Твоя заря
Шрифт:
Мина Омелькович известен у нас как "селькор Око", охотнее всего он пишет в газету "Воинствующий безбожник", хотя в Терновщину эта газета попадает в кои-то веки, когда Мина Омелькович сам ее принесет, чтобы потом крутить на толоке из нее толстенные свои цигарки, заодно угощая каждого, у кого нет для курева фабричной тоненькой бумаги "Прогресс", продающейся в лавке только вместе с кременчугской махоркой.
Угрозы и похвальба Мины Омельковича о том, как он пазоблачит в районе пчелиного атамана, "икс-плуататора", поначалу вызывают у Надьки насмешливую ухмылку, однако спустя какое-то
– Отчего вы такой злой на всех?
– вдруг обращается она к нему. прижимая дитя к подолу.- Вместе с нашим батьком ведь когда-то по заработкам ходили, а теперь... Ну, что вы с ним не поделили? Вот это небо? Так его на всех хватит!
– С такими, как твой отец,- угрожающе отвечает Мина,- мне и на небо будет тесно! Таким и там устрою взбучку! Кубарем будут лететь с небес на грешную землю!
Поняла? Ты, Надька, ученая, скажешь: середняк твой отец.
Это сегодня, в данный мент, середняк, а завтра он кто?
Сегодня на него пчелы трудятся, а завтра он и шмелей приручит, чтобы носили ему со всего света богатства. И все задаром! Знает, кого приручить!..
– Приручай и ты,-сдержанно замечает хозяин.- Илп улья негде поставить? Земли-то революция нам поровну дала, а что ты с нею сделал? Куколь развел?
– Хотя бы и куколь, тебе какое дело? Может, я специально обогащаться не хочу? Вот мое все!
– Мина подхватывает торбу.- В толстосумы не мечу! А ты у нас домудришься. Доберемся и до таких, потрясем! Слышишь?
– Не пугай, Мина. Пред законом мы оба равны.
– Извини-подвинься! У меня в кармане вошь на аркане, а ты? В модах купаешься!.. Разжился на чужих гречихах, скоро хату, поди, железом покроешь?
– Покрывай и ты.
– Нет, прежде твою раскрою! И никакие грамоты тебя не спасут!..
Это Мина имеет в виду ту грамоту, которую за подписью самого Петровского Винник Роман получил в позапрошлом году на окружной выставке за достижения в садоводстве и пчеловодстве.
Молчит хозяин. И мы чувствуем себя не в своей тарелке.
– Будет здесь, будет еще делов!
– покрикивает Мина, ободрительно поглядывая на нас, мальчишек.- Вот новый Учитель к вам прибыл, на место этого рохли Алэ... Может, хоть этот научит, как нам с оппортунистами бороться!..
И солькор Око еще свое слово скажет. Это здесь из пего посмешище делают, а там, в районе, голос его силу имеет, будьте уверены! Еще возьмет за душу всех, кто на даровщинку наживается. Не рады будут ни садам, ни прудам, ни свосч! "божьей скотинке"...
Зависть, вот что тебя, Мина, ослепляет,- с горечью говорит хозяин.
– Кто из пас и чем ослеплен - завтрашний день покажет,- отвечает насмешливо Мина.- Завтра может оказаться, что именно селькор Око видит дальше всех вас вперед!.. Такое видит, что Мамаю твоему и не снилось!..
Пока Мина разглагольствует, девчонка Надькина испуганно к матери жмется, прячется за юбку, потому что, видать, этот дядька с таким крикливым голосом не на шутку устрашает ее, и без того диковатую степную малышку. Всякий раз, когда Мина начинает обличать, сверкая сердито белками, нам, мальчишкам, тоже становится
Махновцам на лопате в окно подавал, а от нас прячешь?"- Поскольку же тот скарбом делиться не захотел, а может, раньше из него все золото вытрясли,- Мина, выпроводив семью в другую комнату, посадил упрямца против себя в угол и целую ночь бросал в него гирями, хоть золото на столе так и не появилось... Сам Мина избегает разговора о тех черт знает какой давности гирях, даже сердится, если кто лезет с расспросами, а жена его, броской красоты молодуха, заверяет, что оклеветали Мину, не было этого, не мог он человека, хоть и торгаша, самосудом казнить. Допустим, так, но вот когда разъярится, остервенится Мина Омелькович, налетит на кого-нибудь, глаза выпучив и аж посерев от злости,- можно и в те его скаженные гири поверить...
Собираясь уходить. Мина вдруг подобревшим голосом пытается ублажить хозяина:
– Ну, ты не того... Покричали и ладно. А вот насчет меда... Говорят, от пчелиного меда здоровье у человека становится, как у медведя?
– Ну и что?
Так ты не поскупись - вынеси Мине в дорогу ломоть сотов. Знаю ведь, качал... Пчелы тебе завтра еще принесут!
И слышит в ответ:
Пусть принесут и тебе.
Не дашь?
– Пчелу проси, пусть она тебе даст.
А пчела тут как тут! И не одна, а целая туча их появляется V колодца, словно по какому-то тайному знаку пасечника. Может, принесенный Миной махорочный дух сыграл здесь свою роль или раздразнили пчел Минины крик и озлобленность, потому что злость человеческая тоже будто бы пчелам передается,- словом, Романове войско, как но тревоге поднятое, с жалами наготове, уже густо закружило поблизости, загудело сердито и в аккурат над Миной Омельковичем!
Ты смотри! Где их у чертовой матери набралось столько!
Селькор Око давай отмахиваться обеими руками, по это пчел не отпугивало, наоборот, подзадорило, они и подкрепление вызвали, еще сердитее целым роем над Миной загудели, и какая-то из них, улучив момент, впилась-таки Мине в загривок, а еще одна вогнала жало под самый глаз, так что бедолага возопил и, заслоняясь рукавом, бросился наутек.
Отбежал от колодца и остановился, ругаясь:
– А передохли б они тебе все! Не пчелы, а черти какието! Да уйми ты их!
Мы, детвора, прямо падали от хохота, и Надька смеялась своим клокочущим красивым смехом, а дядя Роман, тоже повеселевший, повел, как волшебник, в сторону пасеки рукой:
– А ну, пчелы, домой! Кыш! Кыш!
И они тут же... улетели! Угомонились враз. Потянули к ульям свой успокоенный гул.
– Как тенерь я на слете покажусь?
– кривясь от боли, ощупывал Мина Омолькович ужаленное место под глазом.- Селькор Око и с таким оком... Тьфу ты, нечистая сила!
Надька посоветовала побрызгать в лицо водой,- тогда глаз по так опухнет.