Тяжело быть младшим…
Шрифт:
Проронив последнее слово, я замолчал, уставившись пустым взглядом вдаль и механически крутя на пальце так и не снятый перстень Хранителя. Древняя история… Не думал, что она так заденет меня.
— Это ложь! — ввинтился в воздух выкрик Аматы. — Царицу Ночь убил пресветлый Дариэн, который после совершения этого подвига удалился в скит и, прожив там пять лет, был живым взят на небеса в чертог великого Доргия!
Странно, но рассказ практически изгнал головную боль, так что спорить не захотелось. Я пожал плечами!
— Можешь
Клиричка возмущенно забулькала, но Вангар вдруг тихо поинтересовался:
— Но… Если твой предок убил Царицу Ночь, то как вы, темные, можете взывать к ее силе? Почему вы вообще способны управлять Тьмой?
Гм… Им что, Шамит, пока я адептов в капусту рубил, рассказывал, почему темные маги являются темными? Он что, повторял мой диалог в пещере? Гм… Не ожидал такого от рыжика. Честно, не ожидал.
— Почему? По кочану и по капусте! — хмыкнул я. Сколько мне было тогда? Лет восемь?
— Пап, ну все-таки! — затеребила отца за рукав Марика. — Если все это правда, то как ты можешь колдовать?!
Отец тяжело вздохнул, присаживаясь на невысокую табуреточку:
— Ладно, расскажу. После гибели в нашем Мире, Линс'Шергашхт спит за Гранью Миров, скованная цепью. Ваш пра-пра-пра… ну, в общем, далекий дедушка получил доступ к ее силе. Это как тоненький ручеек, по которому струится магия Тьмы. Линс'Шергашхт спит, но сон ее чуток, и любое оскорбление, любое вскользь брошенное слово, может послужить толчком к ее пробуждению. Именно поэтому, находясь во Тьме, надо быть предельно вежливым. Малейшая грубость — и Тьма вновь воцарится на этих землях.
— А может, — тихо протянул «умненький-благоразумненький» Теренс, — стоит отказаться от магии? Чтоб ее не разбудить?
Я как раз завязывал узелком тоненькую, струящуюся между пальцами алую молнию (нет, ну это ж так здорово: складываешь пальцы вот так, легкий толчок энергии и…), а потому аж поперхнулся от таких заявлений. Молния, зло зашипев, соскользнула с рук, ринулась к Тери и попала ему… пониже спины. Брат аж подскочил на месте и зло оглянулся на меня. Я ответил ему невинным взглядом. Я нечаянно! Честно. Нет, но отказаться от магии… К счастью, папа оказался умнее Тери.
— Это невозможно, — покачал он головой. — Стоит только на миг показать свою слабость — и в эту щель ударят светлые. А они боятся, что мы можем поступить так же, и потому не откажутся от своей магии. Это с одной стороны. А с другой… Тьма — не только за Гранью Миров. Любая душа — поле битвы Тьмы и Света, Добра и Зла… У Властелинов это видно наиболее отчетливо. Посвящение не только и даже не столько дает возможность перевоплощаться — это возможно и до проведения обряда, — а позволяет контролировать Тьму, что живет в тебе. И пытается вырваться лет, обычно, в девятнадцать…
— Аргал! — закричала мама из дальнего края оранжереи. — Прекрати забивать детям голову всякими ужасами! Они от этого плохо едят!
Уже поднимаясь на ноги, отец едва слышно и очень горько обронил:
— Клещ. Крохотный
Слова, оброненные вскользь, каленым железом отпечатались в памяти. Я тихо повторил их про себя. Надо, наверное, взглянуть правде в глаза. Убегая из Кардмора, я пытался не только избежать вечного сюсюканья, но и… ответственности? Да, похоже на то… А события последних дней заставили вновь вспомнить, кто я.
Лука седла уже скоро будет являться мне в снах, до такой степени я изучил ее взглядом, когда…
— Стойте! — неожиданно выкрикнула эльфийка.
Я, вскинув голову, резко натянул поводья. Что за?.. Команда, удивленная не меньше меня, уставилась на эльфийку.
— В чем дело?! — потянулся к мечу Вангар.
— Нельзя идти дальше! — напряженно бросила Аэлиниэль.
— Почему?
— Здесь повсюду разлита такая тоска… Боль — она… она смешана с ненавистью…
В глазах Торма, не прекращавшего обниматься со своим «артехвактом», было ясно видно сочувствие. Мол, бедная, несчастная, адепты, похоже, по голове слишком сильно настучали.
Эльфийка, словно почувствовав эту жалость, одарила молчаливого гнома хлестким взглядом, а потом резко повернулась ко мне.
— Диран, неужели даже ты ничего не чувствуешь? — В ее голосе чуть ли не слезы звучали… А я-то здесь при чем? — Диран, ну неужели?! Кристаниэль ведь не стала Стражем лишь потому, что уехала из Дубравы!
Как-кая Кристаниэль?! Мама?
Я так и замер с открытым ртом, переваривая услышанное. Мама — Страж?!
Эльфийка умоляюще смотрела на меня (Шамит ревниво дернулся).
— А… что я должен чувствовать? — внезапно осипшим голосом поинтересовался я.
— Тоска. Боль. Печаль. Злоба. Отчаяние. Они переплетены с ненавистью… Сильной, настолько сильной, что обволакивает, тянет вниз, давит…
На последнем слове Страж резко обмотала поводья вокруг передней части седла. Лук с наложенной на тетиву стрелой сам появился в ее руках.
Команда словно дожидалась этого. Блеснул в солнечном свете меч-бастард в руке Вангара. Шамит легкой тенью соскользнул на землю, одновременно вытягивая из сапога стилет. Растаявшее золото затопило радужку… Гном, мгновенно засунув обмотанный тряпкой «артехвакт» в расстегнутую суму, обеими руками вцепился в лежащую поперек седла секиру. Тайма медленно потянула стрелу из колчана, а в руках Аматы зазмеились золотые молнии «Небесного Огня».
Вот не понимаю я! Если они так шустро к бою готовятся, почему их постоянно то рабовладельцы, то гоблины ловят?
Съехидничать по этому поводу я не успел. Может, тут сказалась усталость, свинцовым шариком катающаяся по мышцам, или отозвалась головная боль, но… та самая тоска, та печаль, о которой говорила Аэлиниэль, вдруг накрыла меня, словно тяжелым одеялом. Я почувствовал, как она пеленой обволакивает, сжимает, тащит куда-то вглубь… Резко мотнул головой, отбрасывая это странное чувство, и замер, вцепившись в поводья, хватая ртом ставший вдруг таким необходимым воздух…