Ты и только ты
Шрифт:
Подонок! Опять начал руки распускать.
– Куда ты так торопишься, мелкая? – улыбается придурочной улыбкой, а я морщусь от запаха перегара, исходящего из его беззубого рта. – Пошли-ка в родительскую спальню, покажешь мне, чему научилась.
Слышу противные смешки его дружков за спиной.
– А потом ещё и моих ребят обслужишь, шалава!
Глава 28. Раф
–
Мне совсем не до разговоров. Я пришёл на ринг забыться.
Слепо полощу кожаную поверхность чередой апперкотов.
– Завтра выезжаем, – жестом показывает, что пора остановиться и опускает тренажер на пол. – Сегодня отдых.
Скидываю печатки на пол и покидаю ринг.
– Куда собрался? – летит мне в спину вопрос.
– Мы не закончили? – не оборачиваясь, хватаю бутылку с водой.
– Тренировку закончили. Но от встречи с малышнёй тебе больше не удастся улизнуть. Они уже полгода ждут.
Выпиваю ледяную жидкость залпом и, бросая пустой пластмассовый контейнер в мусорку, грубо выплёвываю.
– Пусть ещё столько же подождут.
– Не пусть! – басистый голос тренера отдаётся громким эхом. – Тебе две минуты времени, а им радость на всю жизнь.
Делаю глубокий вдох. Привык как робот следовать указаниям Борзова. Он мужик умный. Единственный, к кому у меня есть какое-никакое доверие.
– Что нужно?
– Малышня тренируется на первом этаже. Спустись к ним в зал. Подпиши майки, сделай парочку фото.
– Подгузники им поменять не надо? – фыркаю.
– Две минуты, и ты до завтра свободен.
Вытираю со лба пот полотенцем и плетусь в душ.
– Эй, Раф, – Борзой не унимается. – Никакого секса до поединка. Шлюху свою гони нахер.
– Уже…
Всё же я не последняя тварь. Умею по-своему сочувствовать. У Евы умер отец. Девчонка нужна своей семье. Пришлось отпустить…
Я ведь давно избавил себя от лишних сантиментов. После смерти родных внутри поселилась темень, и я забылся. А с Евой во мне проснулись грёбаные эмоции.
Я злюсь и сам кайфую от этого. Её поведение меня раздражало, но я упивался этим чувством. Злость, неприязнь, ноющая тоска… Я как будто дышать по-новому начал. Это именно то, чего мне не хватало. То, что заставляет кровь кипеть в жилах.
Но с её уходом всё колоссально изменилось! Во мне что-то окончательно сломалось. Первый день меня ломало, трясло, как в горячке. А потом словно дамба рухнула и выпустила всю удерживаемую мощь наружу.
Я, блядь, стал чувствовать! Сначала неприятное покалывание в районе груди, потом нечто большее. Образ девчонки действует на меня как триггер, порождая неведомое или хорошо забытое состояние.
Два дня без моего сладкого наркотика стали нескончаемой пыткой. И только ринг даёт мне призрачный
– Быстро выстроились все в круг, – командует тренер малолеток, как только я вхожу в общий зал.
Малышня, завидев именитого боксёра, начинает визжать и прыгать от радости. От их бурной реакции моё настроение меняется. Уголки губ дёргаются и медленно ползут вверх, принимая подобие улыбки.
Мать вашу, я что, улыбаюсь?
Осознание этого меня ошарашило. Поразило.
Окружающий мир заиграл красками. Непривычно.
Детвора садится на мягкие маты, образуя полукруг. Я встаю в центре.
– Раф! Раф! Раф! – скандируют дружно.
– Что от меня требуется? – обращаюсь к их главному.
– Можешь сказать речь?
Покосился на тренера, а тот невольно попятился назад.
Речь, так речь. Чего он испугался?
– Вы ошибаетесь, если думаете, что на ринге уверенность в победе поможет вам выиграть бой, – мальчишки взирают на меня взглядами, полными восхищения. – Вы забываете, что ваш противник тоже уверен в своей победе и тоже ненавидит вас. Только месть поможет вам. Сожмите её в кулак покрепче и с каждым ударом показывайте врагу, как вы злитесь. На него, на жизненную несправедливость.
Пацаны слушают, не сводя с меня глаз, будто пытаются впитать каждое слово.
– Когда вы посмотрите на поверженного сверху вниз, а рефери поднимет вашу руку, вот тогда вы можете гордо покинуть ринг с уверенностью, что никто и никогда больше не посмеет обидеть вас.
Как только моя херовая речь заканчивается, я чуть не глохну от шквала аплодисментов.
Борзой был прав. Этой мелкоте от встречи со мной впечатлений хватит до конца жизни.
Переходя порог дома, ощущаю, как сердце странно замирает.
Ева. Вот о ком у меня постоянно болит голова. Она так умело меня провоцировала, что выбила почву из под ног. Мне не хватает присутствия этой маленькой шлюшки, но при этом я получаю извращённое удовольствие от тоски по ней.
Кайф!
– Ужин готов, – новая прислуга оказалась более говорливой, чем её предшественница.
Но стоит гаркнуть пару раз, и она сразу затыкается.
– Исчезни.
Прохожу в столовую и вспоминаю, как Ева готовила здесь ужин.
Какого хрена я постоянно думаю об этой девчонке?
Как нарик, раз понюхав кокаин, сразу подсаживается надолго, так и я стал зависим.
Ева оказалась моей таблеткой от неизлечимой болезни. Она как ниточка, дёргая за которую, я открываю кран. На меня тут же выливается шквал эмоций. Вот я и продолжаю упорно чесать открытую рану, чтобы чувствовать боль. Не физическую. А душевную.
Наполняясь её образами, пропасть внутри меня впервые начинает затягиваться.
– Рафаэль, – скрипучий голос старухи раздражает.
– Чего тебе? – сухо рявкаю. Эта баба уже вытрахала мне все мозги. Когда до неё дойдёт, что не надо со мной говорить?