Ты — моя зависимость
Шрифт:
— Что? — он задумчиво меня рассматривал, — Помолись своему Богу, чтобы все прошло, как ты хочешь! Или Демонам, которые живут в твоем сердце. Только потусторонние силы смогут тебе помочь.
Сейчас готовят операционную, можешь зайти к ней, потом уходи, сколько по времени это протянется- не знаю. Я позвоню.
— Я не уйду.
— Я предупрежу на посту, чтобы тебя пропустили, если вдруг покинешь больницу, потом опять вернешься…
Марат ушел, я уткнулся лбом в стену, куда недавно ударил, прикрыл глаза. Сердце бешено стучало, мозг работал, пытаясь найти хоть какие-то лазейки, хоть намек на то, куда мне двигаться для наилучшего исхода. Но ничего не было и от бессилия задыхался от собственной ярости.
— Саид… — Арина впервые вынырнула из своего мира и смотрела мне прямо в душу большими глазами,
— Да, милая…ей все подойдет, — погладил Арину по щеке, заставляя себя улыбаться, смотреть на нее уверенным взглядом.
— Мы так и не купили кроватку…и коляску…. А еще вещи не перестираны… И на выписку ничего не куплено… Я не хочу, чтобы ты кому-то поручал все покупать!!! — брови сдвинулись к переносице.
— В принципе можно по интернету все заказать! — она вскинула на меня глаза. — Она будет христианкой… Она будет крещеной! Никаких Аллахов, Коранов, мусульманской веры!
— Хорошо.
— Ты не сердишься? Ну, что я так против твоей веры!
— Нет, не сержусь, мы потом об этом поговорим.
— Саид, я не изменю своего мнения!
— Я понял, не надо сто раз повторять! — в палату зашла медсестра, деликатно стояла в сторонке. Видимо пришло время расставаться.
Арина изменилась в лице, схватила мою руку, я сжал ее ладонь, хоть как-то передать свою уверенность.
— Саид, я боюсь… — ее губы дрожали.
— Все хорошо! — нагнулся к ее лицу, коснулся губами лба. — Я с тобою, мысленно всегда рядом! Я люблю тебя, люблю ее, поэтому жду вашего возращения! — ее глаза увлажнились, покатилось несколько слезинок. Шепотом, как когда-то я сам, произнесла в губы:
— Мы тоже тебя любим!
Небо розовело. Стоял перед мечетью. Когда человек отчаялся, он идет к своему Богу. Он просит, он клянется, он обещает искупить свои грехи. Он кается в своей неправедной жизни. Ничего подобного во мне было. Я и стоял тут из-за того, что Рустам, везя меня обратно в больницу из дома, остановил машину и сухо сказал:
— Скоро будет Фаджр (первая утренняя молитва у мусульман из пяти), лишним не будет попросить помощи у Аллаха! — его глаза встретились с моими, он не вздрогнул, когда я усмехнулся.
Мимо прошел пожилой мужчина, спешащий на первую молитву. Я смотрел ему в спину. Развернулся в сторону машины, сел. Рустам спокойно смотрел перед собою. Он завел машину.
Почему не пошел? Потому что не чувствовал потребности, не чувствовал надобности в том, чтобы обращаться к Аллаху и просить.
Я никогда никому не верил, никогда ничего не просил, и сейчас не собирался доверять каким-то высшим силам. Однако проезжая мимо православной церкви, попросил остановиться. Что хотел там найти, какие ответы на свои вопросы, не знал, но именно тут мне захотелось постоять. Смотрел на золотые купола без единой мысли, просто слушал в себе ее голос, ее последние слова: «Мы любим тебя». Как молитва. Тихо, без надрыва. Мой телефон молчал, всю ночь. Никто не звонил и не спрашивал, кого спасать. А если б спросили, что ответил? Не знаю… Арина стала для меня всем, звездой в этой Вселенной, на которую я ориентировался, как древние путешественники, без нее я терял связь с окружающим миром. Без нее темный мир полностью поглотит меня в свое царство, выпуская на волю всех чудовищ, которые только были во мне. Вздрогнул. Мне самому было страшно от мысли, если то, что держится под контролем, вылезет наружу. Сегодняшнее мое поведение — это еще хорошее отношение к людям, где-то я мог пойти на уступки, послабить условия, договориться. Но если вдруг засов темницы моих Демонов сломается, они вырвутся на волю… Тогда отец долго смотрел мне в глаза, словно пытался понять, как Аллах позволил на этой Земле появиться столь жестокому человеку извращенной фантазией. Он и его люди предпочитали сразу убивать, не томить и не мучить человека, мне же нравилось доводить людей, нагнетать мысли, когда пуля летела в них, они шептали: «Наконец-то». И мне было все равно кого уничтожать: женщин, детей иль стариков, особенно доставалась мужчинам. Тогда десять женщин одновременно перерезали себе вены, не сумев выдержать угнетения и двух дней. Да, ножи я специально оставил. Сами или друг друга, это уже не имело
— Вы хотите помолиться? — раздался за спиною мягкий мужской голос.
Я обернулся. Передо мною стоял батюшка. Он несколько секунд смотрел в глаза, мои внутренние хищники скалили зубы, рычали от прошедшей тяжелой ночи, от неизвестности. Его светло-голубые глаза не наполнились первобытным страхом, смотрели с каким-то пониманием, даже улыбка была далеко не осуждающая.
— Я не христианин.
— Бог у всех един. Как и Демоны в душе. И каждый приходит туда, куда тянется именно его душа…Или манит другая. Пойдемте! — он жестом указал на дверь храма. Некоторое время стоял не шевелясь, а потом пошел. Там пахло воском, ладаном. Там в свете восходящего солнца сияли разные иконы, смотрящие на тебя с высоты, прямо в душу. Я попятился назад, едва только вступил в большой зал. Мне здесь не место. Но меня взяли за руку, даже не попытался выдернул ее, и подвели к одной иконе, на которой был изображен какой-то мужчина. Не понимающе посмотрел на батюшку.
— Люди только в самые трудные минуты приходят к Богу, они считают, что в несчастье только Он может помочь, при этом забывая его благодарить за все хорошее, что с ними происходит. И если вдруг что-то не получается, как хотел человек, он возмущенно обращается к Господу и вопрошает: «Почему так?». Человек не понимает, через болезни, через трудности, через выбор, наш Отец учит хорошему, быть где-то мягче, быть к кому-то терпимее, быть открытым для светлых чувств… — его глаза устремились на меня. — У вас очень черная душа, много грехов на ней, и вы нисколько не сожалеете о том, что идет по кривой дорожке. Только вы забываете, вместе с вами и за вами идут другие люди, чистые, простые, такие как большинство, ваша темнота для них очень губительна, она сжирает весь свет, который идет изнутри от женщин и детей. Но возможно чья-та жертва ради вас станет новой жизнью для вас…
Вытащил из карманов брюк портмоне и протянул церковному служителю две пятитысячные купюры.
— Я не знаю ваших молит, ваших правил, но помолитесь об одной девушке и ее ребенке, да так сильно, чтобы я поверил в существование в вашего Бога! — всучил деньги, направился на выход, но меня окликнули:
— Постойте! А имена какие?
Смотрел на икону, которая висела над выходом.
— Не знаю, как по православному, Арина и Анна!
Больницы я возненавидел с того дня, когда мне ранним утром уставший врач, уже не реагирующий на мои бешенные взгляды, сообщил, что Аиша умерла. Потом старался здесь не задерживать, и сказав Марату, что не уйду, слукавил. Сбежал на улицу через полчаса. Меня сдавливали эти стерильные стены, меня душил специфический запах, чувствовал себя загнанным в клетку.
Марат сидел в коридоре на диване с закрытыми глазами, откинув голову на спинку. Я остановился возле него, засунув руки в карманы брюк. Он устал, это видно было в каждой черточке лица, в складочке возле губ, теней под глазами. Приоткрыв глаза, утомленно на меня глядел сквозь ресницы. Все мои чувства были задвинуты в сторону, был только холодный рассудок, равнодушный взгляд.
— Даже после самой темной ночи наступает рассвет… И все когда-нибудь кончается… — я спокойно ждал итога всего происходящего, я не позволял себе сейчас впасть в истерику, в отчаянье, не разрешал себе думать, додумывать, придумывать. Я ждал фактов. Марат выпрямился, потер глаза.
— Устал…просто дико устал. Я думал эта ночь никогда не закончится.
— Что с Ариной?
— С ней все хорошо. Если можно, так сказать.
— В смысле?
— Ты сказал, спасать всех. Вот я и спасал, но цена слишком высока, — он поднял на меня покрасневшие глаза. — Чтобы спасти Арину пришлось все репродуктивные органы удалить, я сожалею, но она больше никогда не родит ребенка.
— А с девочкой что?
— Пока рано говорить. Нужно понаблюдать пару дней и только после этого давать какие-то прогнозы. Я пойду? — от меня ждали разрешения, согласно кивнул, отступая в сторону. Марат поднялся и побрел в ординаторскую, но внезапно повернулся. — И еще. Армина тоже этой ночью родила. Мальчик. Здоровый. Она на третьем этаже, дорогу думаешь найдешь.