Ты родишь мне от бывшей
Шрифт:
– Еся, я на твоей стороне, – сказала она.
Я приподняла бровь и уточнила:
– Даже если ваша с Валентином клиника пойдет по миру и закроется, когда я ее ославлю?
Судя по виду Марии, она такой вариант даже не рассматривала. Подавшись ко мне, Клинская с жаром заговорила:
– Я была отрицательно настроена с самого начала! Но Валя пошел против моего слова. Назар помог достать крутое оборудование. Ты же знаешь, в нынешних условиях это почти невозможно. Вот все и было сделано так, как хотел Лукинский. Я думаю, что он просто желал получить напоминание о своей любимой.
Конечно, Мария думала только о себе. А я – планировала сосредоточиться исключительно на своей особе. И больше ноги моей не будет в этой чертовой клинике!
– Я благодарна тебе за то, что ты открыла мне глаза на все, что творится с моей беременностью, Мария, – проговорила я, поднимаясь из-за столика. – Но дальше действовать я буду исключительно так, как необходимо мне.
Я уже собралась уйти, когда Клинская схватила меня за руку.
– По документам комар носа не подточит, Еся! Оба эмбриона ваши! А в случае, если начнутся разборки, Валентин скажет, что просто перепутан биоматериал… Подумай, нужно ли тебе становиться матерью под фанфары новостных каналов, которые ухватятся за возможность прополоскать грязное белье известных в бизнесе людей?
Выдернув пальцы из захвата, я поправила сумочку на плече и просто ушла. Вступать в полемику с той, кто несколько месяцев держал в секрете обстоятельства, которые можно было вовремя исправить, я не собиралась. А ответ планировала спросить с главного человека, который и окунул меня в океан лжи и грязи.
С Назара Лукинского.
Приехала в офис мужа как снег на голову. От секретаря узнала, что Назар проводит совещание, и даже на мгновение мелькнула мысль, какого именно рода переговоры он мог устроить. Так и представляла себе Яну Горюнову, которую Лукинский разложил на рабочем столе. Ведь он получал где-то свою порцию секса, не так ли? Мужчина, которому нет и сорока, просто не может вдруг в одночасье превратиться в монаха.
Однако, выяснилось, что он действительно был на самом обычном совещании.
– Я сообщила ему, что вы приехали, Есения, – с улыбкой сказала секретарша. – Назар Михайлович сейчас прервется и придет. Воды? Чая? Может быть, есть какие-то особые пожелания?
Я помотала головой, присаживаясь в кресло. Особые пожелания были у меня только одни – чтобы все это закончилось и мне сказали, будто история с подсадкой эмбриона от Яны Горюновой – первоапрельская шутка.
– Еся… Что-то случилось? Что-то с детьми? Идем в мой кабинет.
Назар появился рядом неожиданно, несмотря на то, что я ждала мужа. Но, видимо, так глубоко погрузилась в свои размышления, что перестала замечать происходящее. А мысли мои пронизывали бесконечные вопросы: как повести разговор с мужем? Я хотела лишь одного – вывалить ему на голову все, что узнала благодаря Мэри, и потом схватить и трясти, пока не услышу хоть какое-то вразумительное объяснение.
Отвечать я не стала. Просто поднялась и прошла в кабинет мужа. Он проследовал за мной, озадаченный и хмурый. Значит, Клинская не стала звонить
– Еся, не молчи! Ты бы наверняка не стала приходить, если бы не было важной причины. Что случилось? – чуть ли не взмолился Назар.
Я повернулась к нему и решила тут же начать беседу, не устраивая танцев с бубнами:
– Я все знаю, Лукинский. Один из детей, которых я ношу, биологически не мой. Кого именно должна я родить тебе и твоей любовнице? Сына? Дочь?
Мой голос сорвался. Назар побледнел почти до синевы. Его глаза округлились, а зрачки расширились. Схватившись за узел галстука, он дернул его в сторону и прохрипел одно-единственное слово, прозвучавшее так, словно было приговором:
– Откуда?
Все мои силы разом иссякли. Желание подлететь к мужу и лупить его так, чтобы он хоть на миг прочувствовал сотую долю того, что испытывала я сама, растворилось. От меня осталась лишь оболочка, совершенно пустая и бездушная. Такое жуткое предательство, от которого волосы вставали дыбом, пережить было невозможно.
– Кто из детей не мой? – выдавила я из себя, безуспешно хватая ртом воздух.
Напрасно старалась втянуть в себя хоть порцию кислорода – в легких образовался смертельный вакуум.
– Еся… они оба твои. Слышишь? Оба твои! – вскричал Лукинский, не заботясь о том, чтобы нас не услышали.
Он бросился ко мне, но я выставила перед собой руки и заорала, что есть мочи:
– Не смей!
Назар приостановился в полуметре. Его глаза вращались, а на лице было такое выражение, будто ему только что сообщили самые страшные известия на свете.
– Есения, они оба твои… Кто тебе все это наговорил? А? Кто?
Рвано выдохнув, я подошла к первому попавшемуся стулу, на который и рухнула. Ослабевшие ноги меня не держали.
– Почему ты это сотворил со мной? Зачем? Для чего ты вообще пошел на то, чтобы я выносила ребенка? Нашего с тобой, я имею в виду. Ты ведь просто мог нанять суррогатную мать для вас с Яной!
Я не сдержалась и эти слова сорвались с губ криком, что доносился, казалось, из самой преисподней. Пусть все кругом слышат… Пусть знают, какое непростительное преступление совершил Назар Лукинский!
– Есения, послушай… Я хочу знать, откуда ты все это взяла! – с нажимом проговорил муж.
Он уже взял себя в руки – бледная синева сошла с его лица, Назар смотрел на меня пристально и въедливо. Я тоже мысленно приказала себе собраться, а когда почувствовала толчок в животе, будто бы кто-то из детей делился со мной силенками, вскинула подбородок.
– Мне рассказала Мария Клинская. Врать она не станет – ей просто незачем. Даже напротив, в интересах Мэри было все сохранить в тайне, но совесть ей, в отличие от твоей, не позволила.
Переведя дыхание и получая мрачное удовлетворение от того, что Лукинский снова посерел, я продолжила допрос:
– Кто из детей не мой? Я в курсе, что в лаборатории это знают! Ты тоже наверняка обладаешь этой информацией. Как ты вообще на это пошел? А твоя Яночка? Она справилась с раком и просто ждет, когда ей выносит ребенка твоя дура-жена? Кого вы планируете у меня забрать после родов? Сына? Дочь? Может, обоих?