Ты обещала не убегать

Гордеева Алиса

И мне совсем не показалось, что при упоминании имени Черниговского в контексте моей беременности у Лероя промелькнул нездоровый блеск в глазах. Неужели ненависть Горского была настолько заразна?

— И что ты решила? Еще не поздно сделать аборт? Здесь, во Франции они разрешены? Если нет, то…

— Ты в своем уме?! — крайне резко рявкнула на него, чтобы он перестал нести чушь, а саму затрясло. Нервное напряжение последних дней похоже нашло выход. — Никогда! Слышишь меня? Я никогда не убью своего ребенка! И никому не позволю!

Я совершенно забыла,

что находилась в больнице, где все старались вести себя тихо и говорить шепотом. Но слова Лероя не оставляли выбора. Какое он имел право даже заикаться об этом? Я вышла из кабинета счастливая и окрыленная, а он умудрился все испортить. Тембр моего голоса становился все выше, а выражение лица все агрессивнее. Я шагнула в сторону Лероя и, уткнувшись указательным пальцем в его грудь, продолжила гневно высказываться.

— Мне наплевать кто его отец, мне совершенно безразлично отношение к этому факту Горского, твое, да вообще любое! Это мой ребенок! И ты больше никогда не посмеешь говорить мне такие вещи!

— Qu'est-ce qui se passe? Oh! Mademoiselle Mironova! Vous avez tous bien? — на мой крик из кабинета выбежал месье Орей. Заметив меня, он тут же перешел на английский, прекрасно зная, что французским я не владею. — Я же вам только что сказал, что вам нельзя волноваться. Совсем нельзя. А вы, месье Лерой, следите, чтобы ваша невеста была предельно спокойна, если не хотите навредить своему ребенку.

Слова врача в купе с въевшимися под кожу словами Лероя окончательно подорвали мое равновесие

— Он, — с новой силой тыкая пальцем в Лероя, прорычала я. — Он мне не жених! Это раз! И он уж точно не отец моего малыша! Это два!

Врач недоуменно посмотрел на меня, потом на Лероя, а затем, взмахнув руками, ушел обратно в свой кабинет, лишь пробубнив себе под нос:

— Я предупредил. Дело за вами.

Молча, развернувшись на пятках, я быстрым шагом полетела прочь из этого места. Сейчас, как никогда, мне хотелось побыть одной. Но Лерой этого не понимал. Как верный пес, он не отставал от меня ни на шаг.

— Прости меня, — повторял он на ходу. — Прости!

3. Монстр

— Я просто был уверен, что ты ненавидишь Черниговского. Только и всего! Переживал, что тебе больно будет смотреть на ребенка, а видеть перед глазами его предательство.

Мы сидели на заднем сидении такси и смотрели каждый в свое окно. Лерой начал внезапно, а мне хотелось заткнуть уши.

— Тебе всего 18. Первая любовь. Первые сильные чувства, но они пройдут. Уже через год ты и не вспомнишь о нем. А ребенок — это навсегда! Понимаешь?

Наплевав на правила приличия, я заткнула уши руками и уперлась головой в колени. Я хотела тишины. Он был не прав. Во всем.

Теплая ладонь коснулась моей спины.

— Прости, я опять говорю не то. Прости!

— Я люблю его, Лерой. Люблю, — сквозь проступившие слезы попыталась донести до него простую истину. — Он обманул меня, растоптал, обидел. Мне больно!

Мне до жути больно! Я разваливаюсь от этой боли на кусочки и не могу себя собрать. Я заставляю себя дышать, так сильно его безразличие душит меня. Я не могу спать, потому что стоит мне закрыть глаза, я снова возвращаюсь в ту квартиру и вижу его с ней. Среди всех лиц прохожих я постоянно ищу его, поэтому стараюсь никуда не выходить. Ты не представляешь, насколько мучительно убеждаться из раза в раз, что он меня не ищет, что он не жалеет, что потерял меня, что он никогда меня не любил.

В салоне повисло молчание. Лерой не ожидал от меня откровенности, а я, переведя дыхание, продолжила:

— Но я все равно его люблю. Разве можно разлюбить человека только за то, что он не любит тебя? Как объяснить глупому сердцу кого можно любить, а кого нет? Да и разве оно способно услышать голос разума? Ты считаешь, что я могу видеть только его предательство, но ты ошибаешься. Глядя на своего малыша, я буду вспоминать, что однажды была самой счастливой. Я не дура, Лерой! Я всегда знала, что мы — слишком шаткое понятие. Знала, что мы расстанемся рано или поздно. Слишком многое было против нас. Да, возможно, нас и не было никогда. Но, Лерой, я даже не мечтала, что со мной навсегда останется его частичка. Частичка нашей любви, пусть даже только моей любви! Я никогда не откажусь от этого ребенка! Никогда!

Такси давно остановилось, но меня никто не торопил выходить. Скрючившись, я продолжала всхлипывать и повторять:

— Никогда. Никогда. Никогда.

Рука Лероя крепче обхватила меня и притянула к себе.

— Пусть так. Пусть все будет так, как ты хочешь. Только не плачь, прошу.

Мы больше не говорили. Молча поднялись в квартиру, молча разошлись по комнатам. Лерой о чем-то думал, а я была благодарна за тишину. После того, как смогла сказать ему все, что накопилось на душе, мне стало значительно легче.

Но все же мне не хватало уверенности в себе. Именно в этот момент я особенно нуждалась в маме. Кто как ни она могла меня понять и поддержать. Сейчас я отчетливо понимала, что повторяла ее судьбу. Шаг за шагом. Неужели, если ей хватило любви и силы вырастить меня, я не смогу? Я же ее дочь! Я справлюсь, раз смогла справиться она! Но вот только поговорить с мамой мне было не дано. Соболев прятал ее от меня, от Горского, от всего мира. Чего он боялся? Или кого?

Стук в комнату отвлек от печальных мыслей.

— Звонил Николай. Завтра первым рейсом он будет здесь, — Лерой стоял у порога, сложив руки в карманы брюк. Его голос казался совершенно бесцветным.

— Ты ему сообщил? — хотя парень и не смотрел на меня, я сверлила его взглядом. Он опять лез в мою жизнь…

— Нет, скажешь сама, — не поднимая на меня глаз, отрезал Лерой. По нему было видно, что он пришел мне что-то сказать, что-то, что беспокоило его. И это точно была не новость о Горском.

— Тогда зачем он приезжает?

— Затем, что он должен знать. И ты ему расскажешь. Чистосердечное признание… ну ты в курсе.