Ты мой яд, я твоё проклятие
Шрифт:
– Куда мы идём? – я почти не надеялась на ответ, но всё же спросила.
– Его сиятельство ожидает вас в своих покоях.
Этого ещё не хватало. Я встревожилась. Ужин в личных покоях мужчины? Ещё и наедине?
Учитывая то, что он считает меня содержанкой, выглядит более чем фривольно. Надеюсь, он не посмеет распустить руки.
Когда мы добрались до места, мне стало ещё больше не по себе, стоило только войти и оказаться в таинственном интимном полумраке. Только низко опущенная люстра горела над столом,
Дин Ланнверт шагнул мне навстречу, овеяв ароматом мужских духов. Безукоризненно вежливо протянул руку. Слава богам, запах адолеев чувствовался не так сильно на этот раз. Возможно, я просто привыкла. Но всё равно стало тревожно, и я с трудом подавила желание отступить (а лучше и вообще – убежать).
Скрывая напряжение и страх, опёрлась о его локоть, позволила подвести себя к столу.
Он усадил меня в кресло, но не спешил отодвинуться, стоял так близко, что я чувствовала жар его тела и какую-то давящую, пугающую ауру. А ещё смущал его слишком пристальный, наглый взгляд.
– Можешь идти, – сказал он горничной.
Грудную клетку сжало тугими кольцами. Так я и думала, мы будем ужинать совершенно наедине. Если он посмеет, я закричу. Я стану бороться. Я… пусть я и в полной его власти здесь, я не стану безвольной добычей.
За горничной тихо закрылась дверь.
– Расслабьтесь… Келина, – с насмешкой сказал дин Ланнверт. – Я не наброшусь на вас. Не имею привычки подбирать объедки с чужого стола.
Облегчение, смущение от того, что он угадал мои мысли, и злость на его слова смешались в моей душе. Я сжала челюсти. Нет, он не выведет меня из себя.
Но что интересно. Он перешёл на «вы» в обращении ко мне. А ведь ещё днём называл подстилкой и обращался, как с отбросами.
Выслушал рассказ своего друга? Понял, что я принадлежу к тому же слою общества, что и он сам?
– Вас действительно так зовут? – не спрашивая моих предпочтений, он наполнял мою тарелку едой. Пододвинул мисочку с супом. – Келина.
– Почему вы спрашиваете? – я отломила кусочек хлебца и стала крошить его на блюдечко, не особенно отдавая себе отчёт в том, что делаю. Голод я чувствовала, но напряжение пересиливало. Не уверена, что смогу проглотить хоть пару ложек.
– Вам не подходит это деревенское имечко. Так как же? Отвечайте на вопрос.
Я опустила глаза, промолчала. Ответила ровно:
– Вы можете звать меня так, как угодно вашему сиятельству.
Он вздёрнул брови. Выражение лица ожесточилось.
– Например, жалкой содержанкой? Постельной грелкой Рейборна? Продажной женщиной?
Молча, с прямой спиной я выслушала поток оскорблений. Пожалуйста, пусть старается. Он явно пытался вывести меня на эмоции. Надеялся, что в гневе я ляпну что-нибудь полезное?
– Если мне будет позволено спросить, – начала я тихо – и он тут же замолчал, уставился
Дин Ланнверт хищно усмехнулся. Его рука с широким запястьем, с выступающими венами, показалась в круге света и стала набирать на тарелку салат. Крупный сапфир на среднем пальце сверкнул, словно подмигивая – и я вздрогнула, когда поняла, что это не отражённый свет.
– Ты уверена, что хочешь это знать?
Давящая атмосфера стала сильнее, в ушах заныло, послышался потусторонний смех. Мне почудилось жаркое дыхание в лицо: «хочу-у… отдай её мне…», – и мир снова завертелся вокруг, как тогда, в машине, под ногами разверзлась чёрная бездна, полная боли, отчаяния и бессилия.
– Довольно, мессир, – я прижала руку к горлу, часто и шумно дыша. – В другой раз.
– В другой раз? – повторил он насмешливым издевательским тоном. – В твоих интересах, чтобы другого раза не случилось. Не уверен, что ты перенесёшь более близкое знакомство с Фараиту. Хотя о чём это я… – он пружинисто поднялся, отодвигая кресло. Хищным неслышным шагом подошёл ко мне.
Я хотела было вскочить, отбежать, но не успела. Одной рукой, тяжёлой, как груда железа, он пригвоздил меня к креслу – а второй что было сил рванул ворот моего платья. Я вскрикнула, чувствуя, как расходится ткань.
Вцепилась в его руку, ногтями в кожу, пытаясь отодрать его от себя, сделать ему больно. Но под моими пальцами был как будто обтянутый кожей металл, и дин Ланнверт ничуть не отреагировал. Встряхнул меня, как надоевшую куклу, рванул ещё сильнее, и ворот платья с треском разошёлся, обнажая плечо и грудь.
Стыд ожёг щёки. Я со вскриком попыталась прикрыться и замерла, обнаружив на груди, с правой стороны, над нежной выпуклостью – незнакомый тёмно-коричневый, словно выписанный хной знак.
– Боги… что это?! Что вы сделали со мной? – я с ненавистью, ещё более сильной из-за стыда и страха от собственной беспомощности, уставилась в светлые глаза.
Как… как он вообще посмел… раздеть меня и поставить это?! Воспользовался тем, что я была без сознания, и… сделал этот мерзкий знак с неизвестным предназначением. А может, он не ограничился этим, осмелился на кое-что ещё более ужасное?.. Не верю… не хочу верить.
Дин Ланнверт усмехнулся и отпустил меня. Хлопнул в ладоши, словно отряхивая с них пыль. Вернулся к своему креслу и вальяжно опустился в него. Его взгляд блестел удовлетворением и словно гладил метку и то место, на котором она стояла.
Я же полыхала гневом.
– Это не сойдёт вам с рук, – мне хотелось плюнуть ему в лицо. – Что это за метка?
Он закинул голову и расхохотался. Смеялся долго, со вкусом, кадык на широкой шее подрагивал.
Я съёжилась в кресле, придерживая рукой лоскуты ткани, горя ненавистью.