Ты – всё
Шрифт:
– Пф-ф, – фыркает Вика. Если не брать в расчет Агу, которая ненавидит всех Нечаевых, то она будет после меня второй, кто Яна на дух не выносит. Мадина, честь и хвала ей, к ублюдку нейтральна. – В то время он поступал так абсолютно со всеми! В нашей группе не осталось ни одной девушки, которую бы Нечаев не использовал!
– Ой, все, Андросова, уймись, – возмущается Мадина. – Если кто-то и имеет право обижаться на Нечая, то только Юния. Она была единственной, кому он реально клялся в любви и обещал жениться. Остальные, и ты в том числе, давали ему на голом энтузиазме, а
– Я не обижаюсь, – выпаливает Вика. – Но он гондон. И точка.
– Ох, – выдает донельзя ошеломленная Алла.
Это заставляет нас с Мадиной рассмеяться.
– Нет, я все равно не могу поверить… – рассусоливает коллега. – Совсем ничего не сказал? За пять лет не написал даже?
– Не-а, – толкаю я намеренно легкомысленно. – Видишь рядом с ним парня в серой рубашке? Это Илья. Его младший брат. Мы как-то столкнулись. Через пару месяцев после того, как Ян уехал. Я не собиралась ничего выяснять. Все и так было понятно. Весь универ гудел, обсуждая то, какая я идиотка, а еще тварь последняя… – голос срывается. Но я заставляю себя собраться. – Долго объяснять, – высекаю резко. – В общем, я увидела этого придурка Илью и зачем-то спросила у него, как чертовы дела у Яна. Он сказал, цитирую: «Все супер. Как обычно. Шпилит шмар пачками. А тебя что конкретно интересует? Вспоминает ли Ян тебя? Ну рассказывал как-то, что тебя трудно было уложить. И что ожидания нихуя не оправдались. Худший трах в его жизни. Соррян за прямоту, зая. Хочешь на обкатку ко мне? Я не против блондинок».
Не знаю, как мне хватает сил выдать эту гнусную речь ровным тоном, якобы меня не задевает ничуть. Вскрываются ведь раны. Дышать невозможно. Сердце бьется на разрыв. И тошнота тут же подтягивается. Невыносимо.
Хорошо, что наш разговор прерывает официантка. Пока она расставляет наши напитки, одна я умудряюсь ей улыбнуться.
Скользнув кончиком пальца по запотевшему бокалу, отражаю настойчивый взгляд Нечаева.
Какого хрена ты пялишься?!
Увы, даже Дайкири неспособен загасить вспыхнувшие внутри меня чувства. Я его так ненавижу, что готова разорвать.
– Хочу замутить с классным парнем, – заявляет Вика после первого коктейля, не прекращая при этом жаловаться на своего бывшего. – Сегодня! Срочно! Иначе разочаруюсь в мужиках, как Юня!
Поймав на себе взгляды девчонок, равнодушно веду обнаженными плечами.
Мне нравится, как с этим движением волнующе красиво качается моя приподнятая и выставленная напоказ грудь. Когда-то стеснялась своего третьего размера, а сейчас горжусь.
И мне абсолютно плевать, кто и что думает о моем отношении к мужчинам.
Я люблю себя. Это главное.
После второго Дайкири иду танцевать. Девчонки подтягиваются. Минуем зажигающих на залитой фиолетовым светом площадке Шатохиных. Не сговариваясь, пытаемся держаться от их компашки подальше. Отрываемся в противоположном углу зала. Не видя никого вокруг, я полностью отдаюсь музыке.
Сцену занимает юная девушка, но, клянусь, она выдает лучшее исполнение «Call outmy name» группы The Weeknd. Прикрываю веки и начинаю чувственно раскачиваться,
– Как мне тебя называть[1]? – бархатный мужской голос проносится по моей влажной шее горячим дыханием.
Не могу сдержать дрожь. Она ощущается сейчас пьянящей, словно я только-только сделала огромный глоток чистейшего алкоголя.
С трудом справившись с грохочущим за ребрами сердцем, заставляю себя медленно открыть глаза.
Ян… Не ошиблась. Он смотрит прямо на нас.
Растягиваю губы в улыбке и, преодолев внутреннее сопротивление, откидываюсь Давиду на грудь.
– Юния, – шепчу прерывисто.
А внутри вдруг становится так же больно, как было тогда, когда увидела Нечаева через одиннадцать месяцев после разлуки. Задыхаюсь в агонии, в то время как должна продолжать улыбаться.
Очень надеюсь, что дежавю будет полным. Хочу, чтобы Ян развернулся и ушел.
Иначе…
Иначе я не выдержу.
Пожалуйста, Господи… Пожалуйста… Пожалуйста!
Молитвы не работают. Нечаев продолжает стоять и смотреть на то, как мы с Давидом танцуем.
[1] В песне есть строчка «Произнеси мое имя, когда я буду нежно целовать тебя».
11
Вижу, слышу и чувствую только его.
Предчувствую неподдающуюся никакому контролю боль, когда глаза увидят, как Нечаев уходит.
Боже мой, столько времени прошло! Но я до сих пор помню сводящий с ума и лишающий какого-либо равновесия дисбаланс в момент, когда разум понимает – все правильно, а сердце, вопреки всему, рвется на куски.
Забываю о Давиде. Теряюсь в моменте. Не в силах выдерживать растущий внутри меня эмоциональный накал, безвольно прикрываю глаза. Признаюсь самой себе, что просто не смогу сейчас смотреть на удаляющуюся спину Нечаева.
Едва погружаюсь в темноту, чувства усиливаются. Но я уже не могу заставить себя выплыть. Мужские руки скользят по телу, касаются нижней части груди, а мне кажется, словно я в болоте тону.
Сердце с каждым сокращением бьет все пронзительнее. Зажигается и тухнет. Между этими двумя состояниями – бездна.
Я отвожу в сторону руку, туда же выставляю из разреза ногу. Следуя за ритмом трека, веду бедром. Выворачиваю ладонь к потолку. Дождавшись, когда по запястью заскользят пальцы Давида, сжимаю свои в кулак и, поймав резкий музыкальный переход, дергаю руку на себя, пока локоть не упирается в талию.
Замираю на миг, понимая, что всем телом дрожу. Плавно качаюсь под музыку, только чтобы разрушить сразившее тело оцепенение.
Вдох через губы. Хватаю ими горячий наэлектризованный воздух. Не смыкая, на миг замираю. Страшусь того, что взорвусь. Медленно усваиваю. Сглатываю, когда понимаю, что во рту слишком много слюны собралось. Взволнованно выдыхаю.
Ладонь Давида устремляется к моему животу. Поглаживая, уходит на сторону и еще ниже смещается. Застывает на голой коже бедра. Меня передергивает. Желудок протестующе сокращается. Тошнота становится невыносимой.