Ты мой яд, я твоё проклятие
Шрифт:
Я открыла глаза. Посмотрела на подсохшую царапину.
Что ж, стоит признать, возможно, дин Ланнверт не обманул меня. Поместье и впрямь полностью экранировано.
Но это не означает, что я сдамся.
***
Как ни странно, спала я этой ночью совершенно безмятежно. Проснувшись от солнечных лучей, потянулась в постели и поначалу не поняла, где нахожусь. Потом уже нахлынули воспоминания: похищение, попытка бежать, ужин вместе с дин
Привычно послав ему проклятие, я поднялась. Отведённая мне гостевая комната была совмещена с небольшой ванной без окон, так что я с удовольствием отдалась утренним процедурам.
А вернувшись в комнату, застала мявшуюся на пороге горничную.
– Доброе утро, нейди, – поклонилась та. – Позвольте проводить вас на завтрак.
Завтрак? Опять наедине с дин Ланнвертом? Опять выслушивать оскорбления? У меня и вчера-то кусок в горло не лез.
– В покоях мессира? – уточнила я.
Сомневаюсь, что у меня есть право отказаться, но я была полна решимости хотя бы попробовать.
– В малой столовой, нейди.
Хм. Если в столовой, то можно и пойти. Я была ужасно голодна.
И тут я вспомнила, что моё единственное платье порвано так, что в нём никак нельзя появиться.
– Скажи… – обратилась я к девушке и замялась, понимая, что не знаю её имени. – Как тебя зовут?
– Нея Гирамс, нейди, – она снова поклонилась.
– Скажи, Нея, ты можешь принести мне иглу и нитки? Я вчера… очень неудачно зацепилась.
Горничная ничем не показала, что удивлена:
– Конечно, нейди.
Когда дверь за ней закрылась, я вздохнула с облегчением. Сейчас она принесёт швейные принадлежности, я приведу в платье в порядок… хотя рано или поздно мне всё равно придётся задуматься над гардеробом, нельзя несколько дней подряд не менять его. И особенно нижнее бельё.
Но вряд ли дин Ланнверт позволит мне съездить домой за одеждой. И вряд ли здесь есть женские вещи – разве что он предложит мне платье служанки. Я представила себя в тусклом тёмно-сером наряде и приуныла.
Ждать пришлось недолго. Я вертелась перед зеркалом, прикидывая, как удачнее всего зашить разрыв, когда в коридоре послышались шаги. Вот только они были тяжёлыми, размеренными, мужскими.
Я напряглась, прикрыла грудь. Встала вполоборота к двери. Она растворилась, и я с замиранием сердца увидела, что предчувствие сбылось. На пороге стоял дин Ланнверт – в нежно-бирюзовой рубашке, хорошо оттенявшей его светлые волосы, бежевых брюках и высоких сапогах.
Я некстати подумала, что уж он сам недостатка в гардеробе явно не испытывает. Вон, и переоделся, и шейный платок навязал. И вообще выглядит отвратительно свежо.
Дин Ланнверт опёрся плечом о косяк и с пару минут молча меня разглядывал. Лицо его было непроницаемо, но на губах плясала кривая усмешка.
Наконец
– Уже раздаёшь слугам указания? Быстро же ты освоилась.
Я вспыхнула. Всего-то попросила иглу с ниткой, а этот!.. И горничная хороша, нет чтобы молча принести требуемое – так полетела к хозяину докладываться.
– После того как вы, нейд, посмели порвать мне одежду, – я с вызовом уставилась в высокомерное лицо, – мне кажется, вы могли бы и сами озаботиться моим гардеробом. Или вы желаете, чтобы я разгуливала по вашему поместью голой?
Он сверкнул глазами, стиснул зубы. Шагнул ко мне и схватил за плечи.
– Ты моя пленница, – яростно выдохнул мне в лицо. – Если я захочу, чтобы ты ходила голой, ты будешь ходить голой. Я вообще могу сделать с тобой что захочу. Помни об этом, – он тряхнул меня.
Я сжала кулаки, кипя ненавистью:
– О да, можете, насколько это позволяет вам ваша подлая натура!
Он снова тряхнул меня, потом вдруг ощерился:
– А мышка попалась ершистая. Как будет славно укротить твой острый язычок, – он приподнял меня за плечи так, что я замерла, едва касаясь пола самыми носочками.
Хотела было крикнуть, чтобы отпустил меня, но его лицо оказалось так близко, дыхание опалило кожу, и у меня внутри всё судорожно замерло, сердце забилось бешеным набатом. Глаза дин Ланнверта потемнели, опустились на мои губы.
Я представила, как он целует меня – он это имел в виду под «укротить язычок»? – и где-то в животе, словно отвечая воображению, сладко заныло. Я отвернулась, зажмурилась:
– Пустите!
Дин Ланнверт вздрогнул. Отпустил меня так резко, как будто вдруг осознал, что сжимает в объятиях ядовитую кобру.
– Что ты себе вообразила, жалкая дешёвка?!
Он был разъярён, глаза метали молнии. Я выпрямилась, чувствуя, что зла не меньше.
– Извольте не прикасаться ко мне, – отчеканила с совершенно отцовскими интонациями.
Дин Ланнверт чуть не зарычал. Он был похож на тигра в клетке. Сжимал кулаки и разжимал, сверля меня пронзительным взглядом. Он как будто сам не понимал, что с ним творится.
Наконец, не произнеся больше ни слова, повернулся на каблуках и вышел. Послышался чеканный ритм его удаляющихся шагов.
Я выдохнула, без сил опускаясь на пуфик перед туалетным столиком.
Что это было? Почему он так странно ведёт себя? То насмехается, то позволяет себе лишнее, то бушует и злится так, что мне становится страшно за свою жизнь. Эта неуравновешенность… такое ощущение, что он не в силах противостоять тёмным силам.
Понимание ударило меня, заставило задохнуться.
Ну да, так и есть.
То, что служит ему – оно постепенно раскачивает его разум. И если он не справится с этим – в один прекрасный день оно овладеет им полностью.