Ты – лучший
Шрифт:
– И начала им вертеть, да?
– Бедный суровый Джон! Да нет же. Просто они полюбили друг друга по-настоящему. И живут душа в душу уже тридцать лет. Слабые места в человеке не означают, что он слаб. Только то, что он – человек.
– И у меня они есть?
– Наверняка. Вас же здесь очень любят. Каседас, Алисита, ваши работники…
– Значит, я не такой уж плохой парень?
Она отвела глаза. Нехорошо, если Джон Карлайл прочтет в них то, о чем она сейчас думает, а думает она только об одном…
Какой он симпатичный. Как же он ей нравится!
И тогда придется эту проблему решать.
Такие кухни Морин видела только в лучших ресторанах. В крайнем случае – в шикарных особняках. Но уж никак не предполагала увидеть в самом сердце амазонской сельвы.
Огромное помещение сверкало никелем и хромом, в удобных шкафах высились горы посуды, на разделочных досках зловеще поблескивали острейшие кухонные ножи… Под потолком причудливо извивались гирлянды из лука и чеснока, по стенам висели пучки сушеных трав, острый и приятный запах пряностей заполнял все вокруг. И еще было чисто. Не просто чисто, а ОЧЕНЬ чисто.
Отдельную стену занимали высокие белоснежные холодильники, а ближе к окну стоял большой обеденный стол, окруженный четырьмя деревянными стульями. На столе красовалась громадная ваза с лимонами и грейпфрутами.
Несомненной королевой здешних мест являлась очень толстая и необыкновенно уютная негритянка. Белоснежная улыбка приветствовала появление Морин, а потом Алисия познакомила их.
– Это Конча-и-Рохас-Лусия-Ремедиос Наварро. Можно просто Кончита. Здешняя повелительница.
Морин пожала пухлую теплую руку, и вскоре они уже дружески болтали, хотя правильнее было бы назвать это монологом Кончиты.
Да, ей почти шестьдесят, и силы уже не те, что раньше, но сто человек она и сейчас накормит до отвала и даже не поморщится. Нет, конечно, хлопот у нее полно – ведь с тех самых пор, как в доме появилась вторая сеньора Карлайл, на Кончиту легли абсолютно все заботы по дому. Да, она хорошая женщина, сеньора Каседас, но хозяйство вести не умеет совершенно. Нет, ну оно и понятно – женщины сельвы привыкли к простой пище и еще более простому быту. К тому же она понятия не имеет, что значит делать запасы, ведь в здешних деревнях их никто и не делает. Как почему? Потому что в здешнем воздухе да жарище ничего толком не сохранишь. Да-да, уже на второй день в мясе полно белых личинок…
Тут Кончита испытующе посмотрела на гостью – не скривится ли она брезгливо. Но Морин только понимающе кивнула и заметила, что в таких случаях хорош лимонный сок или уксус. А вернее всего – холодильник. Кончита разразилась громким хохотом. Да ведь в здешних деревнях нет никакого электричества! Все, что есть, – это пара старых динамо-машин, от которых питается какой-нибудь старенький морозильный шкаф в местном баре. Выпивка для местных – первое и святое дело. А и как здесь не пить? Ведь ром лучше любого новомодного лекарства спасает от болячек да поносов.
Под конец этой увлекательной беседы Морин попросила у Кончиты прощения за то, что вынуждена
– Золотко мое, можешь вторгаться, сколько тебе влезет. Я только рада буду. Я ведь не совсем одичала здесь, почитываю твои статьи, и мне очень нравится. Вкусно пишешь. Сразу видать, что ты в этом разбираешься.
– Многие считают, что это не совсем серьезно…
– Многие и понятия не имеют, что такое настоящая еда! Особенно у вас там, в Европе… Хотя нет, в Европе еще ничего, а уж хуже Америки и быть ничего не может. Что выдумали! Котлету в булку, машинное масло, да еще море кетчупа и майонеза. А соус? Они считают, что если в уксусе разболтать варенье, то это и есть кисло-сладкий соус!
Морин улыбнулась. Негодование толстой поварихи было таким искренним…
– Морин, золотко… можно, я так буду тебя звать, ты ведь и в самом деле золотая… тебе не о чем тревожиться. Столы мы накроем, мясо уже разделано и замариновано, напитки охладятся ровно в срок, а ежели ты будешь хозяйским глазом за всем этим добром приглядывать, то будет совсем хорошо. Сеньора Каседас, храни ее Господь, должна быть благодарна нашей Мерседес за такую помощницу. Видит Бог, я столько раз пыталась поучить сеньору, но она как-то ухитрялась ускользнуть. Знаешь, у нее же в родне яномами.
– Кто это – яномами?
– Лесные люди. А по мне – так, может, и духи. Маленькие, черненькие, ходят почти голыми, однако ж ни змея их не жалит, ни чесотка не берет. Они настоящие дети сельвы. Незлобивы, но вот прятаться умеют так, что пройди с ними рядом – не заметишь, коли они сами того не захотят. Старый хозяин их шибко уважал, да и сеньор Джон не меньше. Они ведь его приняли в охотники.
Морин изумленно вскинула бровь, и лицо Кончиты немедленно приобрело загадочное и несколько мистическое выражение.
– Да, золотко, уж-жасная это была история. Молодой сеньор едва не умер после той схватки с демоном.
– Кончита, откуда здесь демоны?
– Ой, не говори! В сельве есть все, что угодно, и о половине того, что там есть, человек и не догадывается. Сама я католичка, но все ж скажу, что тот ягуар, который едва не вынул душеньку из сеньора Джона, был не простой кошкой. Даже сеньор Ричард испугался, а уж он-то не боялся ни Бога, ни черта. Очень был суровый мужчина.
– Вы его побаивались, верно?
– Ха! Его даже гремучие змеи побаивались, кроме той дуры, что цапнула его за ногу, упокой Господь его мятежную душу. Наверное, та змея была не местная… Да, а что до хозяина, так он и верно был суров. Первое время мы с ним ругались так, что посуда звенела. Он-то полагал, что ежели мясо слегка опалить на костре, а потом еще хлебнуть самогона, то это и есть настоящий бифштекс. Мою стряпню звал городскими штучками и все говорил, что я лопну, от того и помру.
– И так все время?
– Ну прям! Мне ли не знать, что мужики от еды добреют! Потом-то он уж не раз благодарил и хвалил мою стряпню.