Ты – всё
Шрифт:
– Иди сюда, Зая.
Стоит ему позвать, вслепую бросаюсь вперед. Оборачиваясь, устраиваюсь между его ног прямо на деревянном днище. Лишь после этого могу открыть глаза.
– Нормально? – звучит тихо над моей головой. – Смотри, как красиво.
Его голос очаровывает сильнее, чем раскинувшаяся вокруг нас природа. Небоскребы возвышаются над пологими склонами и растущими на них пышными деревьями, но внимание на себя не перетягивают. Скорее подсвечивают живописные пейзажи. Где-то вдалеке играет монотонная японская
– Это незабываемо. Ни на что не похоже, – шепчу в благоговении. – Колыбель жизни.
– Хотел, чтобы ты это увидела, – говорит Ян.
А я вспоминаю, как признался в любви. Чувства по-новой захлестывают. И не радость это вовсе. В тот момент я плакала от счастья. А сейчас… Эмоций гораздо больше. Это нечто осязаемое. Любовь, которую можно не просто услышать. После слов Нечаева ее можно касаться. И я трогаю. Трогаю его предплечья, чтобы впитать эту энергию. Сначала ее слишком много, а уже через мгновение мало.
– Я люблю тебя, – выдыхаю, прижимаясь губами к запястью Яна.
Он молчит, продолжая грести.
И хоть нам уже не так важны слова, я включаю ревнивую сучку.
– Интересно, если бы ты был без меня, тебе бы предложили одну из гейш?..
Нечаев, конечно же, смеется.
– Ю, – толкает, оставляя весла. Обхватывая меня руками, прижимается лицом к шее. – Вопреки расхожему мнению, которое гоняет по европейским странам, никаких сексуальных услуг гейши не оказывают. Это миф. Предложить нечто подобное в Японии – моветон.
– И откуда в тебе столько?.. – вздыхаю я. – Как ты всему этому научился? Дипломатическому общению в том числе. Ты был великолепен! Ах, о чем это я? Ты же Ян Нечаев! Тебе не надо было учиться.
Он снова смеется. Уже тише.
– Я просто смотрю и вижу то, что люди транслируют. Запоминаю особенности. Чувствую, что от меня ждут. Соизмеряю, сколько сам готов дать.
– А мне… Сколько? – толкаю едва слышно.
– Очень много, Ю. Все, – заключает емко.
– Любишь?
– Люблю.
– Ой… – вскрикиваю, едва внутри жгучая волна стихает. – Что это, Ян? Что это? – указываю пальцем в сторону неоново-синего свечения.
Ян отрывается от моей шеи, вскидывает голову и смотрит вдаль.
– Это на заливе. Сверкающие кальмары. Местный деликатес. Их сейчас вылавливают.
– О-бал-деть! – разбиваю по слогам, не в силах оторвать взгляда. – Это красивее северного сияния.
– Ты его видела?
– Вживую, конечно, нет… Но так подумала…
– Поцелуй меня, Ю, – выдает Нечаев очень-очень тихо.
И я забываю о том, что секунду назад завораживало. Разворачиваясь, обвиваю его шею руками, ловлю горячие губы и со вздохом принимаю влажный язык.
– Я люблю тебя, люблю… – выбиваю строем неровных слогов.
Ян сжимает крепче,
[1] Татами – маты, плетенные из тростника игуса и набитые рисовой соломой.
54
Я не Бог, не гений, не святой.
Но я стараюсь.
Контракт подписываем на четвертый день нашего пребывания в Японии. Юния выражает общую корпоративную мысль, мол, я один все это время был уверен в успехе и не бился с ними в мандраже последние сутки. А я ни хрена не был уверен. Просто не считаю приемлемым демонстрировать свои переживания.
Прощаемся с Канэко и остальными сотрудниками за обедом. У Ю на глазах слезы блестят. Она быстро привыкает к людям. Тяжело переносит моменты расставания. Канэко это, конечно же, тоже улавливает. Добродушно смеется, когда Ю складывает перед собой кисти и, склоняя голову, прячет заплаканное лицо. Очарован, ничего удивительного. Протягивая к моей Зае руки, побуждает ее вложить в них ладони. Сжимая, с улыбкой задерживает этот теплый контакт.
– Будем рады видеть вас в любое время. А в апреле – в период цветения сакуры – непременно ждем.
– Обязательно, – шепчет Ю. – Я очень рада, что цели нашего визита достигнуты. Должна сказать, что и задача, которую вы ставили перед нами, выполнена – я полюбила вашу страну, вашу культуру, живущих здесь людей, – делая паузу, взволнованно переводит дыхание. Отражая улыбку Канэко, добавляет: – Мне кажется, я даже научилась понимать японский без переводчика.
После столь смелого заявления, едва до японцев доносят суть сказанного, смущенно смеется. Они отвечают ей тем же.
Я ревную. Просто не могу иначе, хоть и понимаю, что причин для беспокойства у меня нет. На пальце Юнии мое кольцо. Но даже если бы его не было, знаю, что она моя. Всегда была.
– Я, наверное, повела себя непрофессионально, – начинает переживать Зая, едва заходим в номер. – Не смогла сдержать эмоции. Растрогалась. Не умею я без чувств работать с людьми.
– Все нормально, – заверяю ее, спокойно сортируя документы. – Если бы ты позволила себе лишнее, Канэко и ко дали бы тебе это понять.
– В смысле?
– Окатили бы холодом, держались отстраненно…
– О Боже, Ян! – приходит в ужас. Прижимая к пылающим щекам ладони, возмущается: – И ты сейчас об этом говоришь? Почему не предупредил заранее, чтобы я не вздумала…
– Чтобы ты вздумала, Ю, – акцентирую, вскидывая взгляд. Она замирает. Смотрит мне в глаза и, зная, что последует пояснение, терпеливо ждет его. – Я видел, что все идет хорошо. Коннект случился и закрепился. Еще открытки будете друг другу слать, – последнее выдаю со смешком.