Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
— Нет. Зачем она могла кому-то понадобиться?
Габриэль обнял меня за талию. Он был весь мокрый. От него пахло лесом, только что срезанным папоротником. Вообще-то запах был приятный. Габриэль посмотрел мне в глаза и дал понять, что легко по ним читает.
— Есть что-то еще. Тебя что-то другое беспокоит. Расскажи.
Меня раздражал этот эгоистичный кот, который сразу улавливал, когда что-то было не так.
— Да, я… Меня вызвали в полицию.
— Да ты что! — Габи уставился на меня, как будто я ограбила
— Они хотят поговорить со мной про Мартена Сенфуэна. Я две недели назад его осматривала. С сердцем все было в полном порядке. Никаких предвестников. Я ему даже выдала справку, что он может заниматься велоспортом.
— Если с сердцем у него было все в порядке, тебе не в чем себя упрекнуть.
— Надеюсь. Полицейские, когда звонили, как-то странно разговаривали.
Габриэль меня поцеловал.
— Брось, ты тут ни при чем.
Этот хитрец всегда умел ластиться ко мне и мурлыкать, особенно когда начинал кружить около своей миски. Снова поцеловал меня, на этот раз в шею.
— Как насчет ужина?
Я не ответила. Задумалась.
Брось, ты тут ни при чем.
Я так старалась себя в этом убедить.
Вчера — из-за Эстебана…
Сегодня — из-за Мартена…
Завтра — из-за Тома?
Я поеживалась от удовольствия под его ласками и все же нежно оттолкнула Габриэля:
— Подождешь, обжора! Сначала мне надо найти эту проклятую флешку!
15
Он долго смотрел на флешку.
Завороженный.
Трудно себе представить, что в такой крохотной штучке, меньше трех сантиметров в длину и толщиной со спичку, заключены секреты целой жизни. Считается, будто жизнь человека после смерти вмещается в гроб или хотя бы в погребальную урну. На самом деле может хватить объема наперстка — и в него уложатся все фотографии за целую жизнь, все фильмы, все разговоры, все слова.
Он осторожно вставил флешку в ноутбук. Никто не видел, как он выкрал ее из сумки. Никто его не заподозрит. Кто угодно из жителей деревни мог это сделать. Почти каждый хотя бы раз побывал в медицинском кабинете.
Нажав на иконку, он едва не вскрикнул от неожиданности: на экране появились две папки.
Сеансы Мадди Либери: 2010–2020
Сеансы Эстебана Либери: 2003–2010
На флешке были сеансы психотерапии не только Мадди, но и Эстебана. Почему они записаны на одну флешку? К какому психотерапевту ходил маленький Эстебан? Это не мог быть доктор Кунинг, он вел прием в Нормандии, а Эстебан жил в Стране Басков.
Он надолго задумался, потом выбрал вторую папку.
Сеансы Эстебана Либери: 2003–2010
Десятки аудиофайлов, распределенных по трем колонкам, заняли весь монитор. Эстебан ходил к психотерапевту раз в неделю в течение
Он вел курсор, выбирая, и в конце концов остановился на записи от 15/03/2004. Значит, Эстебану было… четыре года. Пара кликов — и файл тут же открылся, слишком быстро, он едва успел нажать на паузу до того, как заорет динамик. Уф! Звук на ноутбуке был выставлен на предельную громкость, голос Эстебана разнесся бы по всему дому.
Беззвучно выдохнув, огляделся, прислушался — хотел быть уверен, что его не застукают, — и воткнул в гнездо наушники.
Еще раз проверил, закрыта ли дверь. Надев наушники, он полностью погрузится в рассказ, и все остальное перестанет для него существовать. Он станет беззащитным, как ящерица, меняющая кожу. Или змея.
Щелчок. Треугольник превратился в две черточки.
Раздался низкий, неспешный голос психотерапевта — как будто тот только что вошел в комнату, а то и прямо к нему в мозг.
— Здравствуй, Эстебан!
— Kaixo, doktore!
Он сразу понял, что Эстебан развлекался, отвечая на баскском. Это должно было означать «здравствуйте, доктор» или что-то в этом роде.
— Эстебан, ты не забыл? На прошлой неделе ты должен был рассказать мне о своем воспоминании, которое часто к тебе возвращается, иногда не дает тебе уснуть. Я знаю, что оно тебя пугает, ты хотел бы его забыть, но для этого надо, чтобы ты мне его рассказал, понимаешь? Надо, чтобы ты посмотрел ему в лицо, чтобы это оно тебя испугалось! Сумеешь?
— Да, doktore!
В голосе Эстебана звучал едва ли не вызов.
— Тогда начинай, я тебя слушаю. И постараюсь как можно реже перебивать.
— Лето… это было летом. Я был еще маленький, меньше, чем теперь. Мы поднялись на гору Руна в вагончике. Чтобы спуститься так же, надо было стоять в очереди, и мама сказала: пойдем пешком, по дороге. Мы так и сделали, но потом мне надоело идти, и мама, чтобы я прекратил хныкать, это она так говорит, предложила мне поиграть…
Голос Эстебана звучал все менее уверенно. Через наушники доходило все: — и как он подбирает слова, и как ему страшно.
Он закрыл глаза и оказался где-то между вершиной горы и баскским берегом, на мирной прогулочной тропинке, среди скачущих туристов и диких лошадей.
Вместе с Эстебаном.
— Один, два, три…
— Мама, считай не так быстро! — Эстебан уходит от нее как можно тише, на цыпочках. — И не подглядывай!
Эстебан на всякий случай присматривает за ней. Мама закрыла глаза руками, но она может раздвинуть пальцы. Он делает еще несколько медленных шагов, потом, добравшись до больших камней, пускается бежать.