в открытом море, и он уже готов на стену лезть! Он валялся на кровати в отдельной каюте, вокруг царил жуткий бедлам. Он еле поднялся, раздираемый похмельем. Наступил на пустую бутылку из-под рома, она куда-то поехала, и Максим практически уселся на шпагат! Боль и отвращение к жизни были неописуемыми. Он доволокся до иллюминатора, мрачно уставился на разгорающийся солнечный день. Снова это проклятое, глубокое, необычайно синее море…
Уже неделю «Пенелопа» никуда не плыла. Пираты экономили горючее. Запасы пресной воды давно иссякли, пришлось включить установку для опреснения. Еды пока хватало. Судя по координатам, они находились в центральной части Черного моря — между Крымом и северным побережьем Турции. Временами возникали какие-то суда, но «Пенелопа» их не трогала, и они «Пенелопу» — тоже. Судно дрейфовало, двое суток простояло на якоре у безымянного каменного островка. Угрюмый бился с системой водяного охлаждения, частично перебрал двигатель, который зацепила шальная пуля. «Лучше отремонтировать, — пояснил он. — Иначе скорость
Ближе к ночи он начал пить. И вновь сжимал череп извечный русский вопрос: что делать? Распустить команду? Пусть самостоятельно решают свои проблемы? А самому сдаться? Раньше сядешь — раньше выйдешь? Их поймают, и просто странная удача, что не поймали до сих пор. Не поймают свои — поймают чужие, турки, украинцы, болгары, и сдадут россиянам за милую душу. Что им с этих пиратов? Он много думал и поглощал виски. Потом мозги потекли, он крошил точечными ударами зеркала, разбрасывал по полу какие-то тряпки, матерился на всю яхту. Запустил бутылку в зеркальный бар (уцелела только бутылка) и был горд за свою меткость. Кровавых следов среди осколков не было — значит, он уже не блуждал, сразу уснул, не забыв предварительно надеть наушники и врубить Владимира Семеновича…
Он с ужасом смотрел на свое творчество, потом вооружился щеткой из санузла, смел в угол осколки. Что-то было не так — мрак похмелья не мог это заглушить. Он поднял голову, прислушался. В кают-компании было тихо. В иллюминаторе — надоевшая морская тематика. Тот же воздух и та же вода… Но что-то определенно было не так. В этой жизни постоянно что-то не так… Он предпочел не заморачиваться раньше времени, сполоснул лицо, почистил зубы — и поволокся в кают-компанию.
Вся команда находилась там, и все на него смотрели. Голова разрывалась на куски, зрение бастовало. Он навел фокус, насчитал восемь голов — стало быть, все в сборе — пробормотал:
— Надеюсь, это не переворот… — И побрел к ближайшему бару. Он припал к минералке, как к живительному источнику, стало легче, прояснилась голова. Люди за спиной продолжали безмолвствовать. Минуточку — что-то стукнуло по темечку, — а почему, собственно, восемь? Восьмой — это ТЫ!
Он резко повернулся. Проблемы с математикой для первого класса? Люди в креслах и на банкетках сделались четче, понятнее. Угрюмый исподтишка ухмылялся. Фаткин нагло обнимал его Светку, а та цвела и улыбалась. Макар и Бобышка изучали этикетку на банке орешков с васаби. Коляша зевал, Ильич ему в этом усердно помогал. Был еще кто-то, в уголке на диване. Максим опасливо приблизился… и застыл с перекошенным лицом.
На диване сидела девушка — отчаянно юная (во всяком случае, сначала так показалось), с большими карими глазами. Темные волосы, короткая прическа до плеч, мальчишеская челка, вполне сформировавшаяся фигура… Он закрыл глаза, потом открыл, но увидел все то же. Плюс симметричные ямочки на щечках и забавно вздернутая верхняя губа. На девушке был темно-серый джинсовый костюм и голубая футболка. Она внимательно смотрела ему в глаза. Максим почувствовал себя как-то нелепо. Под ребрами онемело, и что-то неопознанное мурашками побежало по телу. Девушка старалась сдерживать волнение. Но тонкие пальчики спорадически подрагивали, дергалось веко.