Ты меня не помнишь
Шрифт:
— Сейчас это уже не важно. Ключ к твоей свободе здесь — хлопает по папке.
— Рассказывай, Шевцов. В ваших тайнах уже нет никакого смысла.
Бывший муж вздыхает и начинает рассказывать. Нужны ли мне эти подробности? Очень, я хочу знать всю правду.
— Может все и к лучшему, Алекс. Как знать, может все по другому сложилось бы будь я честен с тобой. В тот день, когда ты попала в больницу, сразу завели дело и это было не рядовое расследование об изнасиловании в клубе, как ты понимаешь. Это было дело об изнасиловании наркоманки Лисицкой, дочери губернатора, начинающим бизнесменом Межницким. Ощущаешь разницу? Твой отец был в бешенстве и запустил машину
Мы пытались все уладить, не отступали, бились на смерть. Видео удалили, половину изданий закрыли... Твое имя и фамилию отца полоскали на каждом углу, каждая вшивая газетенка описывала все новые и новые несуществующие подробности твоей жизни. Началась настоящая травля. Дошло до того, что к тебе в больницу, в палату реанимации пытались пробраться, чтобы сделать фото и получить информацию от врачей. Скандал разрастался и начинал выходить за рамки города и тогда всерьез стали выдвигать требования отправить в отставку чиновника, пытающегося очернить перспективного московского бизнесмена. Мы не сдавались, не бросали тебя, не отворачивались, просто в один момент твоему отцу позвонили. Он бы потерял все, вся ваша семья оказалась бы за бортом, понимаешь? Он бы не смог оплачивать твое лечение, реабилитацию. Врач нам тогда честно сказал, что ты не оправишься никогда. В физическом плане они сделали все, что могли. Практически с того света вытянули, подлатали. По части же психики советовали готовиться к худшему. Пожизненные услуги психотерапевта — это минимум, что тебе будет нужно.
Вот так все, как всегда, уперлось в деньги, знакомства и влияние. Отец тогда принял непростое решение. Он сказал, то что случилось он уже не изменит, а вот сделать все, чтобы ты могла вернуться к нормальной жизни он сможет.
— Тогда вы и придумали ход с замужеством и сменой фамилии?
— Верно, Алекс. Сплетни о Лисицкой никак не могли навредить Шевцовой или твоему отцу. Постепенно все сошло на нет.
— Как-то все гаденько, Шевцов, не находишь?
— Все неоднозначно, Алекс. Мы старались. Твой отец лет на десять постарел за те три месяца. Не вини его, он сделал ставку на будущее.
— Ставка на будущее — ухмыляюсь я — поэтому он просто вычеркнул меня из своей жизни? Ты прав Шевцов, деньги важнее. Ежемесячные переводы — это все, что у меня осталось от семьи.
Прячу лицо, не хочу показывать свою слабость. Не хочу чтобы кто-то видел как легко разрушается все то, чем я жила эти годы. Главное никаких истерик и слез, уговариваю себя. Тру переносицу и с силой сдавливаю ее пальцами, моргаю часто, стараясь остановить влагу. Слезы отступают. Теперь точно не разревусь, по крайней мере не здесь и не сейчас. Еле заметно киваю и Шевцов продолжает.
— Он не отказывался от тебя. Ему тоже больно. Он винит себя в том, что произошло, что не смог защитить и отстоять тебя, но никогда не признается в этом. Вы похожи, вы оба отгородили в душе уголок для самого мерзкого и похоронили его там. Я не оправдываю его
— Проглотить мало, Шевцов, надо еще и переварить — закрываю тему я — мне твоя помощь нужна.
— Какого плана помощь?
— Найди мне хорошего хакера.
— Для чего?
— Дело есть, сложное и не совсем законное, поэтому нужен человек не склонный к душевным терзаниям и умеющий вовремя закрыть рот. Детали буду обсуждать с ним.
Говорю резко, только по сути и только на последней фразе решаюсь посмотреть на Шевцова. Он изучает, сканирует меня взглядом, пытаясь пробраться под кожу.
— Значит не передумала — задумчиво произносит он.
— Поможешь?
— Саш...Алекс, прости. У меня был шанс? Хоть небольшой? — неожиданно спрашивает Шевцов.
Вопрос застает врасплох. Теперь я смотрю на мужчину и пытаюсь угадать, что творится в его голове. Думала ли я о том, что все могло быть иначе? Жалела?
Нет.
Я запретила себе это делать. В моем случае мечты и фантазии смертельно опасны.
— В тот день я хотела остаться у тебя до утра — зачем-то говорю я — но у тебя были другие планы.
— Алекс, я... — слова даются Шевцову с трудом. Он опирается локтями на стол, обхватывает голову ладонями и договаривает — я все испортил.
Неуверенно пожимаю плечами. Запоздалые признания, которые уже никому не нужны. Что Шевцов хочет сказать? Что он сожалеет? О чем? О несостоявшейся ночи? Или о том, что все, что он нафантазировал не сбылось? Интересные мы, люди. Вместо того чтобы пытаться что-то изменить здесь и сейчас копаемся в прошлом. Зачем? Хотим убедиться, что упустили самое важное и мучить себя всю оставшуюся жизнь? Изменить-то уже ничего не получится.
— Если бы... — тихо говорит он — ты осталась со мной, мы же могли быть счастливы.
— Стареешь, Шевцов. Зачем фантазировать на тему «что было бы, если» — и добавляю шепотом — я понятия не имею, как живут счастливые люди.
Моя резкость действует на мужчину отрезвляюще. Снова на лице нельзя прочитать ни единой эмоции. Мне бы тоже сейчас не помешали парочка оплеух и ледяная вода, но дома, все дома.
— Я помогу тебе, найду человека. Он с тобой свяжется, скажет, что от меня. Дальше сама договоришься.
— Спасибо. Я, наверное, пойду.
Шевцов подает знак кому-то и в тот момент, когда встаю из-за стола, передо мной возникает огромный букет желтых роз.
— Что ты творишь, черт бы тебя побрал — шиплю я.
Шевцов лишь одаривает меня грустной улыбкой, а я отворачиваюсь и быстрым шагом удаляюсь. Сбегаю. Просто цветы, просто знак внимания и просто слезы. Дохожу до своей машины и закрываюсь в ней. Жму на кнопку и из динамиков начинает орать какая-то музыка, а я обнимаю огромный букет, прижимаю его к себе и плачу. Плачу потому, что больно, очень больно, шипы настолько острые, что чувствую каждое движение. Слезы не останавливаются, боль немного затихает, и я сжимаю розы еще сильнее, чтобы ощутить боль снова.
На улице уже темно. Смотрю на часы, час, целый час я сидела в машине в обнимку с букетом. Становится холодно. Бросаю взгляд на шикарный букет рассыпанный по пассажирскому сиденью. Отключаю музыку и завожу машину. У Вика в квартире точно нет вазы, надо купить. С этой мыслью я и отправляюсь в путь. Перебираю в голове разные магазины и выбираю тот, что дальше. Возвращаться домой совсем нет желания, а так, сделаю крюк, прогуляюсь по торговому центру, поужинаю, а там... Потом решу все, не хочу думать сейчас. Единственное, что я делаю сразу, на месте, чтобы не передумать потом — пишу отцу.