Твоя звезда
Шрифт:
– Телефон давай… – Степа побил себя по щекам, покрутил руками, чтобы разогнать кровь и начать лучше соображать. – Врача надо. «Скорую помощь». Ей капельницу надо сделать. Или… не знаю… укол.
– Нет! – вдруг воскликнул мальчик.
– Что «нет»? – удивился Степа.
– Мама не пьет таблеток…
– А как же вы лечитесь?
– Надо холодную воду. И эту, забыл… трава горькая… крапива, кажется…
– Так, все. Дай мне телефон, я не взял свой.
Мальчик сбегал в другую комнату и принес Степе телефон. Дозвонился он в «Скорую» почти сразу.
– Фамилия?
Степа переспрашивал все у Вериного сына, тот с трудом, но сказал, что Вере тридцать пять лет и что его фамилия Калганов, а Верина – другая, но какая, он точно не помнит. Потом мальчик сбегал посмотреть на дверь, чтобы убедиться, что номер квартиры двести тринадцатый, а не триста двенадцатый. Минут через пятнадцать приехала «Скорая помощь». Степа вместе с врачом-мужчиной отнес Веру в машину, отдав ее паспорт, который пришлось найти в ящике, покопавшись в ее документах. У Степы мелькнула мысль – можно было бы посмотреть, какого Вера года рождения, правда ли настолько старше Степы, и была ли замужем, но листать страницы ее паспорта ему было неудобно.
Когда Веру положили на выдвижные носилки и задвинули в машину, ее сын опять стал плакать.
– Помолчи, – попросил его Степа. – Она всё слышит, ей еще хуже от этого.
– Слышит? – удивился мальчик, но плакать перестал.
– Да, слышит. Пошли.
Они вернулись к мальчику домой. Степа, с которого уже совсем сошел хмель, остались лишь неприятная тянущая боль в голове и кислый привкус во рту, прошел на кухню. Надо же, как симпатично можно было всё сделать, оказывается. У него кухня стильная, черно-белая, с тусклыми хромированными вставками, холодная и совершенно неуютная, а у Веры всё в теплой золотистой гамме, из дерева, – ящики, стол, стулья. На столе был рассыпан сахар, стояла недопитая чашка с чаем, мисочка с печеньем. На плите – кастрюля с холодным супом. Степа понюхал суп – вроде свежий. Он смахнул в руку сахар, включил плиту.
– Тебе поесть надо!
– Я суп не буду, – заявил мальчик, но не очень уверенно. – Я на завтрак суп не ем.
– Ага! Сейчас только привередничать. Ну, хлеб ешь тогда. У вас хлеб есть?
Мальчик пожал плечами.
– Я готовить вообще не умею, – продолжал Степа, заглядывая в шкаф, где был порядок – банки с крупами, пачки макарон, но хлеба не нашел, – имей в виду. Могу пиццу заказать. Любишь пиццу?
– С грибами только!
– Ладно, рассказывай, кто у тебя еще есть, кому тебя отдать, пока мама в больнице, а? И, кстати, как тебя зовут?
– Гоша.
– Ну, давай тогда, Гоша, пять. – Степа протянул мальчику руку. – А я – Степа.
Он пожал маленькую влажную ручку, чувствуя неожиданную симпатию и жалость к мальчугану.
– Так кто у тебя еще есть?
Мальчик подумал.
– Бабушка.
Степа увидел, что мальчик смотрит на полку под самым потолком, где стояли фотографии.
– Хорошо. Она в Москве? Можно к ней поехать?
Мальчик кивнул.
– Собирайся. Где она?
– На кладбище.
Степа развел руками:
– Ну, ты даешь.
– Мама говорит – она с нами, всё видит и слышит…
Степа растерялся.
– Так,
Гоша неуверенно пожал плечами.
– Что? Не знаешь? У тебя с матерью фамилии разные. Ты – Калганов. Значит, у тебя есть отец по фамилии Калганов, правильно?
– Он уехал куда-то… – проговорил мальчик.
– Давно?
– Вроде да.
– Ты знаешь его? Видел когда-нибудь?
– Не знаю. Не помню.
– Ладно. А дедушка, еще какие-то родственники есть?
– Тетя Нина есть. Она живет в этой… не помню…
– Вспоминай! В Москве?
– Нет. Кажется… Не знаю… Она на самолете к нам прилетала…
Степа вздохнул.
– И что мне с тобой делать? Ты в какую школу ходишь?
– Меня мама на машине возит.
– Понятно. Собирай свои учебники, всё, что надо, пенал, форму там… Что еще? Щетку зубную… И пойдем ко мне. Маму твою сегодня точно не отпустят.
– А она не умрет? – осторожно спросил мальчик.
– Нет! – как можно увереннее ответил Степа.
Пока они поднимались к нему домой, захватив с собой кастрюлю с разогретым супом, он думал – как хорошо, что последние деньги он не отнес на погашение кредита. Потому что он уже задолжал за квартиру столько, что этот взнос его бы не спас. А так у него, по крайней мере, есть деньги, чтобы купить какие-то нормальные продукты для Гоши – вряд ли он будет есть острое вяленое мясо, которое Степа вчера нашел в холодильнике, и прокисшие соленые огурцы. Как покупал мясо, он помнит смутно, кажется, завернул в какую-то армянскую лавочку, долго разглагольствовал с продавцом, пробовал разные продукты с диковинными, трудно произносимыми названиями, которые тот ему предлагал, купил орехи, которые рассыпал по дороге, и вот это мясо, бастурму, вкусную, ароматную, плохо прожевывающуюся. А огурцы стоят уже больше месяца, давно прокисли, он их помыл, залил водой с солью и поставил обратно. С хлебом и водкой – нормально, можно есть. Еще бы водка помогала и лезла в него…
Мальчик сначала с опаской, потом всё смелее походил по его квартире, рассматривая Степины портреты со съемок, которые стояли на трех пустых широких черных полках в гостиной.
– Ну, как тебе у меня? – спросил Степа, пока не понимая, как общаться с мальчиком.
Он нашел у себя в шкафу упаковку загадочных макарон – тонких квадратных пластин – и положил их вариться, пытаясь вспомнить, откуда они вообще у него взялись.
– Не очень, – ответил Гоша.
– Почему?
– Черное всё. Мне не нравится.
– Мне тоже, – засмеялся Степа. – Поэтому я, наверное, скоро отсюда уеду.
– Почему?
– Потому что квартира не совсем моя. Не выплачена. Понимаешь?
Он это впервые произнес и понял, что ничего страшного в этом нет. Его ночные страхи – как его будут выселять из квартиры – ничто в сравнении с тем, что сейчас может ожидать этого мальчугана, если его мать не спасут, а у него на самом деле нет других родственников.
– От окна отойди, или давай я лучше его закрою, – сказал Степа.