Ты у меня под кожей
Шрифт:
– Я ничего не боюсь, – тут же вскидывается этот глупый. Конечно, у него полно страхов. Страхи присущи нам всем. Просто мальчикам с детства внушают, что страх – это что-то плохое. Вот он и хорохорится передо мной. И в этом его основная ошибка.
– Зря!
– Почему это? – Ринат сощуривается, отчего его взгляд, проникающий через узкие щелочки глаз, становится острее лезвий.
– Потому что страх сохраняет нам жизнь. Именно страх подсказывает, что нам угрожает опасность, и заставляет действовать, – запинаюсь, споткнувшись
– Лучше бы я занимался со всеми. Почему остальные тренируются до кровавых соплей, а я – нет?
Подхожу ближе, прекрасно зная, как это на него подействует. Опираюсь бедром о парту, а сама наклоняюсь ниже, вышибая этим из него дух.
– Что ты видишь, глядя на их тренировки?
– Силу!
– А в чем для тебя заключается сила?
– Глупый вопрос.
Его взгляд затуманивается. Дыхание становится поверхностным и частым. Опасные игры, но я почему-то не могу отказать себе в удовольствии. Мне никто не дарил цветов. И никто не смотрел на меня так, как этот влюбленный мальчик.
– Курс подготовки спецназа испытывает солдата на психическую стойкость – только и всего. В нем человека вновь и вновь доводят до края, пока его психика не станет настолько сильной, что он будет уверенно браться за любое задание в любой ситуации. Или пока он не сломается, – наклоняюсь к нему еще ближе, ощущаю аромат мыла. Оно самое простое, но… мышцы внизу живота предательски сокращаются. – И тут мы подходим к главному. Этих, – киваю в сторону окна, – просто испытывают.
– Тогда почему не испытывают меня?
– Потому что тебя не нужно испытывать. В мире, где все играют мускулами, эти самые мускулы, – кладу руку ему на предплечье, – на самом деле ровным счетом ничего не значат. – Пальцами другой руки касаюсь лба.
И тут совсем неожиданно он приподнимается со своего стула. Застываем нос к носу.
– И для тебя?
Мои глаза удивленно распахиваются, а нужные слова не находятся в ставшей вдруг необычно легкой голове. Каким-то совершенно непостижимым образом он умудряется меня переиграть на моем же поле.
– Ты забываешься, сержант, – сиплю я и отступаю.
– Я хочу принять участие в марш-броске.
Знал бы он, что его ждет, сказал бы спасибо, что его так трепетно оберегают.
– У тебя другой план подготовки.
Я отступаю к столу, а когда вновь поднимаю взгляд, наталкиваюсь на его. Немигающий и до чертей упрямый.
В себя меня возвращает звук бьющегося стекла. Похоже, я уснула и во сне нечаянно столкнула бокал на кафельный пол. Упав, тот разбился вдребезги. Выйти из ванны, не порезав ногу, оказывается не так уж легко. Но лежать в остывшей воде и дальше – не вариант.
Веник и совок хранятся здесь же, во встроенном шкафу. Осторожно сметаю и выбрасываю осколки. Решив, что моим ступням больше ничего
– Да пошел ты, Ринат! – усмехаюсь пьяно. – Пошел… ты. Поблекла я, видите ли. А вот ни черта!
Шмыгаю носом и иду, пошатываясь, прочь. Ужасно хочется спать. Я не нахожу в себе сил перезвонить Наташе и… Жданову, хотя вижу их имена в пропущенных. Не успеваю даже додумать мысль, за каким таким чертом я вдруг понадобилась последнему. С Юрой мы расстались не лучшим образом. В последнюю нашу встречу я довольно доступно ему объяснила, куда он может идти со своей незамысловатой логикой в отношении меня и… В общем, с тех пор мы ни разу не виделись. Так что мне действительно есть над чем подумать, но сонливость берет свое.
Просыпаюсь от того, что во всю глотку орет будильник. Вчера у меня был выходной, а сегодня – два семинара и три лекции у старших курсов. Надо вставать. Но пока не получается даже просто пошевелиться. Кажется, у меня и волосы болят. Не следовало мне столько пить.
Со стоном переворачиваюсь на бок и жмурюсь, потому что пробившийся сквозь занавески луч света бьет мне прямо в глаза. Заставляю себя подняться. Первым делом – две таблетки от головной боли и много-много минералки. Взахлеб. Потом душ и гораздо более плотный, чем обычно, макияж.
Взгляд замирает на стрелках будильника. Ровно восемь… Через двенадцать часов мы увидимся с Ринатом снова. Телом несется дрожь. Я облизываю губы и выхожу из квартиры.
Свою работу я обожаю. А студенты обожают меня. За креативность и интересные примеры, с помощью которых я вывожу даже самую скучную лекцию. Но сегодня я сама не своя – то и дело теряю нить повествования, делаю длинные паузы и непозволительно долго смотрю в окно.
Между лекциями звоню Наташке. Извиняюсь, что не сделала этого раньше, и при первой же возможности сбрасываю вызов, так как очень жду и боюсь пропустить звонок от Рината. А тот, будто нарочно, не торопится мне звонить. Весь день я провожу как на иголках.
В шесть часов! Он снисходит до звонка только в шесть часов вечера! Когда до выхода из квартиры остается всего ничего. А я не собрана. И абсолютно не готова куда-то идти. Впрочем, может, от меня этого и не потребуется? Вдруг его сценарий не подразумевает выхода в люди? Осекаюсь. Обвожу растерянным взглядом бардак, который устроила. Выбирая идеальное платье, я перерыла весь свой гардероб. И теперь моя спальня больше походит на барахолку. Прибавить к этому разбросанные по гостиной студенческие доклады и пустую бутылку в ванной… Ужас. В панике растираю виски.