Ты умрёшь завтра
Шрифт:
В конечном итоге диссидентские настроения и довели Аркадия Юрьевича до сумы. Вернее, до ПГТ Красный. Случилось это так.
Прибыв из Палестины, злой, раздраженный и окончательно запутавшийся, военкор Семыгин хотел взять отпуск для восстановления духовного и морального равновесия. Начальство пообещало отпуск ему предоставить через неделю, а на сейчас наказало отправиться снова в Афганистан и сделать репортаж о трудовом интернациональном подвиге советского человека, помогавшего братскому народу в строительстве социализма, то есть гражданских объектов. Аркадий Юрьевич довольно резко ответил, что о положении дел в Афганистане и так прекрасно осведомлен, потому как был там всего полгода назад, и репортаж может написать за два дня, не выходя из дома, а для уточнения деталей вполне достаточно связаться с товарищами из Кабула, и вовсе не обязательно Семыгину переться туда лично. И добавил, что не был в отпуске уже пять лет, то есть ровно столько, сколько
Аркадий Юрьевич вернулся домой, в одиночестве выпил почти бутылку припасенного на крайний случай грузинского коньяка, сел за стол и за полтора часа настучал на печатной машинке статью о великих трудовых победах, которые вопреки здравому смыслу и во вред экономике СССР, советский человек свершает в сто лет нам не нужном Афганистане, позабыв, что школ, больниц и дорог все еще катастрофически не хватает в родном СССР. С удовлетворением перечитав статью — ехидную, ироничную, злую и даже циничную, а потому честную, военкор Семыгин испытал вдруг ни с чем несравнимое удовлетворение, выпил по этому поводу остатки коньяка и почти счастливый завалился спать.
Вообще-то, военкор Семыгин не верил, что статью напечатают, но ему все настолько осточертело, что предстоящая картина вытянутой в изумлении и страхе рожи главного редактора газеты «Красная звезда», для которой статья предназначалась, наполняла Аркадия Юрьевича каким-то светлым злорадством, некой мстительностью высшего порядка, — чем то таким, с чем бороться он был уже не в силах, слишком долго он сдерживал в себе темную силу разрушения, или, быть может, саморазрушения. Конечно, военкор Семыгин знал, что за этим последует, — репортаж, разумеется, уничтожат, а его самого зашлют на веки вечные в какой-нибудь богом забытый кусок планеты, в какое-нибудь Зимбабве с малярией, москитами и дурно пахнущими аборигенками, и не видеть ему обещанной Европы, как своих ушей.
«Да и черт с ней — с Европой! Пропади оно все пропадом! — решил Аркадий Юрьевич, и на следующий день статью запечатал в конверт и самолично в редакцию «Красной звезды» доставил.
Но главный редактор отсутствовал, так что военкор Семыгин, немного разочарованный, сделал на конверте пометку, о чем статья и кем написана и оставил секретарше. Остаток дня и весь вечер Аркадий Юрьевич пребывал в хорошем настроении, ожидая звонка перепуганного редактора, но так звонка и не дождался. Не позвонил редактор и на следующий день, что Аркадия Юрьевича уже насторожило. А потом вышел номер «Красной звезды», в котором на третьей странице красовалась статья военкора Семыгина в точности в таком виде, как он ее написал — не было вырезано или исправлено ни единого слова!
Оказалось, что главный редактор отбыл в командировку, так статью и не прочитав. Зная, что Семыгин пишет профессионально и всегда по существу, главный редактор отдал конверт помощнику, велев прочитать, и если не будет замечаний, тут же сдавать в набор, потому что номер горел, материала не хватало, а тут такой актуальный репортаж подоспел. У помощника толи с памятью были проблемы, то ли с чувством ответственности, — статью он читать не стал, а сразу в набор ее отправил. В результате Аркадий Юрьевич держал в руках свежий номер газеты, понимая, что произошла катастрофа, и теперь даже Зимбабве — недостижимое удовольствие. Но, как ни странно, страха военкор Семыгин не испытывал, напротив — облегчение. Он и сам этому облегчению удивился, но затем понял, что весь страх он израсходовал заочно. С того самого момента, когда сотрудники НКВД в далеком 38-ом забрали отца, Аркадий расплачивался страхом понемногу каждый день, когда в молчании прятал смутные мысли, когда лицемерил, восхваляя в своих статьях деяния Партии, когда понимал, что все вокруг — ложь, и продолжал эту ложь приумножать. Практически всю сознательную жизнь он выплачивал порциями свой страх, словно погашал кредит, и теперь вот выплатил его полностью. В ту минуту Аркадий Юрьевич понял, что отныне жить так, как он жил прежде, больше не сможет, а значит, хорошо, что эти идиоты в редакции не удосужились статью прочесть, перед тем, как ее печатать, потому что теперь дороги назад нет, мосты сожжены, исправить ситуацию невозможно. И в этом положении, с одной стороны безнадежном, а с другой — где-то даже притягательном, открылось для Аркадия Юрьевича что-то по-настоящему новое и правильное, что-то, о чем раньше он только мечтал.
Аркадий Юрьевич принял душ, побрился, отутюжил форму, до блеска начистил обувь.
«Если меня сегодня поставят к стенке, то я хотя бы буду выглядеть достойно», — невесело пошутил сам себе военкор Семыгин, и отправился «на ковер» к начальству.
Багровое лицом начальство, размахивая свежим выпуском
А новая жизнь нарисовала свои проблемы. Во-первых, злосчастная статья могла вызвать куда более серьезные неприятности, чем потеря работы, а именно — заинтересованность пятого отдела комитета государственной безопасности, который занимался как раз инакомыслящими, а о том, что бывший военкор Семыгин инакомыслящий его статья просто кричала. Поэтому Аркадий Юрьевич решил удалиться подальше от цивилизации, куда-нибудь за Урал, а может и за Байкал, затеряться в какой-нибудь таежной глубинке, и прожить остаток жизни в тишине и спокойствии. К тому же, освободив место военкора, он теперь должен был освободить и комнату в офицерском общежитии, так что проблема жилья так же играла не последнюю роль. Ну и ко всему прочему, милое создание по имени Эля, до этого дня державшееся за Аркадия мертвой хваткой, вдруг закатила своему возлюбленному скандал, упрекая его в эгоизме, и проклиная тот день, когда они познакомились, ведь она столько лет верила, что когда-нибудь они поженятся, и он отвезет ее в Чехословакию, или там Югославию, а теперь он бросил работу, и собрался ехать в тайгу! Нет, он черствый, бездушный, лживый мужлан, и знать она его больше не желает!.. Ну что тут поделать — Эле нужна была Европа, Аркадий же давно к ней остыл. Ушла и ушла, Аркадий не сильно расстроился.
Все вело к тому, что пора было собираться в дорогу, и бывшему военкору Семыгину оставалось только выбрать конечную точку путешествия. А выбрать было не просто, страна то огромная. Но тут помог случай. Как-то за кружкой пива знакомый Аркадия Юрьевича к месту рассказал, что его двоюродный брат отправился по комсомольской путевке поднимать металлургический комбинат в какой-то совсем молодой городок, где-то в тайге за Уралом. Аркадий заинтересовался, расспросил подробнее, но дополнительной информации получил не много, да и та была туманна, хотя и романтична: дескать, места там нетронутые, девственные леса ягодой и грибами богатые, воздух таежный, как слеза чистый, реки изобилием рыбы славятся, хоть руками лови… ну и далее в таком же духе.
«А что, — подумал Аркадий Юрьевич, — чем не вариант? Город юный, загадить, наверное, еще не успели, так что, почему бы и не ПГТ Красный?»
На следующий день Аркадий Семыгин собрал в рюкзак свои скромные пожитки, в два чемодана — книги, и отправился на железнодорожный вокзал. Четверо суток спустя он сошел с поезда на конечной станции в городишке, который к его приезду уже смахивал на присыпанный корицей сухарь.
«Успели таки город засрать», — подумал Аркадий Юрьевич скорее равнодушно, чем раздраженно, но мысли вернуться, или отправиться дальше на восток, или там — на север, у него не возникло, потому что полагать, будто где-то вдруг окажется лучше, бывший военкор, многое успевший повидать, считал глупо.
По началу Аркадий Юрьевич устроился учителем географии и истории в местную школу, но очень скоро ему надоело втолковывать детворе прокоммунистические идеи, потому он взял расчет и отправился к председателю горисполкома испросить какую-нибудь новую должность. Поворотов долго сокрушался, что не может обеспечить специалиста такого высокого уровня, вдоль и поперек исколесившего всю планету, достойной работой, и чуть ли не плача сообщил, что единственное место, которое он может предложить бывшему военкору — заведовать почтой, так как бывший почтальон недавно скончался от рака легких, и почтовая связь на данный момент практически отсутствует, что является для города чуть ли не бедствием. Также председатель горисполкома предложил Семыгину навестить директора завода, но Аркадий Юрьевич на заводе, с его комсомольскими, партийными и профсоюзными собраниями, работать не пожелал, а стать почтальоном нисколько зазорным для себя не считал и потому должность заведующего почтой охотно принял. А позже ему и вовсе новая работа понравилась и даже радость доставляла. Поворотов выделил новому заведующему почтой мотороллер, в разы увеличив эффективность функционирования почтовой связи, так что трудовая деятельность у Аркадия Юрьевича занимала от силы пол дня, к тому же позволила довольно быстро обзнакомиться с местной интеллигенцией, а позже и подружиться с самыми яркими ее представителями — с доктором Чехом и директором клуба Барабановым.