Ты веришь в судьбу?
Шрифт:
Да, совсем не такой она хотела бы видеться ему! Но откуда ей было знать, что их вторая встреча произойдет так скоро? Впрочем, следовало помнить, что Вульф не умеет откладывать…
— Что тебе тут нужно, Вульф? — спросила она и порадовалась, что голос не выдал той дрожи, в которую ее повергало его присутствие.
— Ты ведь не думаешь, что наш разговор окончен? — Складки у рта стали резче.
— Какой разговор — утренний или семилетней давности? — уточнила она и сама испугалась произведенного эффекта: если прежде
— Разве они не связаны один с другим? — процедил он сквозь зубы.
Син стоило неимоверного усилия не сорваться со стула и не броситься бежать без оглядки, пока не станет ясно, что угроза миновала и этот человек уже не сможет ее нагнать… Она усидела на месте, ибо не сомневалась, что Вульф никогда не сдастся и если так решил, то настигнет кого и где угодно.
— Не вижу ничего общего, — пожала она плечами.
Вульф не обратил внимания на ее реакцию.
— Ну и кто же пригласил тебя на ланч? Это был Джеральд?
Он так резко переменил тему, что Син поначалу опешила, а потом залилась густым румянцем.
— Был ли это Джеральд или кто-то другой, тебя это не касается, Вульф, — проговорила она как можно тверже и все-таки встала. Не затем, чтобы получить какое-то преимущество перед ним (ведь все равно он был на целый фут выше!), но чтобы ощущать себя увереннее. — Я могу отправиться на ланч с кем угодно. — Прежде чем она успела произнести последнее слово, длинные пальцы легли на ее запястья стальными обручами. Жаркая волна поднялась в ней навстречу его прикосновению, обдала ее болью узнавания: она помнила, какими нежными бывали эти пальцы, когда ласкали каждый дюйм ее тела, когда…
Нет! Она не должна! Семь лет она отказывала себе в роскоши воспоминаний о таком Вульфе, и нарушить этот запрет теперь, когда он без пяти минут чужой муж, было бы сущим безумием!
— Пусти меня, Вульф. — Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза и не могла отвести взгляд от державших ее рук, чья смуглость так завораживающе контрастировала с бледностью ее кожи.
Столь долго гонимые прочь воспоминания накатили на нее с новой, полузабытой и оттого еще более острой болью. И, черпая в этой боли силы, о которых она и не подозревала, Син рванулась и освободилась из его рук-тисков.
Запястья саднило, но это был пустяк в сравнении с незаживающей душевной раной, нанесенной ей некогда этим человеком.
— Как поживает твоя семья? — Она постаралась вложить в обычный вроде бы вопрос максимум вызова и презрения.
— Семья? — переспросил он, и голос был подозрительно вкрадчив и мягок. — Остались только моя мать и Барбара.
Только? Да этих двоих больше чем достаточно! Его мать и Барбара… Та еще парочка!
— Ну и как они?
— Тебе действительно интересно?
Нет,
— Нет, — не стала лукавить она. Син не чувствовала угрызений совести, она не сомневалась, что и им нет до нее никакого дела. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что в свое время они отнюдь не были к ней равнодушны. Клаудиа Торнтон не упускала случая показать, что она категорически против отношений сына с какой-то Син. А Барбара… та вела себя совершенно иначе… Если она не изменилась, то у Син, разумеется, будет гораздо больше причин сочувствовать Ребекке.
— Так я и думал. — Вульф явно сдерживал рвавшееся наружу раздражение. Син устало вздохнула.
— Чего ты хочешь? Что толку ворошить прошлое? Лучше бы подумал о своем будущем, — добавила она, снова вспомнив странное поведение Ребекки.
— Ты это о чем? — Вульф пристально вглядывался в нее, гипнотизируя и обволакивая ее холодом.
Син не собиралась выдавать Ребекку и потому спросила как можно безразличнее:
— Ты любишь Ребекку Хэркуорт?
— А какое тебе дело до моих чувств к Ребекке? — выдохнул он.
Куда большее, чем ему до ее воображаемой дружбы с Джеральдом! Это что же получается — он может снова врываться в ее жизнь и требовать у нее отчета во всем, что никак его не касается, а ей отказывает даже в праве задать вопрос?!
— Твоих чувств, Вульф? — Она не скрывала насмешки. — Едва ли ты вообще что-то чувствуешь к этой девушке. — Син покачала недоверчиво головой. — Во всяком случае, ничего общего с тем, что должно вести к алтарю, — нахмурившись, договорила она.
Вульф снова навис над ней грозной скалой.
— А что ты сама-то в этом понимаешь? Разве тебя когда-нибудь волновало по-настоящему, что я чувствую?!
Это было нечестно. И несправедливо. В те несколько недель, которые перевернули всю ее жизнь, она была уверена, что хорошо знает и понимает этого человека. И пусть все оказалось потом не так, но этого знания и понимания у нее никто не отнимет. И она точно знает — да просто кожей чувствует, черт возьми, — ну не любит он Ребекку! Тогда зачем эта свадьба? Почему бы ему не жениться на той, на ком и впрямь следовало бы, — на Барбаре?
Син глядела на Вульфа, и слезы, застилавшие ей глаза, сотворили чудо: вдруг сгладились все острые углы и морщинки, и сквозь переливающуюся радугу проступило на мгновение такое знакомое лицо человека, который был ей некогда близок и дорог.
Она моргнула, стряхивая с ресниц влагу и наваждение. Перед ней снова стоял чужой человек, чье лицо было отмечено печатью горечи, чьи глаза больше не излучали удивительный теплый свет… Может, он и был таким всегда, а она просто не хотела этого замечать?