Ты — моя зависимость
Шрифт:
Мой мир раскололся на две части. Одна жила, как жил Ахмет, вторая медленно умирала, как умирала Аиша.
— Армин! — Саид сел рядом, его голубые глаза сейчас напоминали мне после грозы небо. Еще местами темные, но уже светлели. — Прости…
— За что?
— Наверное, за все. Но в частности за Аишу.
— Главное, чтоб ты сам себя простил. А мое прощение тебе не нужно.
— Не надо так. Мы семья… — он осторожно взял мою руку, вторую положил на живот. Внезапно почувствовала, как что-то внутри шевельнулось, будто рыбка плавала. Вскинула на него глаза.
— Чувствуешь?
— Что?
— Шевеление!
— Сквозь
— Завтра.
— Я пойду с тобою.
— Что? — ошеломленно переспросила. Он никогда не принимал участие в период беременности, мог только в кровати погладить живот, поиграть с ребенком, но вот чтоб ходить на узи — это впервые. Я обрадовалась, за пару часов Саид перевернул с ног на голову представление о себе. Приходилось напоминать себе, что это все тот же мой муж, и его не подменили. Но на душе было светло, словно затяжные дожди ушли и сквозь тучи проглядывало солнце.
13
Саид
Я ее обожал. Каждый миллиметр ее тела, каждый изгиб, каждую округлость. Я тащился от ее глаз, которые то темнели, то светлели, то плакали, то смеялись. Я мог сидеть рядом с нею и просто смотреть, как она спит. Как сейчас. Арина свернула одеяло, подкладывала его под живот и обнимала. Иногда вместо оделяла использовала меня, тогда я лежал в одном положении с затекшей спиной, но не смел пошевелиться, пока она сама не меняла положение.
Я не разрывался на две семьи. С Арминой у меня было так, как и все годы, прожитые вместе, режим наших встреч-расставаний не менялся. С Ариной я жил каждую свободную минуту, сбегал от всевозможных встреч к ней, со скрежетом заставлял себя уходить, в то время, как мне больше всего хотелось остаться.
Я нагнулся над Ариной, чмокнул ее в щечку, выпрямился. Через полчаса у меня было назначено первое совещание, а уйти не было сил. Беременность Арины стала испытанием на прочность наших нервов. До этого никогда не знал, сколько может быть показаний, угроз, диагнозов, чтобы выносить одного ребенка. Армина никогда не жаловалась. Все беременности ходила с улыбкой, даже эту она переносила с легкостью. На последнем узи, я думал, что испытаю все то, что было во мне, когда был с Ариной. Но внутри было безмолвие.
Смотрел на монитор и понимал, что этот ребенок мне чужой, я его не чувствую, я о нем не думаю. Мне по сути даже все равно, что с ним, как он развивается. К рожденным такого не было, сыновей я ждал, по-своему представлял, как будет складываться наша жизнь. Тут было глухо. Армина смотрела на меня с какой-то надеждой, сияла глазами, мне приходилось играть, обманывать ее. Я решил не делать поспешных выводов. Даже, когда врач сказал, что будет мальчик, улыбнулся, пошутил по поводу своей футбольной команды, чем вызывал смех у присутствующих.
— Ты уходишь? — Арина сонно на меня смотрела, жмурясь от солнца, которое светило в окно.
— Да, меня уже ждут! — позволил себе еще раз нагнуться к ней и теперь поцеловать в губы, слегка их прикусывая зубами. Запрет на секс бил по моим нервам. С проститутками Фаины не хотелось возиться, к жене не тянуло, с Ариной — нельзя. Спасала работа, дела да спортивный
— Я хочу тебя! — промурлыкала Арина в губы, хватаясь за галстук. С усилием воли отстранился, погладил ее по щеке. Она надула губы. Не сдержался, вновь прильнул. Ее руки хаотично блуждали по груди поверх рубашки, царапалась ноготками, вызывая болезненные импульсы в теле. Запищал в кармане брюк мой телефон. Он то и отрезвел меня, заставил встать с кровати. Вслушиваясь в голос своей секретарши, которая тараторила как из пулемета, наблюдал за Ариной. Она опять свернулась в клубочек и задремала. Сейчас в ней было сложно узнать ту энергичную Арину, которая боксировала на ринге, поднимала штангу, бегала по горам. Сейчас ей хотелось нежить в постели, поедать тоннами ванильное мороженное с натертым сверху шоколадом и медленно прогуливаться по пляжу недалеко от дома.
— Арин, я ухожу.
— Угу.
— Арин, не забудь выпить таблетки и витамины.
— Арин…
— Угу, — наплевав на то, что помнется рубашку, что скорей всего придется переодеваться, лег сзади и обнял ее за живот, утыкаясь лицом в изгиб шеи. Под ладонью ощутил хороший пинок.
— Ты ее разбудил. Она спала, — недовольно проворчала Арина. — Теперь устроит мне танец живота! Неугомонная, как и папочка!
— Папочка, как раз спокоен, как никогда!
— Да? Сомневаюсь! — живот действительно заходил ходуном, словно малышка пыталась занять позу маленькой звезды, словно ей уже было внутри тесно, хотя по срокам в «домике» сидеть еще два месяца. Подумал об Армине. У нее срок больше. Ей рожать в этом месяце, по-моему, она говорила даже, что со дня на день должна лечь в роддом.
— Ты вроде уходить собирался.
— Да, уже ухожу! — чмокнул в голое плечо, в бок живота и встал.
Повезло, рубашку почти не помял, под пиджаком будет не видно.
Когда я выходил из комнаты, Арина окликнула, заставив обернуться:
— Саид… — на губах появилась нежная улыбка. — Я люблю тебя!
— Я позвоню! — подмигнул ей, она грустно усмехнулась, не услышав от меня ответного признания. А мне эти слова не нужны были, я был рядом с нею и это говорило намного больше, чем банальные «я люблю тебя».
— Поздравляю, мальчик, отец, наверное, гордится тобою! — мне пожимал руку руководитель департамента экономики, заискивающе улыбаясь. В свое время он был дружен с отцом, дружба потом переросла в деловые отношения, и как в рассказе Чехова, «тонкий» пресмыкался перед «толстым», а второй все еще ностальгировал по прошлым временам.
Когда вернулся в свой кабинет, позвонил отцу. Он взял трубку сразу, будто ждал моего звонка.
— Подписал, как миленький.
— Я не сомневался в тебе, ты, как всегда выехал на дипломатии, делая вид, что они лидеры, а по сути все выходит так, как нужно именно нам.
— Да там то и разговоров особо не было, имя уже многое говорит, не думаю, что руководство города хочет потерять в моем лице поддержку.
— Ты планируешь идти в политику?
— Нет, мне это не нужно!
— Да? С каких это пор? Ты же сам говорил, что пора осваивать новые горизонты власти!
— Я доволен тем, что имею. Мне хватает.
— Саид, ты ничего не хочешь мне сказать?
— А должен? — неприятно чувство засосало под ложечкой. Отец хмыкнул в трубку, вызывав во мне уже реальное чувство опасности.