Тяжелое испытание для прынцев

Ларина Екатерина

Тяжелое испытание для прынцев

Пять мрачных, задумчивых мужчин устремились к местам, указанным в таинственных письмах, переданных магическими посланниками. Черные птицы, принесшие свитки, рассыпались пеплом. Но даже это не смогло вызвать больший ужас, чем сами письма с горящими пламенем письменами. Сейчас эти свитки были у спешащих к месту встречи мужчин. Это был их пропуск в мир, где томятся в страшном плену Темного Властелина их невесты и жены.

Каждый - в своем мире. У каждого своя боль и своя любовь, ведущие их.

В общем, примерно так все и было. Но эта история началась гораздо раньше, чем семь (вовсе не пять, стоит заметить) мужчин тронулись в путь.

Итак...

В черном-пречерном лесу есть черная-пречерная гора.

На черной-пречерной горе стоит черный пречерный дом.

В черном-пречерном доме черные-пречерные ступеньки.

Черные-пречерные ступеньки ведут к черной-пречерной двери.

За черной-пречерной дверью стоит черный-пречерный стол.

На черном-пречерном столе....

Детская страшилка.

Где-то на просторах магического чата. За год и два месяца по общему времяисчислению до описываемых событий.

Ана: Привет всем...

Ди: Ведьмуль! Как я рада тебе.

Лэ: Ты куда, поганка, пропала?! Я ей пишу, пишу...

Мэл: Говори сразу, что случилось!

Ана: Девочки, представляете, этот гад все таки смылся!

Ди: Убить.

Лэ: Нет, долго пытать

Лю: А кто смылся?

Ди: Лю, ты как всегда...

Мэл: Куда и когда?

Ана: Сегодня утром обнаружила. А куда... В мире его нет.

Ина: Записку хоть оставил?

Ана: Оставил. Свободы ему, видишь ли, захотелось... Так ему мало было.

Хором: Вот ******.

Ана: И я про тоже. Только мне-то что делать?! *рыдающий смайлик*.

Хором: ********

Ана: Его найти сначала надо. И он после этого не выживет, а я ж его, поганца, люблю...

Наши дни.

Мир Клээнси. Молодой, красивый мужчина не спеша ехал по тракту. Сразу было видно, что он из знатных. И богатые одежды, и серебристый конь из мира Флэ, что порой стоили дороже фамильных замков (хотя замки, к слову сказать, бываю разные; в ином и нищим зазорно селиться), и два телохранителя сзади. Сразу видно - господин путешествует инкогнито. Иначе и карета с фамильным гербом была бы, и охраны со свитой человек двадцать. А так и тайну соблюли, и всем желающим поживиться сообщили - тронешь, неприятностей не оберешься.

Казалось, он никуда не спешит. Просто дома не сиделось. Потянуло на приключения. Леса, поля, селяночки, опять же. Таких же в их замках не встретишь. На высокородных посмотришь, так в руки взять боишься. Небось, переломятся.

Но дело у него было. Только вот желание его исполнять отсутствовало напрочь. Долг... А еще больше, угроза от сильного соседа.

И вот это нежелание ехать и побудило

остановится, когда на лугу он увидел молодого темноволосого парня, занятого каким-то странным делом. Мужчина спешился и махнул рукой охранникам, приказывая им оставаться на месте. Перед парнем стоял огромный прямоугольный кусок белого непоймичего на деревянных ножках. Что находится на этом куске, мужчина видеть не мог, так как и парень, и белый прямоугольник стояли к нему боком. Но незнакомец с палочками в руках в каком-то экстазе то приближался к прямоугольнику и водил по нему палками, то отдалялся и задумчиво смотрел. Мужчина глупцом не был и догадался, что парень рисует. Правда ему ни разу не приходилось видеть, как рисуют на природе. Да и зачем? Вот портреты - другое дело. Во всяком уважающем себя семействе имелись портреты домочадцев. Сейчас же перед художником был лишь зеленый луг с пасущимися на нем овцами и коровами, да спящий у кустов пастух.

Мужчина подошел и заглянул ничего не замечающему художнику через плечо. Сказать, что увиденное удивило - это всё равно, что промолчать. Изображение на холсте не удивляло, оно вселяло ужас, хотелось сбежать и укрыться где-нибудь глубоко под землей.

На красно-бордовом фоне с коричневыми хаотично разбросанными полосами были изображены странные угловатые монстры самых разнообразных расцветок. У одних торчали рога, у других страшные зубы, третьи радовали глаз вывалившимися внутренностями, четвертые могли похвастаться всем вышеперечисленным. В углу же картины притаился ядовито-зеленый монстр с двумя головами и раскрытым в крике ртом.

– Что это?
– севшим голосом поинтересовался мужчина.

Парень чуть глянул назад и продолжил наносить мазки краски на картину.

– Разве вы не видите, это пастух пасет свое стадо.

– Стадо и пастуха я вижу, а на картине что?

Художник всё же обернулся и с видом измученного гения принялся объяснять:

– Неужели вы не видите, на картине изображено именно это стадо, - он ткнул в группу чудищ на картине, - и этот пастух.

– А почему они.... такие треугольные, а у пастуха две головы?

– Я их такими вижу, - и снисходительный взгляд.

– И трава ...

– Её я тоже вижу такой.

– То есть трава красная?

– Почему красная?
– художник смотрел на него как на маленького ребенка, спросившего очевидную глупость.
– Трава зеленая.

– Значит, это зеленый?
– мужчина ткнул в особо неприятное на вид пятно, напоминающее раздавленного человека.

– Это - красный.

– Но трава же зеленая!
– он уже ничего не понимал.

– Да, но это красный.

– Но почему?!

– Я же сказал. Я её такой вижу.

– То есть ты знаешь, что трава зеленая, но видишь ты её красной?

– О, боже. Еще один критик...
– художник поморщился и, отвернувшись, стал протирать и укладывать в чемоданчик кисти.

Мужчина посмотрел на это действо, посмотрел на картину, на овечек, и неожиданно для себя выдал: