Ты снова станешь моей
Шрифт:
И залипаю на мурашки, рассыпающиеся от моего дыхания по ее золотистой, чуть тронутой веснушками коже.
Почему-то вспоминается наша первая поездка к морю, во время которой я беззастенчиво и в полное свое удовольствие разглядывал эти ее веснушки, уж очень они мне нравились, и от души наслаждался нашими с ней пикировками.
Заноза молчит и продолжает заполнять документы.
– Но будешь послушной, и сын останется при тебе.
Снова не отвечает, но я и не жду. Мы оба знаем, что я могу с легкостью добиться лишения ее родительских
Малыш, кстати, на удивление спокойно вел себя в машине. Сказать проще, он всю дорогу, пока мы ехали до клиники, тихо и мирно проспал. А сейчас лежит в переносной люльке, которую я держу в руках и таращит на меня круглые от удивления глазенки.
– Все, заполнила, - говорит Ви, отодвигая от себя бумаги.
Я достаю карту и оплачиваю услуги, после чего нас просят минуту подождать, а потом любезно приглашают пройти в кабинет.
…
– Результат будет известен завтра к вечеру или послезавтра, - говорю я Ви, вглядываясь в нее через зеркальце заднего вида.
Мы возвращаемся домой. Я за рулем, она, как всегда, на заднем и кормит малыша грудью.
На мои слова усмехается, поджимает губы и, не прерывая кормления, отворачивается к окну.
Я наблюдаю за тем, как малыш, зажмурившись, активно поглощает молоко, слегка при этом причмокивая.
В салоне жарко, а потому Ви стянула с него чепчик. Я рассматриваю светлый пушок, покрывающий его крошечную голову.
Мне предложили доплатить и узнать результат уже через час, но я…почему-то отказался и заверил, что стандартный срок в один-два дня меня более, чем устроит.
И дело тут, конечно, не в деньгах.
Хер знает, в чем.
Когда добился своего, вдруг понял, что мне…по большому счету...не так уж и важно увидеть этот гребаный результат.
Черт.
Вроде и важно, но…ладно, сказать честно, мне просто тупо сейчас не по себе.
Не потому, что, если ребенок не мой, я не смогу ее удержать. Все равно смогу, ведь данные можно и подделать. Да мало ли способов...
Просто... Если он действительно мой…
А я, козлина, задвинул ей про аборт. В то время, как он реально мой? Ее и мой? Что, если бы она меня тогда послушалась?
И как, блядь, наконец, она себя чувствовала все эти месяцы, пока я бухал и отрывался по бабам, доказывая себе, что все прошло и ни одна девка на свете не стоит моих волнений, потому что все они... Рожала еще потом…
– Демьян, ты не мог бы смотреть исключительно на дорогу? – не выдерживает, наконец, Ви, и отстраняет задремавшего малыша от груди.
На мгновение перед глазами мелькает ее напряженный, чуть влажный от остатков молока коричневый сосок, но тут же скрывается от моего взгляда под одеждой.
– Я не хочу, чтобы мы случайно попали в аварию. С ребенком едем.
– Не волнуйся, у меня все под контролем, - отвечаю я, уверенный почему-то, что против лично моей гибели
И так, блядь, скручивает от этого предположения. Сам от себя не ожидал.
– Готовься сосать, - говорю я и назло слегка прибавляю скорость, потому что итак тащился медленнее, чем черепаха.
– Стоять перед тобой на коленях и сосать. Вот все, до чего может додуматься твой…мозг, - с легкой заминкой после слова «твой», произносит Заноза.
Походу хотела добавить что-нибудь острое, но в последний момент благоразумие или страх за ребенка пересилили.
Но мне все же хочется услышать ее полную версию.
– Мой…какой? – выгибаю брови.
– Договаривай уже, раз начала.
Молчит.
– Тупой? – предлагаю варианты, - Недалекий? Ну, смелее. С каких пор ты церемонишься в выражениях?
– Больной и извращенный, - зло выпаливает Ви, чем вызывает у меня приступ невеселого смеха.
…
– Да, именно так хотел мой извращенный больной мозг, детка, - бормочу я часом позже, когда она стоит передо мной на коленях и старательно отсасывает мне.
Может и не старательно, ведь я сам насаживаю ее рот на свой стояк, обхватив ее голову ладонями и двигая ею в подходящем для меня ритме.
Ее глаза закрыты, но рот широко распахнут, и я без стеснения ебу ее в него.
Мне по кайфу было ломать ее и наблюдать, как она, сцепив зубы, опускается передо мной прямо на деревянные панели, и мне кайфово сейчас, но отчего-то я не спешу кончать. Хочу, чтобы удовольствие стало еще ярче.
Я ссаживаю ее рот с члена и рывком дергаю ее податливое тело наверх. Ставлю ее на ноги и стискиваю в кольце своих рук.
Ви слабо охает и распахивает глаза.
– В следующий раз напою тебя, чтобы не халтурила и лучше сосала, - говорю я, залипая на ее губах.
– Мне нельзя алкоголь, Демьян. А сосать, ну…знаешь, когда без удовольствия…
– Целуй меня, - требую я, перебивая, и сам приближаю губы к ее губам.
– По приказу? Тебе снова не понравится, и ты…
Да, блядь.
Не удерживаюсь и сам врываюсь в ее рот языком. И не скажу, что очень церемонюсь с ней, скорее яростно и неистово беру и подчиняю. После моего поцелуя губы Ви слегка припухают и горят, на нижней отчетливо виднеется капелька крови, потому что я слишком сильно ее прикусил. Тут же слизываю эту каплю, а потом…
Мне, блядь, все равно мало, хочется чего-то такого…
Я притискиваю ее к стене, целую в шею и начинаю медленный спуск по ней, пока не дохожу до бедер и не утыкаюсь носом в ее промежность.
– Демьян, прекрати, - ахает Ви.
Запускает свои нежные пальчики мне в волосы и сильно дергает, пытаясь поднять меня наверх.
Это ее первые живые эмоции за последние полчаса, и именно то, чего мне от нее так мучительно недоставало.
Впечатываюсь между ее ножек сильнее и чувствую, как затрудняется, а потом учащается от этого ее дыхание.