Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

Злобин Владимир

Но кроме иронии у Злобина есть всегда мысль: он — по— видимому — чужд «глуповатой поэзии», «разрешенной» Пушкиным: недаром он из «племени Мережковского — Гиппиус». И эта мысль ценна, ибо в точном, ясном, внешне непритязательном, но таком ладном, весомом стихе она и одухотворяет его строфы, которые приобретают значительность своей небанальной мудростью. Таковы «Зеркала», «Душа моя, иль ты забыла», «Ее голос», замечательное «Где нет воды, прохлады, сырости», блестяще «сделанный» «Маятник» и особенно тончайшее «Почти не касаясь земли», где поистине ошеломительна в простоте и свежести мысли строка — «Но сердце не хочет ответа». Мысль переполняет страницы сборника, она пугает:

…плоскодонных Звуком вечной глубины

(«Плоскодонные» —

очень хорошая и, кажется, совершенно новая словесная находка.) Но мысль ни на мгновение не устраняет легкости стиха и эмоциональной непосредственности. В стихотворении памяти Мережковских — «Свиданье» — все строфы получают звучание благодаря последнему эпитету «райский» (вот подлинная «магия» поэта):

И те же им звезды являют Свою неземную красу. И так же они отдыхают, Но в райском Булонском лесу.

В мастерских «Акробатах»:

Чудо райского полета — Смертных вечная мечта.

В «Дружноселье» — «загорелые руки твои», «земляника спелая», «луна медовая» — придают ту лирическую непосредственность, которая затрагивает читательское восприятие, так же как строка из «В первый раз» — «На древний Псков сходящая весна».

Несмотря и на «томленье сонное», зовимое любовью, и догадку — «Ты на проклятом месте», у Злобина есть оптимистическая нота надежды, когда:

И на единое мгновение Сольются радость и печаль.

К сожалению, надо признать, что стихотворение «Чудовище» остается непонятным и как бы выпадающим из общей столь человечно-личной поэтической стихии.

Сборник удачно открывает читателям поэта, как-то неслышно скользящего по миру, верного памяти о любви, пытающегося воссоздать лик «неискаженный» и победить даже смерть.

Ни совершенством, ни страданьем. Ни чистотой, ни красотой — Ты победишь ее слияньем — Любви небесной и земной.

Мария Вега. Двуликая муза (О стихах Владимира Злобина) [683]

И он взмахнул мечом, и пал я, рассеченный И раздвоилось все…

(В. Злобин)

Должен ли поэт критиковать поэта? Этот вопрос часто и горячо оспаривается — от собрата по искусству невольно ждут пристрастности, «созвучности» самому себе и т. д. Я отвечаю: безусловно, должен, потому что поэт слышит и видит в стихах ту странную, не называемую, незримую их сущность, которая герметически закрыта для непосвященного, будь у этого непосвященного сколько угодно начитанности, эрудиции, библиотечной пыли на волосах и так называемого sens artistique* [Художественное чутье (фр.).], которым якобы обладают профессиональные критики. Какой поэт точно определит во что, собственно, он посвящен? Только, пожалуй, в тайну «звучания», — Блок старался увидеть на своем столе стеклянную цаплю, и, когда она появлялась, рождался стих, — звучание, и на дне безысходной бетховенской глухоты звучала та музыка, которая переживет и нас, и нашу планету.

683

Мария Вега. Двуликая муза. О стихах Владимира Злобина. Возрождение (Париж). 1958. № 76.

Вега Мария Николаевна (в замуж. Ланг; 1898–1980) — поэтесса, критик. После 1917 г. в эмиграции в Париже. Участница движения французского Сопротивления. В 1975 г. вернулась на родину. Автор шести сборников стихов.

Вот когда вы сами задеты звучаньем-ветром из безымянного

Оттуда, то вы можете считать себя вправе писать о чужих стихах и, даже если написанное покажется читателю неудачным, оно всегда, будет ближе к правде, чем, скажем, те литературные произведения, в которых авторы (чаще авторши!) преподносят нам биографию Чайковского, не будучи сами посвященными ни на одну миллионную долю в тайну его звучания, а следовательно, ни в его психологию, ни в физиологию.

Можно написать тысячу отличных стихотворений, и среди них затеряется одно неуклюжее, хромое, похожее на птенца, не умеющего летать, но это одно и окажется настоящим, и глубоко взволнует, а остальные, по всем достоинствам оцененные критиками, так и останутся для шестого (или девятого, или двадцатого?) чувства поэта — только виртуозной игрой.

Потому-то все те, кто ветром задет, упрямо отстаивают то или иное, свое или чужое стихотворение, про которое «непосвященные» эрудиты «es belles lettres»* [Изящная словесность (фр.).]с уверенностью заявляют, что оно ничего из себя не представляет по сравнению с другими.

Заснул я, и снился мне Томительный сон во сне. Холодная ночь. Неверный, Как будто отравленный свет. Я в низкой пещере… Иль нет, — В таверне. Но вид пещерный. Пещерный он оттого, Что сон мой под Рождество. Над ложем старик склоненный. Безмолвен, смиренно-суров. Рассвет. Ни звезды, ни волхвов. Младенец мертворожденный.

Знает ли сам Злобин, что из всех его стихотворений это — самое насыщенное, самое озаренное отравленным, неверным светом, в котором раздваиваются и сам он, и его жизнь, и лира, которая то лежит, разбитая, –

…И то, что любовь сочетала. Крепка, широка, глубока, Свистящим мечом рассекала Ревнивая чья-то рука. И вот, обречен на безделье, Как пленник, сижу, одинок. Сиянье. Холодная келья. Разбитая лира у ног…

то снова звучит в той же келье:

Я такой хотел бы дом, Одинокую квартиру, Чтобы можно было в нем Хоть в углу поставить лиру. ………………………………. Буду в сумерках бряцать Я на лире…

Раздвоенность во всем. Двойник. Близнец. Бог темный. Бог светлый. Вера. Неверье. Поиски любви и бегство от нее. Реальность и сны, среди которых бродят «два брата акробата»:

Мы два брата акробата, Два взъерошенных чижа. Разделен чертой каната Мир, как молнией ножа. Между знаньем и незнаньем, Невесомые, как дым, По канату с замираньем Мы над пропастью скользим.

Чувствуется ли в этой раздвоенности жажда слияния? Нет! Злобинская муза может быть только двуликой, она живет раздвоением и постоянной тревогой, хочет покоя и тут же радостно себе отвечает:

Нет покоя!..

Зовет любовь и, когда слышит от нее «Я жду», отвечает:

Не пришла, и сердце радо. Никогда не приходи. Высока моя ограда, Бесконечность впереди,