Ты мне только пиши
Шрифт:
– Я, - ответил Стасик.
– Дохтур...
– не вставая с пола, с трудом проговорил старик.
– Зачем лепешка нельзя передать? Боурсак - нельзя, курд - нельзя... Из аула спускался... Семнадцать километров шел. Виноград взял, лепешка, говорит, нельзя... Я старый - ты старый... Иди скажи. Пусть лепешка берут...
И старик вынул из сумки две лепешки, завернутые в чистую тряпку. Он протянул их Гервасию Васильевичу и повторил:
– Пойди скажи... Ты старый.
– Простите, - сказал Стасику Гервасий Васильевич
– Ниязов, - охотно ответил старик.
– Ниязова - жена? Алтынай - жена?
– спросил Гервасий Васильевич.
Старик, кряхтя, поднялся с пола.
– Жена, жена, - радостно подтвердил он.
– Нельзя ей лепешки, аксакал. Нельзя, - развел руками Гервасий Васильевич.
– Вот придет Алтынай домой - сколько угодно можно будет. А сейчас нельзя.
– Э-эх!..
– тряхнул бородой старик.
– Не придет. Умирать будет.
– Придет. Недельки через полторы придет, - сказал старику Гервасий Васильевич, но старик уже не слушал его, что-то недобро бормотал себе под нос и, придерживаясь за стенку рукой, направился к выходу.
В дверях он остановился, оглянулся, презрительно посмотрел на Гервасия Васильевича, еще раз тряхнул бородой и выдохнул:
– Э-э-эх!.. Ты старый человек... Ты плохой человек!..
Он зло сплюнул и вышел, осторожно ступая кривыми ногами в коричневых сапогах.
Гервасий Васильевич огорченно посмотрел ему вслед и повернулся к Стасику:
– Цирк действительно уезжает?
– Да, - ответил Стасик и с надеждой взглянул на Гервасия Васильевича.
– Сейчас я второй раз окажусь плохим человеком, - сказал Гервасий Васильевич.
– Я не пущу вас к Волкову.
– Как же так, доктор?.. Я же его партнер! Я же...
– Дмитрий Сергеевич в тяжелом состоянии. Ему нужен абсолютный покой.
– Да как же вы можете!..- закричал Стасик.
– Да вы знаете, что такое партнер в цирке?!
– Нет, - честно сказал Гервасий Васильевич.
– Не знаю. Расскажите мне об этом, пожалуйста.
Гервасий Васильевич сел на клеенчатую кушетку, вынул папиросы и добавил:
– И все про Волкова.
Через двое суток состояние Волкова резко ухудшилось.
То, чего так боялся Гервасий Васильевич, произошло. Начался гнойный перикардит. Сердце Волкова могло захлебнуться в любую минуту. Оно просто могло не выдержать.
Гервасий Васильевич не разрешил везти Волкова в операционную и тут же, в
По среднеключичной линии Гервасий Васильевич отсчитал пятое межреберье на груди у Волкова и под темным левым соском йодом поставил золотисто-коричневое, с рыжими краями, пятно. И в эту секунду ему показалось, что все свои шестьдесят с лишним лет он прожил для того, чтобы сейчас спасти этого незнакомого и очень больного Волкова.
Когда же длинная толстая игла прошла сквозь золотистое пятно под левым соском и с первого раза точно вошла в край профессионально гипертрофированного
Он попросил сестру-хозяйку поставить в палате Волкова еще одну кровать и в этот вечер не ушел домой, а остался рядом с Волковым.
В первом часу ночи в палату неслышно вошел Хамраев в сопровождении дежурного врача. На белом табурете у кровати Гервасия Васильевича стояла маленькая настольная лампа, укутанная больничной наволочкой с большими черными печатями.
Хамраев приблизился к Гервасию Васильевичу и осторожно тронул его за плечо.
Гервасий Васильевич приподнялся, вынул из кармана халата очки, надел их и, кивнув Хамраеву, посмотрел на часы.
– Вот вы где, - сказал Хамраев.
– Я бегаю, ищу вас по всему городу... Мне нужно поговорить с вами.
– Сейчас, - сказал Гервасий Васильевич и сунул ноги в шлепанцы. Идите, я догоню вас.
Он подошел к Волкову, положил свои пальцы на правую кисть его руки и стал считать пульс. Что-то заставило Гервасия Васильевича наклониться над Волковым и заглянуть ему в лицо.
Глаза Волкова были открыты.
– Ты почему не спишь?
– спросил Гервасий Васильевич. Он неожиданно сказал Волкову "ты" и не заметил этого.
Волков промолчал.
– Ты почему не спишь?
– мягко повторил Гервасий Васильевич.
– Я умру?
– хрипло спросил Волков.
– Нет, - ответил Гервасий Васильевич.
– Спи.
– Я умру во сне, - сказал Волков.
– Это произойдет с тобой лет через пятьдесят, - улыбнулся Гервасий Васильевич.
– Тебе хватит еще пятидесяти лет, чтобы привести в порядок свои дела?
– Нет, - ответил Волков и прикрыл глаза.
– Не жадничай, - сказал Гервасий Васильевич и вышел из палаты.
Хамраев сидел на подоконнике в конце коридора и держал в руке незажженную сигарету. Когда он увидел Гервасия Васильевича, идущего к нему, он спрыгнул на пол, взял у противоположной стены стул и поставил его рядом с открытым окном. Затем снова уселся на подоконник и вынул из кармана брюк запечатанную пачку "Казбека".
Подошел Гервасий Васильевич.
– Садитесь, - сказал Хамраев.
– Я принес вам "Казбек".
– Спасибо, - ответил Гервасий Васильевич.
– Очень вовремя.
– У вас спички есть?
– спросил Хамраев.
– Кажется...- Гервасий Васильевич пошарил в карманах, достал спички и дал прикурить Хамраеву. Хамраев затянулся, посмотрел в черный проем окна и повернулся к Гервасию Васильевичу:
– Сегодня звонили из Москвы. Из Союзгосцирка. Предлагают нам отправить его самолетом в Москву... Там они положат его в ЦИТО.
– Куда?
– Ну в Центральный институт травматологии и ортопедии. Теплый переулок, шестнадцать... Помните? Рядом с парком Горького...