Ты родишь мне от бывшей
Шрифт:
От этих мыслей голова стала раскалываться. Еще не хватало снова отхватить мигрень как вчера… Прогнав все то, что меня изводило, я встала и неспешно направилась в сторону ресторана.
Мария Клинская примчалась ко мне на встречу уже через двадцать минут. Это была энергичная женщина, которой нельзя было дать и тридцати. Хотя они с Валентином скоро должны были разменять пятый десяток, разница между супругами была налицо. Мэри увлекалась фотографией, а к семейному бизнесу имела весьма опосредованное отношение, хотя и постоянно делала акцент на том,
– Фух, хорошо, что ты не стала задавать Назару вопросов о моем приезде! – тут же взяла с места в карьер Мария, устраиваясь напротив.
В меню, которое поспешил ей подать официант, она ткнула не глядя. Стало окончательно понятно, что Клинская приехала сюда не обеды обедать.
– Мне Валя вчера все рассказал. Про то, что ты сходила на узи не в «Медивэдж», а куда-то в другое место. И что тебе уже известно все…
Повесив паузу, Мэри посмотрела на меня, и взгляд ее мне не понравился. Будто бы она готовилась к тому, чтобы о чем-то меня просить.
– Да, я знаю, что мне подсадили два эмбриона, хотя мы договаривались только об одном. Назар сказал, что биоматериал был не очень, вот клиника и подстраховалась.
Мой голос звучал как-то моляще. Как будто я взывала к Клинской подтвердить эти слова, ведь уже знала, что к правде они отношения почти не имеют. Что-то было иное в том, что в подсадке участвовали разные эмбрионы. Но что?
– Биоматериал был как раз что надо, Еся… – тихо ответила Мэри и сделала паузу.
Потом набрала в грудь воздуха и выпалила, выбивая почву из-под моих ног:
– Я больше не могу это скрывать… Мы друзья, и ты должна все знать. Несколько лет назад в нашей клинике были заморожены яйцеклетки Яны Горюновой. Тебе точно знакомо это имя – она была невестой Назара… Так вот во время подсадки было взято два эмбриона. Один – ваш с мужем. А второй – Яны и Лукинского… Какой-то из детей – биологически не твой, Есения, – проговорила Мария, и я поняла, что падаю в жуткую черную бездну.
До меня доносились голоса – я не понимала толком, кому они принадлежат. Сознание отталкивало информацию, которую до меня донесла Мэри, а она все равно на меня наваливалась огромной ледяной глыбой. И пока я барахталась в колючем океане, полном чернильной воды, этих глыб становилось все больше и больше:
«Кто-то из детей не твой, Есения» – слышалось эхом в голове.
– … она беременна, вы же видите! Ей просто стало плохо, так бывает.
Я пришла в себя, когда поняла, что попросту сползла на пол со стула. Прислушалась к себе – ничего не болит. Надо мной склонился какой-то мужчина, который профессионально меня осматривал – замерил пульс, проверил зрачки…
– Вы в порядке? – задал он вопрос.
Я помотала головой, потом кивнула. Не стану же рассказывать ему, что в порядке не могу быть по той причине, что на меня обрушилась жуткая правда. И да – я верила каждому слову Клинской. Теперь все сходилось.
– Да, со мной все хорошо. Просто немного повело…
Он сунул мне в руки визитку, которую я машинально
– Прости, Есь… Может, тебя домой отвезти? Я на машине, – сказала Клинская, которая выглядела виноватой.
– Я с водителем, – шепнула в ответ, отпивая глоток воды, которая показалась горькой. – Повтори, пожалуйста, что ты сказала.
Даже не скрывая умоляющих ноток, которые наверняка засквозили в моем взгляде, я смотрела на Мэри, но видела лишь одно – подтверждение того, что уже от нее услышала. Назар пошел на жуткий подлог… Он сделал из меня инкубатор для вынашивания их с Яной ребенка. И конечно, я слышала о Горюновой. Даже когда они с моим мужем расстались, он ни разу ни единого слова о ней плохого не сказал, хотя именно она от него ушла незадолго до свадьбы.
Назар до сих пор ее любил? Это происходило на расстоянии, или они с Горюновой сошлись, вследствие чего у них и сложился план, по которому я невольно стала суррогатной мамой?
– Один из детей, Есения, биологически не твой. Но ты никогда не должна была об этом узнать.
Я округлила глаза. Мозг снова затуманился и показалось, что вместо него в моей черепной коробке кисель.
Как я могла не узнать, что у меня разные дети? Даже если Назар соврал бы мне после родов, будто мне подсадили двух малышей – они же наверняка разные! Я довольно смуглая, с оливковой кожей, а Яна – просто Белоснежка. Светленькая, с голубыми глазами и тонкими чертами лица. Или Лукинский понадеялся, что и дочь пойдет в него? А что, если их эмбрион был мужского пола?
– Какой из детей мой, а какой Яны и Назара? – прохрипела я, вцепившись в край столика.
Клинская поджала губы и замотала головой.
– Я этого не знаю, – ответила она, и я тут же ей поверила. – Но сотрудники в лаборатории точно обладают этой информацией.
Прикрыв глаза, я стала бороться с ужасающим чувством. У меня под сердцем был плод любви Назара и Яны, а я даже не представляла, кто это из моих детей!
– Почему она сдавала яйцеклетки? – спросила я, и меня, как из ледяного душа окатило новым пониманием.
Если в то время, когда Горюнова называлась невестой моего мужа, не было создано эмбрионов, значит, их вырастили в момент, когда меня готовили к эко! Назар за моей спиной при помощи Клинских проворачивал жуткие махинации, а я ни сном, ни духом о них не знала!
– У нее была онкология, Есь. Но ты не переживай! Биоматериал изучен на генетические отклонения – другой к подсадке просто бы не допустили!
Мэри говорила с жаром и даже положила руку поверх моей ладони. Я отдернула ее, будто меня укусила ядовитая змея. Клинская прикрыла глаза.