Ты моя одержимость
Шрифт:
– Ты сумасшедший, - шепчет она, чуть дыша.
– Разминаюсь, - хмыкаю я.
– У нас еще вся ночь впереди.
+++
– Блять, - рявкает Глеб.
– Какого хрена, Тимур?
Резник вылетает из тачки, хлопает дверцей так, что чуть стекла не вылетают. Выглядит мой друг мрачнее тучи. Подает мне металлический кейс и направляется обратно.
Я хмурюсь, заметив нечто странное в его автомобиле.
– Эй, куда так быстро?
– спрашиваю.
– Дела.
– Ты давно у нас не был, - прищуриваюсь.
– Совсем пропал. Вот сейчас
– Сказал же, занят, - отрезает.
– Я вообще звонил, чтобы нашу встречу перенести, но до тебя хуй дозвонишься.
– Проблемы возникли? Помощь нужна?
– Разберусь.
– Ты на взводе.
– А ты типа психолог?
– скалит зубы.
Я ставлю кейс на землю и подхожу к тачке Глеба вплотную, распахиваю дверцу, смотрю на заднее сиденье и понимаю, что прежде мне ни черта не почудилось.
– Охренеть у тебя дела, - выдаю и присвистываю.
В полутемном салоне четко выделяется фигура юной девчонки. Блондинка. Глаза светлые. Макияж размазан. Рот скотчем заклеен. Ее руки и ноги надежно зафиксированы клейкой лентой. Красное кружевное платье оставляет мало простора для фантазии, особенно с учетом того, как высоко задралось. Увидев меня, девчонка забивается в угол. Воет и мычит, ерзает по сиденью и отчаянно бьется спиной в противоположную дверь, будто загнанный в капкан зверек.
– Ей хоть восемнадцать есть?
– мрачнею.
– Есть, - холодно бросает Резник.
– Давно.
– Когда ты успел заделаться похитителем?
– Долгая тема.
– Я не спешу.
Девчонка пытается заорать. Ну насколько позволяет заклеенный рот. Теперь она смотрит на меня с надеждой, просит о помощи.
– Тимур, не лезь.
Резник захлопывает дверцу, закрывая обзор.
– Глеб, что это за дерьмо?
– Она сама нарвалась.
– Интересно - как?
– Задолбала жопой вертеть.
– Ты под градусом?
– кривлюсь.
– Или чего покрепче употребил? К тебе же девки сами всегда липнут. Отбоя нет. Но эта явно против знакомства. Завязывай ломать комедию. Живо выпускай девчонку на волю.
– Я свое не отдаю, - чеканит.
– А она твоя?
– Моя!
Долбануться. Никогда его таким не видел. Глеб вообще насчет баб не заморачивался, менял одну за другой, ни лиц, ни имен не помнил. Прямо как я. В прошлом.
– Что?
– ухмыляюсь.
– Покрутило?
Он ничего не отвечает, только желваки ходуном ходят и в глазах лед. Друг усаживается в тачку, со всей дури газ выжимает.
Ладно. Чего переживать?
Глеб не садист. Не извращенец. Не насильник. Просто свою девчонку встретил - и вот по ходу повело. Тут радоваться надо. Ха. Может, скоро на его свадьбе погуляем, (историю Резника можно читать в книге «Продана Миллиардеру» в моем профиле автора)
+++
Мы всей семьей отправляемся в отреставрированный особняк. Уже не первый раз проводим здесь время. Детям нравится.
Тагир врывается внутрь, несется по просторным коридорам. Мелкий, а шустрый. Одуреть.
Ника держит нашу малышку на руках. Лиза улыбается. Глазки ее сияют. Ярко. Задорно. Полыхают круче всех на свете бриллиантов. Красавицей растет. Даже сложно вообразить, сколько мужиков мне придется грохнуть. Стараюсь не думать о том, как буду замуж ее отдавать. Страшно сказать: начинаю понимать Генерала. Только представлю, что левый ублюдок на мою дочку слюни пускает, так кровь и бурлит, убить охота. А левым ублюдком будет любой, вот абсолютно любой мужик, которого не одобрю.
– Тимур, ты же закрыл оружейную комнату?
– спрашивает Ника и обеспокоенно оглядывается.
– Тагир опять пропал. Тагир! Сынок! Вернись к нам!
Наш сын постоянно к опасным штукам тянется, но еще ни разу не поранился. Удача от природы дана, а еще умение владеть оружием. Только моей богине это не объяснить.
Она волнуется. Переживает. Ищет пацана взглядом.
Раздается жуткий грохот.
Мы мчимся на звук.
Даже я напрягаюсь и бегу, не чувствуя ног. Залетаю в оранжерею первым, бросаю взгляд вперед и заливаюсь хохотом.
– Тимур, - бормочет Ника, залетая следом.
– Тимур, что там?
– Тагир решил сделать ремонт.
Звук не стихает. Наоборот нарастает. Бум, бум, бум. Оглохнуть можно. Барабанные перепонки реально лопаются.
Вероника столбенеет. Кусает губы, крепче прижимает Лизу к груди, прикрывает ей ушко ладонью, а потом улыбается, облегченно выдыхает.
Тагир дубасит мраморный пол молотком, потом отбрасывает орудие в сторону. Вид у него до жути довольный.
– Ма!
– к Нике оборачивается.
– Мама, смотли!
Разговорился. Пацаны обычно позже болтать начинают, но наш во всем стремится быть первым. Он собирает мелкие осколки плиты, подбегает к матери, протягивает их.
– Блестит, - от улыбки светится.
– Сокловища!
– Спасибо, сынок, только больше не надо хвататься за молоток.
Ника передает нашу малышку няне, принимает подарки от Тагира.
– Там, там еще есть, - бормочет мальчик и снова бежит к расколоченным плитам.
– Тимур, - шипит моя богиня.
– Забери тот чертов молоток.
– Не ругайся, - хмыкаю.
И выполняю ее требование прежде, чем пацан успевает захватить новую игрушку. Тагир хмурится, топает ногой, а потом опускается на колени и начинает молотить кулаком по мрамору.
– Сокловища, - повторяет упрямо.
– Смотли!
Дьявол.
Я присаживаюсь рядом с ним. Отбрасываю обломки подальше. Отстраняю сына от занятия.
– Стоп, - говорю я.
Он издает недовольный звук, но подчиняется.
– Здесь и правда что-то есть, - бросаю задумчиво.
– В смысле?
Ника подходит ближе.
– Сама погляди.
Потемневшее железное кольцо выглядит будто ручка, открывающая потайной ход. Дергать за нее бесполезно. Сверху все выложено мрамором, надо сперва разобрать старинные плиты.