Ты умрёшь завтра
Шрифт:
По роду службы военкор Семыгин был в курсе Берлинских беспорядков 1953-го года, и о польских мятежах текущего 56-го был наслышан, но он никак не ожидал угодить в эпицентр войны. На улицах Будапешта шли самые настоящие бои. Здания полыхали и рушились, лаяли пулеметы, громыхали орудия, орали раненые, стонали умирающие. Советские солдаты, еще вчера желанные гости, вдруг превратились для местного населения в агрессоров — ненавистных врагов. Ни венгры, ни русские не понимали, что происходит, и продолжали палить друг в друга, погибая десятками и даже сотнями. В Будапеште на улице Юлле военкор Семыгин, пытаясь запечатлеть на пленку атаку повстанцев на авангард 33-ей механизированной дивизии Красной Армии, получил свое первое ранение. Одна пуля чиркнула по голове, сняв полоску волос и кожи до самой кости, вторая пробила правое легкое.
Позже, пребывая в госпитале, Аркадий Юрьевич пытался проанализировать события, свидетелем которых он стал. Было понятно, что венгерский мятеж — продолжение и развитие польских беспорядков.
«Что они, богами себя возомнили? — думал военкор Семыгин, имея в ввиду Политбюро ЦК КПСС. — Им даже историю знать и понимать не обязательно. А ведь история говорит, что социально-экономический строй одного государства невозможно в полном соответствии размножить на другую страну — менталитет, традиции, особенности культуры и образа жизни внесут свои коррективы».
«Что есть агрессор? — думал далее Аркадий Юрьевич. — Завоеватель, который без приглашения с оружием в руках вторгся в чужую страну? Или тот, кого местный житель вдруг стал таковым называть? Мы верим в светлые идеалы коммунизма, идеологи запада верят в капитал, а результат один и тот же — военная агрессия против других держав и народов. Страны капиталистического блока, по крайней мере, не очень то и скрывают, что их цель — экономическое и политическое господство. Взять хотя бы тот же Суэцкий конфликт — понятное дело, приватизация канала Египтом сильно бьет по карману европейской буржуазии. А что же мы? За что умирают наши сыновья и братья? Ни Венгрия, ни Польша, ни ГДР — ни одна страна Варшавского договора не приносит нашей стране прибыли, мы вливаем в них деньги, вооружаем, за копейки отдаем нефть и газ — мы содержим их! И только для того, чтобы они оставались социалистическими, в том ракурсе, в котором это желает видеть Политбюро. Большой Советский Брат помогает бескорыстно, зачастую в ущерб собственным гражданам. Но невозможно бесконечно навязывать людям свою точку зрения. Даже добрые дела, если они насильственны, в конечном итоге выльются в протест. Не хотят они нашей правды, не нужно им наших идеалов, не желают они нашего будущего, и вот итог — советский солдат стал агрессором, в него стреляют! Господи, есть ли пределы человеческой глупости?..»
Конечно, Аркадий Юрьевич понимал, что пусти СССР внешнюю политику на самотек, капиталистический запад вмиг бы перековал братских славян в сырьевой придаток европейской буржуазной промышленности, и настроил бы в опасной близости от советских границ ракетных баз, или там аэродромов с эскадрильями стратегических бомбардировщиков. Но ведь никто и не говорит о бездействии, никто не заикается о том, что нужно принять позицию пассивного наблюдателя. Всего лишь то и необходимо — дать немного свободы самовыражения, дать право на поиск, на свои ошибки. Это бы сблизило нас еще сильнее, границы стали бы тверже алмаза. Но в том то и беда, что партийная мысль не допускает флуктуаций, не допускает даже намека на то, что социализм может быть отличным от уже существующего в СССР. Вон, Берия Лаврентий Павлович предложил объединить назад обе Германии и позволить немцам несоциалистический путь развития, — ну и где теперь этот Берия?
«Да и как оно может быть иначе, — размышлял военкор Семыгин, с грустью вспоминая своего отца, — когда даже внутри государства против правящей партии невозможно слово сказать, и человек может исчезнуть всего лишь из-за малейшего подозрения, или грязной клеветы. Тайная полиция при царе-батюшке, и та так не лютовала…»
Следующие четыре года военкор Семыгин практически не покидал Африку и Ближний Восток. Афганистан, Сирия, Йемен, Алжир, Эфиопия, Египет и Палестина — такая вот у него сложилась география служебных путешествий.
Африка и Ближний восток воевали. Африка и Ближний восток воевали в прошлом, в настоящем, и были не намерены прекращать кровопролитие в будущем. Мусульмане против христиан, христиане против евреев, евреи против арабов, черные против белых, верные против неверных, колонии против колонизаторов, колонизаторы против кого угодно, если этот кто-то покушается на добычу нефти, алмазов, золота, каучука. Всевозможные сочетания взаимной ненависти, расизма и геноцида, бесконечный замкнутый цикл самоуничтожения. Превосходная арена теневого противостояния, — где бы еще СССР померялся силами с военной машиной США и стран НАТО?
Как только американцы снабдили оружием Пакистан, СССР вооружила Афганистан, как только армия Израиля получила новые натовские танки, Палестина обзавелась противотанковыми средствами советского производства, США строили военные базы в Турции и Иране, мы — в Египте и Сирии. Шахматная доска размером в пару континентов, где клетки — страны,
Партия уверяла, что в Африке можно понастроить социалистических государств, создав тем самым мощный стратегический и идеологический плацдарм для решающей битвы за гегемонию коммунизма на всей планете. Партия полагала, что в странах третьего мира социализм можно воздвигнуть, минуя капиталистический строй (Владимир Ильич с Карлом нашим Марксом погорячились, утверждая, что это немыслимо, — так постановило хрущевское правительство), и даже изобрела новое определение: «страны социалистической направленности». Партия хотела убедить себя в этой иллюзии, и без труда убедила. В Ближний Восток и страны Африки из СССР текли деньги и оружие, советские специалисты строили там заводы, аэропорты, школы, больницы, мосты, дороги, плотины и электростанции, и все это только для того, чтобы эти страны когда-нибудь, в далеком призрачном будущем, обзавелись социализмом. Но Партия понятия не имела, что такое Африка и, тем более, Ближний Восток, она не видела десятилетних мальчиков с автоматом Калашникова в руках, она не видела женщин, обвешанных тротиловыми шашками, она не видела священных воинов ислама, отрезающих своим врагам уши, — Партия не испытывала ужас от сумасшедшего блеска в их глазах, а военкор Семыгин все это видел и испытывал тревогу, осознавая, что его родная страна вооружает и подхлестывает невероятную силу — непредсказуемую стихию. За четыре года, проведенных в раскаленных землях Ближнего Востока и Африки, Аркадий Юрьевич начал кое в чем разбираться. И первое, что он твердо себе уяснил: идея коммунизма в этих странах основополагающей никогда не станет. Глубоко религиозные, консервативные в своих вековых традициях, народы Африки и Ближнего Востока не в состоянии были принять идеологию коммунизма. Атеизм их пугал, как смертельная болезнь, они ополчались на него, и даже в странах «социалистической направленности» коммунисты, если они там вообще образовывались, подвергались гонениям не только со стороны населения, но и самих правительств. Какой тут, к черту, «африканский плацдарм коммунистической идеологии»!
«Упёртость Пролитбюро в навязывании социалистического строя африканским странам сравнимо только с его глупостью, — пришел к выводу военкор Семыгин. — Да что там Африка и Ближний Восток, когда даже братья-славяне — поляки и венгры, и те не хотят нашего социализма, даже они — развитые, практически европейские народы, не желают принимать идею социализма в том виде, как его преподносит ЦК КПСС… Что ж, законы истории берут свое».
Вернувшись в 1960-ом году из Палестины, Аркадий Юрьевич чувствовал колоссальную усталость, не физическую — моральную. Все, что происходило вокруг, было неправильно, вело не туда и грозило катастрофой.
«Что будет, если много лет подряд вести агрессивную политику навязывания свой точки зрения? К чему это приведет? — спрашивал он себя, уже зная ответ. — К краху. Рано или поздно все это рухнет, потому что никакие пятилетки не способны бесконечно кормить прожорливую военную машину. Войны уже нет, давно уже нет. В мирное время необходимо вкладывать деньги в народное хозяйство, образование и науку, а у нас львиная доля доходов по-прежнему идет на оборонку, так, словно, война продолжается, и она в самом деле продолжается — нет в мире ни одного военного конфликта, куда бы мы не сунули свой нос. Так что же это? Выходит, не можем мы без войны? Но я вот лично никакой войны не хочу, хватит мне Венгрии, Египта, Сирии и Палестины. Нашему народу нужна война? Черта с два! Это Партии война необходима, потому что пока существует враг, до тех пор в Партии будет необходимость, ведь войны оттягивают неизбежное — вовсеуслышанье обещанный Хрущевым завтрашний коммунизм. Что же вы, Никита Сергеевич, притихли? До всенародного процветания, в котором вы нас заверили, осталось 13 лет, не так уж и много, если подумать, а процветанием пока и не пахнет… Так ладно бы правительство тратило деньги только на армию, оно же их попросту раздает всем вокруг. Сардару Али Мухаммеду Ламари бин Мухаммед-Азизу Дауд-Хану (и как можно жить с таким именем?) нужен аэропорт в Кабуле — пожалуйста, Гамалю Насеру нужна плотина — да нет проблем! А что, у нас в СССР уже во всех городах аэропорты имеются, хватает школ, больниц и электростанций? Да у нас даже дорог до сих пор нормальных нет, а мы вливаем деньги в иллюзию ближневосточного социализма, который никогда не случится!»