Тяпкин и Леша
Шрифт:
– Конфету могу.- Тяпкин достал из кармана пальтушки конфеты, развернул одну и протянул Леше. Он понимал, что Леша еще глупый и может съесть конфету прямо с бумажкой. Леша взял конфету обеими руками и, стал быстро есть. Зубы у него были остренькие, как у белки в зоологическом магазине. Тяпкин тоже стал есть конфету.
– Меня мама побила,- пожаловался он.
Леша вздохнул и улыбнулся.
– А меня один раз бил дед Хи-хи. Таким сучком но спине.
– А кто дед Хи-хи?
– Такой один... Противный очень. У него лицо, будто лужа, когда
Леша очень противно вывернул свои симпатичные толстые губы и передразнил деда Хи-хи, как тот хихикает. Тяпкин понимающе хмыкнул и сказал:
– Как Петр Яколич: "Любачка, а где твоя мамачка? Хи-хи!" - Тяпкин помолчал и спросил не сразу, потому что он понимал, что о таких вещах спрашивать неловко: - За что тебя побил этот твой Хи-хи?..
– Лезу везде без спросу. Все хватаю. Леша деликатно не спросил, за что попало Тяпкину, но Тяпкин честно сказал сам:
– А я матери работать не даю. Она все работает, работает...
.- Тяпкин,- спросила я, высунувшись в окно,- ты с кем так громко разговариваешь? И что еще за "матери"?
В окно я увидела только, что бедный Тяпкин сидит ссутулившись, словно старичок, на верхней ступеньке крылечка и что-то бормочет. На меня он посмотрел сердито и ничего не ответил.
– Ты с белочкой разговариваешь?
– предположила я, не увидев никого в саду.
– Ни с какой ни с белочкой...- пробурчал Тяпкин, потом вдруг улыбнулся.- Мам, я уже посидела одна, можно, я пойду к тебе?
– Еще немножко посиди, поговори с белочкой, потом я выйду, и мы пойдем на речку или к Галине Ивановне.
Как ни странно, Тяпкин не стал больше припрашиваться я снова продолжала работу. А на крылечке опять послышалось какое-то бормотание.
– А зачем она работает?
– спросил Леша.- Это твоя матерь?
– Мама,- поправил Тяпкин.- Работает... Надо ей... Она мне, может быть, ребеночка родит. Играть... Живого ребеночка, как у Надьки.
– Я не видел,- сказал Леша и попросил: - А ты дай мне еще чего-нибудь. Я кушать хочу.
– Сахару хочешь?
– Давай.
Тяпкин прошел на кухню, стараясь не очень топать, и долго шарил на столе, пытаясь дотянуться до сахарницы. Толкнул кастрюльку с молоком, молоко сплеснулось, тогда он эту лужу пальцем переправил в свою чашку, взял пять кусков сахару и снова пришел к Леше.
Сахар Леша сгрыз довольно быстро, скоблил его своими белыми зубками, а молоко он пить не мог, потому что край чашки не лез ему в рот. Тогда он нагнулся над чашкой и чуть не свалился в нее. Тяпкин еле удержал его за ботинок.
– Куда ты лезешь!
– сказал ему Тяпкин сердито.
– Я очень молочко люблю,- тихо улыбнулся Леша и присел возле чашки, положив ладошки на свои острые колени.
– Я дам!
– Тяпкин даже привстал - так ему стало стыдно и жалко Лешу.- Я тебе в ладошку давай полью!
Тяпкин стал лить молоко в Лешину широкую сухую ладошку, но пролил мимо, а Леша вдруг встал на коленки и начал пить прямо с пола. Тяпкин никогда не видел, чтобы кто-нибудь
– Вот,- сказал он и виновато улыбнулся.
Тяпкин вылил ему все молоко, что оставалось в кружке, и Леша снова моментально втянул его в себя. Живот у него все равно был круглый и жесткий, не поймешь, наелся он наконец или нет.
– Теперь ты уже не хочешь кушать?
– спросил Тяпкин с надеждой.
– Нет...- неуверенно вздохнул Леша и сел на ступеньке, свесив ноги. Желтые его волосы намокли от молока и прилипли ко лбу.
– Сейчас я тебя причешу,- пообещал Тяпкин и пошел ко мне за расческой. Это было любимое его дело - причесывать кого-нибудь. У всех кукол были долыса вычесаны волосы. Таких кукол, которых можно было хорошо причесывать, тогда еще не умели делать.
– Мам!
– сказал Тяпкин.- Дай мне твою гребенку.
– Зачем тебе?
– удивилась я.- Ты забыла, мы ведь отрезали тебе волосики. А куклам ты давно повыдрала.
– Мне все равно надо.
Я дала, только бы он не приставал ко мне.
Когда Тяпкин с расческой вернулся на крылечко, Леши нигде не было. Только наслежено мокрыми башмачками на всех ступеньках: видно, Леша очень торопился убежать и ступал совсем меленько и часто. Следов тысячу было на ступеньках, но скоро они все высохли. Тяпкин постоял, подождал, позвал тихонько - никто не ответил. Тяпкин слез, заглянул под крыльцо, снова позвал, потом, сделав над собой некоторое усилие, покричал:
– Володь! А Володь! Володька-а-а!
Леша не откликнулся. Конечно, съел все конфеты, напился молока, спросил обо всем-и убежал к другим детям. Тяпкин сел на крылечке и заревел так горько, что я отложила работу, обулась, и мы с ним пошли гулять - к Галине Ивановне.
3
На следующее утро после завтрака, к моему удивлению, Тяпкин довольно быстро пошел в сад. Утро было теплым, потому я разрешила Тяпкину надеть красивое ситцевое платье в горошек, новые сандалии, новые желтые носочки. В этом наряде Тяпкин выглядел довольно нелепо: ни мальчик, ни девочка, и потом, лицо уже загорело, а стриженая голова нет. На мой взгляд, с такой прической гораздо лучше ходить в байковом костюме или хотя бы в трусах.
– Надень панамку,- предложила я.
– А то ты на чучело похожа. Голова от мальчика, а туловище от девочки.
– Не люблю я эту панамку,- огорченно сказал Тяпкин и разгладил ладонью платье на животе.- У меня красивое платье!
– Платье ничего,- согласилась я.- Не пойму только, с чего это ты так вырядилась? Из сада, пожалуйста, никуда не уходи, к Галины Ивановниным ребятишкам пойдем вместе. Я поработаю, и пойдем.
– Не хочу я к этим ребятишкам, они дураки все!
– сказал Тяпкин и ушел.