Ты, я и Гийом
Шрифт:
– И что мы будем делать? – лучше бы мне, наверное, было помолчать.
– Придумаем что-нибудь! – Артем старательно, но уже безуспешно, пытался скрыть нарастающую злость.
– Прости, что доставляю тебе столько неудобств. – Мне даже страшно стало – таким суровым и напряженным было выражение его лица.
– Ты здесь ни при чем, – бросил он. – Я сам виноват.
А я-то, дурочка, переживала из-за каких-то там ботиночек и пальто – тут, оказывается, настоящие проблемы. Я, моментально переняв настроение Артема, не на шутку разнервничалась. Понятно, что в Казани я решила бы подобный незамысловатый вопрос за три минуты – слава богу, хватало хороших знакомых, – но чем я могу
В метро мы ехали молча. Я пыталась мысленно приготовиться к официальному знакомству с семьей. Это уже были не шутки – ему ведь придется рассказать им все: откуда я взялась, кто такая, чем занимаюсь, зачем приехала к их сыну. А я вынуждена буду врать, говоря о себе. Не могу же я вот так взять и выложить, кто я на самом деле такая: обманщица, изменщица и самое страшное – замужняя женщина с ребенком. Пока мы брели к его дому по весенним московским дворам, я незаметно стаскивала, не вынимая руки из кармана пальто, обручальное кольцо с безымянного пальца. Оно, как назло, насмерть застряло и никак не желало слезать. Потом все-таки смилостивилось, оставив над суставом предательский красный след.
Подойдя к дому, Артем позвонил еще раз – предупредил маму, что он сейчас придет. И не один, а с приехавшей из Казани девушкой. Я сжалась в комок. Внутри меня все внезапно похолодело. Господи, ну куда же меня несет?!
– Здравствуйте! – Мама Артема была невысокой, пожилой уже женщиной с заметной сединой в коротких волосах. Она приветливо улыбалась, демонстрируя радушие и гостеприимство. Я натянуто и испуганно скалилась в ответ, пытаясь скрыть страх и показать должную радость. – Как доехали?
– Спасибо. Очень хорошо, – язык слушался, слава богу, но с трудом.
– Проходите, проходите. Не стесняйтесь. Я правильно расслышала, вас Яночкой зовут?
– Да, – смущенно кивнула я.
– А меня – Маргарита Михайловна. – Она протянула руку.
– Очень приятно, – пролепетала я в ответ и пожала сухую узкую ладонь.
Мама Артема, как и отец, оказалась ученым – работала в одном из столичных НИИ. То есть вся семья самозабвенно занималась наукой. Хотя можно было бы и так обо всем догадаться – богатством в доме отличалась только библиотека. Все остальное – начиная с мебели, заканчивая предметами обихода и посудой – было невзрачным и старым на вид.
Мне в очередной раз стало обидно и за отечественную науку, и за людей, которые посвятили ей всю жизнь, не получив взамен ничего, кроме редкого и не всякому человеку доступного удовольствия от самого процесса своей необычайно интересной работы. Ну почему профессор, на счету которого не одно открытие, не одно научное достижение, не может позволить себе достойную жизнь? Почему все, что есть в его доме, куплено еще во времена Советского Союза, а с момента начала перестройки оно только ветшает, ломается и гниет. И, несмотря на унизительное пренебрежение со стороны государства, на тяжелое материальное положение, на ненужность своей стране, эти достойные люди продолжают работать на благо ее. А их уже давно превратили в аутсайдеров, ввергли в забытье и нищету.
Артем еще во время самой первой нашей встречи, рассказывая об отце, упомянул забавный, на его взгляд, случай. Однажды профессор стоял у выхода из магазина, ожидая, когда супруга закончит с покупками. Тем временем мимо проходила молодая, хорошо одетая дама. Она оглядела печальным взглядом пожилого мужчину с ног до головы, тяжело вздохнула, сунула руку в карман пальто и протянула ему что-то в зажатой ладони. Автоматически профессор взял то, что протягивала женщина, с недоумением поднес к
Только вот мне было совершенно не по себе от возможности таких «мистификаций», когда почтенных российских ученых запросто принимают на улице за нищих. И понятно теперь, что нечего ждать правительству признания и любви от молодого поколения людей науки. Смешно надеяться, что мы, насмотревшись на отцов наших, не сбежим за границу. Туда, где знания, работоспособность, преданность делу научного поиска способны оценить по достоинству. Непонятно, правда, с чем останется государство российское? Ну, так когда это его по-настоящему волновало!
– Яна, а вы тоже учитесь в аспирантуре? – Маргарита Михайловна завела светский разговор, дождавшись, когда я сниму ботинки, пальто, помою руки и сяду за накрытый к чаю кухонный стол.
– Да, – на более емкий ответ я пока еще была не способна – чувствовала себя не в своей тарелке. Кажется, больше всего на свете сейчас мне хотелось понравиться матери Артема, и из-за этого я нервничала невероятно. Мысленно обозвав себя дурочкой, я усилием воли пресекла необоснованные порывы.
– А какая у вас тема, если не секрет? – продолжала любопытствовать Маргарита Михайловна.
– Я занимаюсь прозой Гийома Аполлинера, – подсознательно следуя примеру собеседницы, перешла я на официальный тон.
– А-а-а. Вильгельм Костровицкий. – Она понимающе кивнула. – Полагаю, вам приходится непросто. В прозе Аполлинера скрывается такое количество подводных течений, что только людям с хорошей эрудицией она становится доступна.
– Вы абсолютно правы! – Никак не думала, что человек, не связанный с литературой, может выдавать такие точные суждения. От неожиданности я даже забыла о глупых страхах и совершенно естественно втянулась в разговор: – Чего мне стоило разобраться со всеми этими персонажами – богами, мифическими существами, героями, бастардами, бестиариями – в его «Гниющем чародее»!
– И не говорите! – Маргарита Михайловна сочувственно на меня взглянула. – Но согласитесь. – Она сделала заговорщическое выражение лица, – в этом есть свое огромное преимущество: вникая в подобные произведения искусства, очень расширяешь собственный кругозор.
Постепенно разговор становился все более оживленным. Аполлинер в очередной раз в моей жизни услужливо сыграл роль сводника и миротворца. Я без умолку рассказывала обо всем, что касалось диссертации, умалчивая, правда, о ее «непристойной» стороне. Какие главы, когда защита, что за цели и задачи. Мне было легко и интересно, Маргарите Михайловне, похоже, тоже. Потом разговор плавно, сам собой, перешел на более опасную тему – моя семья. Кем работает мама – доцент, преподает в университете – замечательно. Кем работает папа – на Казанском авиастроительном, не помню кем – интересно. Есть ли братья или сестры – есть брат, учится в КАИ – очень хорошо. Дальше этого, слава богу, не пошло. Не помню, сколько времени мы провели на кухне, потом заявился мрачный, как туча, Артем и утащил меня в свою комнату. Мне даже стало жаль, что разговор с Маргаритой Михайловной пришлось прервать. А я-то, пока беседовала с ней, уже и сама начала верить в создаваемый образ – умницы-аспирантки, маминой дочки, из приличной и интеллигентной, пусть и провинциальной, семьи.