Ты станешь моей княгиней?
Шрифт:
— Обидно… старалась… на фига, Наташа… ты больше к Соколову…
— Нормальный мужик. Нравится смотреть на красоту — пусть платит, тебе не по фигу? Переводила и переводи себе… Ты как с Луны… хх-х… странная… Это не зло! Зло-о… оно…
Сквозь пьяный сон, лежа на диване в кабинете, я потом смутно слышала, как Олег приговаривал, утаскивая Наташу домой: — Ты ж моя девочка… что ж ты так ужралась-то, заразочка? И где же у тебя совесть находится, в каком таком месте?
И сквозь закрытые веки полились слезы, так невыносимо захотелось тепла, заботы, да просто мужика захотелось… Я тихо и пьяно скулила сквозь сон
Мне все никак не удавалось полностью очнуться после того, что со мной случилось. Я иначе стала видеть окружающий мир, изменилось его восприятие. Когда я была в Славии, та страна казалась мне отсталой и бедной — там не было всех тех удобств, которыми мы окружили себя в нашем мире. Сейчас я вспоминала ее, как невероятную страну-сказку. Почему-то перед глазами, кроме того, что я видела воочию, вставали луга, колосящиеся разноцветными травами и со вспышками золота на крыльях стрекоз. Я видела болота с окнами бездонных омутов, поросшие благоухающими целебными растениями и чудовищные грибы…
Вспоминала мечтательное выражение в голосе Старха и понимала, что мечтал он о том, что мы когда-нибудь вместе будем смотреть на все это. И когда чувство потери становилось почти невыносимым, я любыми способами пыталась прогонять эти образы. До поры это удавалось, а потом я сама с настойчивостью мазохиста восстанавливала малейшие подробности наших разговоров, взгляды, интонации, прикосновения и влюблялась по новой. И продолжала любить.
Дело было не в сказочной стране, а в сказочном принце, влюбленном в меня. Когда боль от осознания сделанной ошибки накатывала особенно сильно — вызывала воспоминания о его игрищах возле двери. Но, то ли уже привыкла думать об этом, то ли еще что — такой страшной тупой боли я больше не испытывала.
А еще я уже осознавала, что именно благодаря тому, что он таким образом «выпускал пар» — гасил с другими свою потребность в сексе, и мог быть таким безгранично терпеливым со мной, осторожным и нежным, что так нравилось мне, очаровало и влюбило в него. Он терпеливо приручал меня, сдерживая себя, хотя темперамент там был ого-го, это было видно по его разговору со стариком.
И еще очень жалела, что не уточнила у старика — его рассказ о будущем распутном поведении князя — это то, что он ВИДЕЛ или только предполагал? Это меняло бы многое. Но я, оглушенная его рассказом, тогда не обратила на это внимания. А сейчас, когда я углублялась в воспоминания, сердце кровоточило от безнадеги. Это действительно навсегда, как смерть.
И да — я страдаю. Но тогда я не могла поступить иначе. Да и сейчас, будь у меня возможность вернуться, я не стала бы этого делать. Он не привык к воздержанию… Страшно было бы, вернувшись, обнаружить очередную бабу в его постели. А, может быть — Лиину в его покоях. Я ушла навсегда. Ему незачем хранить мне верность, даже если он и был готов на это. Что ж мужику зря мучиться? Я опять сыпала соль на свои кровоточащие раны.
Мой родной мир в свете этих воспоминаний стал казаться пресным и скучным — обычным… Работа… для работы и для того, чтобы быстро засыпать вечером от усталости. И все эти мужики… красивые или богатые, обладающие властью, не могли бы сказать так мягко и ласково, как он, не сумели бы: — Маленькая моя, ну что ты? — И он не успел рассказать, как сильно
После вечерних, а то и ночных сеансов мазохизма я приходила на работу бледная до синевы и с темными кругами под глазами. Не хотелось ничего, и я опять смотрела на всех больными глазами. И однажды Наташа вызвала меня на разговор:
— Ты, конечно, у нас женщина тонкой душевной организации и я многого не знаю, но то, что с тобой продолжает происходить, уже не лезет ни в какие ворота. Ты уж определись, можешь ты простить своего кобеля или точно — нет. Если все-таки общее будущее для вас невозможно — прогони его из своей головы на фиг! Или иди на поклон — думаю, что примет. Пора определиться. Хотя бы попробуй обратить внимание на других, ты же не даешь никому и шанса. Я не толкаю тебя в чью-то постель, хотя «клин клином» никто не отменял. Но! Просто сходить в кафе или ресторан ты можешь? Хотя бы слухи перестанут ходить о тебе, как о лесбиянке.
— Неожиданно… Это кто же посмел?
— Да это общее мнение, милая моя. Я уже боюсь за свою репутацию.
На счет «клин клином» я думала и сама. И ничего страшного в этом не было. Князь там за эти четыре месяца перетоптал все, что шевелилось. Я знала это, хотя и старалась об этом не думать. После всего я ему вообще ничего не должна, мы расстались навсегда, и назвать изменой мою попытку устроить свою личную жизнь было бы трудно. Но вот в чем была проблема — ТАК мне никто не нравился. Как приятели — сколько хочешь. А вот иначе…
Но вот однажды меня заинтересовал один молодой человек. Вел он себя необычно, хотя выглядел, как типичный плейбой. Москвич, приехал из аналогичной фирмы по какому-то делу к Олегу. Высокого роста, фигура прекрасно смотрелась в дорогом костюме. Приятное лицо, хорошее чувство юмора. Такой, наверное, не знал отказов. И еще — он не предпринимал никаких попыток ухаживать за мной. Однако я часто ловила на себе его взгляды, он внимательно следил за мной, когда думал, что я этого не вижу. Быстро оглядывался, услышав мой голос — налицо были все признаки интереса, но не предпринималось никаких действий.
Этот Никита оставался у нас уже четыре дня и интриговал своим поведением: складывалось впечатление, что он отслеживает меня, даже разговаривая с другими людьми, не упускает из виду. И когда в пятницу он подошел и пригласил меня поужинать вместе, я согласилась.
Мне интересно было, почему он так вел себя? И когда собиралась в ресторан, то даже почувствовала небольшое волнение. Я впервые после всего шла на свидание, поэтому постаралась произвести еще более сильное впечатление. Косу уложила короной на голове. Чуть ярче подкрасила губы, чуть сильнее оттенила глаза. Туфли на высоком каблуке, платье в стиле шестидесятых…
Никита заехал за мной на такси и ждал у подъезда. Ресторан был мне знаком, мне тут нравилось все — и интерьер, и кухня. Все в балканском стиле. Официантки в корсажах, пышных юбках и открытых рубашках порхали, как экзотические птички. Мы сели за столик и одна из них подошла к нам принять заказ. Наклонилась, поправляя скатерть, и взгляд Никиты погрузился в вырез ее рубашки. Я внимательно смотрела на него, когда он оторвал свой взгляд от ее пышных прелестей. Он понял, что я заметила его взгляд, а у меня в голове успело пронестись и вырвалось в голос: