Ты отдашь все!
Шрифт:
– Ти-хо... – тяжелая рука вдруг зажала мне рот, а на шее я почувствовала острие ножа.
– Что вам надо? – попыталась произнести я, но на самом деле получилось у меня только невнятное мычание.
– Молчи, тебе сказано, – голос звучал без какого бы то ни было акцента, абсолютно по-русски. – За дом! Топай, топай!
Мне ничего не оставалось делать, как последовать за угол дома. Позади шел напавший на меня неизвестный субъект. Я ощущала его дыхание за своей спиной и думала – что мне следует предпринять?
Как только мы завернули за угол дома, он повернул меня лицом к себе,
– Ну, ты кто такая? – спросил он, крепко сжимая в руке нож.
– Татьяна, – ответила я, покосившись на его орудие.
– И чего ты тут вообще?
– Ну, как? – растерялась я, поскольку вопрос был какой-то неконкретный. – Я к Розалии Львовне приехала...
– Это я понял, не дурак, – парень цыкнул и сплюнул сквозь зубы. – Я спрашиваю, зачем ты к ней завалилась?
– Поговорить о ее сыне, – честно ответила я.
– И что? Где деньги? – быстро спросил незнакомец.
– Этого я не знаю.
– Не знаешь? – угрожающе надвинулся детина.
Мне, признаться, уже порядком надоело мое положение заложницы, и я не стала церемониться. Резко выбросив вперед ногу в остроносом ботинке, я двинула парню по коленной чашечке. Он взревел от боли и согнулся пополам, и я тут же врезала ему коленом по подбородку. Когда же голова парня мотнулась назад, и он вынужденно разогнулся, я ударила его еще и под дых. Это заставило его снова принять согнутое положение. Несколько раз качнувшись вперед-назад, как игрушка-трансформер, парень совсем задохнулся и, выпучив глаза, попытался вдохнуть.
– Вы уж простите, достопочтенный герр, не знаю вашего имени, будьте любезны назвать мне его! – усмехнувшись, сказала я.
Парень, как вытащенная из воды рыба, жадно ловил ртом воздух, и вид у него при этом был весьма придурковатый. Видя, что он более-менее оклемался, я на всякий случай несильно вывернула его правую руку за спину, снова перегнув его пополам – так, на всякий случай, чтобы он не рыпался. Нож выпал, и я носком туфли отшвырнула его подальше в сторону.
И тут краем глаза я заметила едущую по улице машину с яркой надписью «Polizei». На большой скорости она подлетела к месту, где разговаривали мы с незнакомцем, и резко затормозила. Бандит среагировал на удивление резво. Он тут же попытался высвободить руку и задать стрекача, но я держала его крепко. А из машины уже выскакивали полицейские, наводя на бандита пистолеты. У одного был даже маленький автомат.
– Хальт! – заорали полицейские.
– Если скажешь, кто ты и зачем на меня напал, я промолчу про нож, – быстро проговорила я.
Бандит, видимо, оценив свое незавидное положение, так же быстро ответил:
– Леха Марков! Брат я Левкин.
– Горячий? – уточнила я.
– Ну да, – хмуро признался Марков, и в этот момент его скрутили подоспевшие полицейские.
Далее посыпались вопросы по-немецки, на которые ни Горячий, ни я внятно ответить не сумели. Тут один из полицейских протянул к Горячему руку и властно потребовал:
– Аусвайс! Виза, виза! Паспорт!
Марков полез в карман и достал свой паспорт. Полицейский раскрыл его, посмотрел, улыбнулся и сказал что-то своему товарищу.
– Да что вы гоните?! – упирался он ногами. – Что я сделал?!
Я последовала за ними и попыталась объяснить полицейским, что мне нужно закончить свой разговор с Марковым. В это время подъехала еще одна машина, куда и усадили Горячего.
Завершилось все тем, что мне разрешили сесть рядом с ним в машину, и мы поехали вместе в полицейское управление. По дороге я немедленно принялась допрашивать бандита.
– Что тебе известно о деньгах твоего брата? – начала я.
– Ничего, – раздраженно произнес Горячий. – В том-то и дело, что ничего!
– Он тебе должен был?
– Ну, так... – замялся тот. – Я все же брат его, хоть мамки у нас и разные. Отмазывал я его пару раз, в дыню, там, дал одному... – криво ухмыльнулся он.
– Это ты его грохнул?
– Да ты что?! – изумленно воззрился на меня Горячий. – Да я, может, вообще, последний с ним, живым, разговаривал!
– Стоп, стоп... – насторожилась я. – Ну-ка, давай-ка поподробнее! Нож еще можно найти, а на нем – твои отпечатки. Я вот почему тебя спрашиваю: я расследую убийство твоего брата, а ты мне мешаешь! Так что давай, выкладывай все про последний разговор. Когда это было?
– Ну, это я потом понял, что он был последний, – сказал Марков-младший. – Восьмого числа это было, февраля, в смысле. Я еще с пацанами дело одно разруливал, вдруг слышу – мобила запищала. Ну, я ответил, слышу – Левка! Я – ни фига себе! Говорю, откуда ты? А он такой злой, говорит, из Москвы он, разобраться ему кое с кем надо. Мол, человечек один его подставил на бабки, круто. Я ему говорю – как же я тебе с ним отсюда разберусь? А он говорит – и не надо отсюда, мол, у человечка этого в Тарасове хата. И, говорит, записывай адрес и имя. Я говорю, давай, я запомню. Где мне там записывать-то? И тут он говорит: «Значит, Са...» – и все! Конец! Связь отключилась, гудки короткие запищали. Я сначала решил, что это связь такая плохая, думал, он перезвонит. А он – все! К тому же, там кипеж какой-то поднялся под конец разговора. Я потом понял, что в этот момент и грохнули его.
– Откуда он звонил, не сказал подробно?
– Шум какой-то был, я думаю, может, он из тачки звонил? – пожал плечами Горячий.
– Значит, Са... – задумчиво произнесла я. – Точно? Может быть, какой-то другой слог?
– Да не, точно, точно! – уверенно закивал Марков.
«Вроде, не врет», – подумала я и спросила:
– А чем он собирался в России заниматься, не знаешь?
– Да я вообще ничего не знаю! Я его сто лет уже не слышал и не видел! Он, как хату с тачкой продал – сразу умотал.