Тяжелые бои на Восточном фронте. Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии. 1939—1945
Шрифт:
Затем инструкторы проверили у нас ногти, обувь, внимательно осмотрели лица, чтобы на них не было и следов запрещенной щетины, проверили, достаточно ли коротко мы подстрижены и содержим ли в чистоте носовые платки. Они открыли наши ранцы, чтобы проверить принадлежности для умывания, зубные щетки и прочие вещи, которые нам понадобятся на действительной службе. Наконец, офицер объявил нам пароль на текущий день.
В течение последующих нескольких недель проводились бесконечные тренировки и учения, после чего нашу роту объединили еще с одной и сформировали 5.Wachbataillon Berlin – подразделение для несения караульной службы внутри города и за его пределами. Жизнь новобранца пришлась мне по душе, и должен признать, что последующие месяцы стали одними
Четыре раза я стоял часовым на южном конце Лихтерфельде, неподалеку от транспортных мастерских и от клетки, в которой жил бурый медведь. Этот зверь был подарком «Лейбштандарту» во время недавней кампании в Греции, и за ним было иногда забавно наблюдать. В другом случае я нес службу в штаб-квартире группенфю-рера СС Лео фон Йены, очень высокопоставленного и награжденного многочисленными медалями и орденами офицера, весьма типичного представителя плеяды ветеранов Первой мировой войны. Когда звонили в дверной звонок, я открывал дверь и проверял документы каждого посетителя, внося их фамилии в журнал – даже если бы это был лично фон Йена. Таковы были инструкции, и я выполнил их все без исключения. Лишь дважды расписание моих дежурств предусматривало несение караульной службы в садах рейхсканцелярии.
На 500-метровой асфальтированной полосе за казармами, известной среди новобранцев как Платфусс-аллее, проводились учения по строевой подготовке, зачастую длящиеся по нескольку часов.
– Смотреть вперед. Оружие на плечо. Марш!
И мы маршировали до тех пор, пока все команды не вошли к нам в подсознание и мы не научились выполнять их автоматически. Затем унтер-офицер громко рявкал: «Смирно!» – и мы должны были вытягивать носки ног как можно выше и переходить на торжественный марш (обычно это называлось «строевым шагом»). Наших инструкторов сопровождали музыканты полкового оркестра, которые играли Баденвейлерский марш, выбранный самим фюрером в качестве главной мелодии для «Лейбштандарта». Публично ее исполняли лишь тогда, когда он пребывал в своей берлинской резиденции.
Если кто-нибудь из нас показывал неудовлетворительные результаты, то ему назначали дополнительные «уроки». Припоминаю, как один из новобранцев не мог держать голову под правильным углом. Тогда унтер-офицер взял шнурок и привязал к уху бедняги кусок кирпича, который тот носил, пока не преодолел свой недостаток.
По вечерам, если оставалось свободное время, мы могли пойти в одну из двух столовых при казармах, где можно было купить кое-что для личного потребления – например, зубную пасту, лезвия или те же булочки. Как и многие из моих товарищей, я купил себе кепку и сразу же удалил из нее шнур, чтобы придать ей более небрежный вид. Можно было купить и пиво, и если к нам приходили посетители, то мы могли бы взять их с собой в столовую и угостить пивом. Мой брат Хорст, который был уже унтер-офицером в люфтваффе, обычно сопровождал меня до казармы. Здесь также был кинотеатр, оборудованный в длинном, узком помещении на первом этаже главного здания. Кинозал вмещал несколько сот человек, и здесь показывали все последние фильмы, включая фильм «Штуки» (пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87»), в котором мелодия из «Гибели богов» Рихарда Вагнера наполняет новыми эмоциями пресыщенного молодого пилота, и тот вновь готов рисковать жизнью ради будущего родины. Хотя картина содержала захватывающие сцены воздушных боев, ее главный посыл был очевиден: мы тоже должны продемонстрировать такой же дух самопожертвования, как и молодой герой.
Я был среди первых новобранцев, кому предоставили увольнительные. Это все благодаря моему брату, который однажды в воскресенье явился к нам в казармы со своей новой невестой. В медпункте он попросил дежурного унтер-офицера выдать мне пропуск, и я получил возможность провести несколько часов за пределами казарм. Разрешение было выдано, он подписал бумагу, заявив, что несет ответственность за мое возвращение к указанному времени. Мы
Мы прошли между огромными каменными барельефами обнаженных мужчины и женщины по обе стороны от двойных деревянных дверей, ведущих в плавательный бассейн при казармах на Лихтерфельде. Внутри инструктор выдал нам плавательные шорты.
– Надевайте – через пять минут будете нырять, – сказал он.
И здесь наконец дали о себе знать те долгие часы, которые я, будучи школьником, потратил на то, что просто стоял и дрожал от холода у бассейна, в то время как мои одноклассники с удовольствием плавали. Из-за операции по поводу аппендицита я так и не научился плавать…
В дальнем конце бассейна нас с планшетом в руках поджидал обершарфюрер, очень крупный и высокий мужчина с суровым и светлым лицом.
– Внимательно наблюдайте за инструктором, – приказал обершарфюрер. – Ничего сложного – просто повторяйте его движения.
Инструктор быстро взобрался на вершину 10-метровой вышки. Он замер на мгновение на краю самой высокой платформы, а потом спрыгнул ногами вниз. Он нырнул в воду всего в нескольких метрах от меня. Через несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, он вынырнул на поверхность и подплыл к боковой лестнице.
– Постройтесь у основания вышки, – скомандовал обершарфюрер. – Если кто-то из вас не умеет плавать, не волнуйтесь. Инструктор вытащит вас, если что.
Если что… Мое сердце ускоренно забилось. Я не любил воду, а высоту – и того меньше. Присутствие инструктора не слишком меня успокаивало.
Обершарфюрер заглянул в свой планшет.
– Бартман, вы первый.
Ухватившись за перила, я начал подниматься вверх по ступеням, уверенный, что вышка качается под моими ногами. Оказавшись наверху, я неохотно отпустил перила и подошел к краю пропасти. Далеко внизу отраженный свет из высоких окон в дальнем конце бассейна весело играл на поверхности воды. Колебание, даже секундное, означало бы мгновенное увольнение с военной службы в ваффен СС. Я глубоко вздохнул, задержав воздух в легких твердо сжатыми губами, и ступил в неведомое…
Порыв воздуха… потом давление воды на барабанные перепонки… Кожа покрылась крошечными пузырьками. Когда я открыл глаза, все вокруг показалось размытым, погруженным в молочный голубой свет. Стояла тишина. Мои руки инстинктивно забились, закрутились, проталкивая меня наверх с мучительной медлительностью. Наконец легкие потребовали новой порции воздуха, и я триумфально выдохнул, когда моя голова оказалась на поверхности воды!
Оружием новобранцев «Лейбштандарта» на период обучения стал пистолет Лютера Р08 («Парабеллум»). Он удобно размещался в кобуре и в качестве личного огнестрельного оружия был весьма сносным, хотя и мог заклинить, если в механизм попадали грязь или песок. Отвлекшись от обычной рутины, инструктор показал нам это оружие в казарме.
– Теперь слушайте внимательно, – сказал он. – На стрельбище я каждому выдам по пять патронов. Вставьте их в магазин и считайте, когда будете стрелять, – предупредил инструктор серьезным тоном.
После обеда мы взяли пистолеты и отправились в приказарменный тир, где стреляли в мишени с расстояния 25 метров. Сначала все мои выстрелы прошли мимо, но вскоре я значительно улучшил результаты.
Когда практическая стрельба была закончена, инструктор собрал нас вместе.
– Прежде чем вернетесь в казармы, чтобы почистить оружие, должен вас предупредить, что пистолет Р08 несколько отличается от других. Когда ствол отделяется от рукояти, высвобождается небольшая пружинка, которая при нажатии отпускает затвор. Если в пороховой камере остался патрон – а такое вполне может произойти, если вы не потрудились сосчитать число выстрелов, – затвор ударит по патрону.